– Дай нам снять покрывало.
– Нет.
Мне не следовало уступать ей по поводу этой скульптуры. Место ей было в углу моей фермы, чтобы больше ее никто не видел. Я уступил лишь потому, что Эмери была права. Ма будет на торжественном открытии.
Какого хрена я стал бы ее разочаровывать, если в этом не было необходимости?
– Хорошо, – Эмери положила пакет на столешницу, – я сыта. Думаю, спущусь в вестибюль выяснить, достаточно ли нейтральны неоново-розовые ковры, чтобы сочетаться с твоим укрытым тканью монструозным центральным элементом.
– В пакете записка, – я подошел к столешнице с ее стороны, – может, мне стоит выбросить ее?
Ее рука метнулась, схватив пакет. Я улыбнулся, замаскировав улыбку усмешкой. Она жаждала моих слов точно так же, как я жаждал тех, что были написаны у нее на футболках. Я не знал, как это случилось, но кто станет винить меня?
Эта девушка была похожа на словарь. Черные, как тушь, волосы, бледная кожа. Редкие слова на груди. Я хотел наслаждаться ею, запоминать ее слова, загибать любимые страницы.
Вместо этого я развернулся, подошел к своему столу и сел.
– Мы закончили?
– Центральный элемент…
– Останется скрытым. – Я открыл свой ноут. – Если это все…
Ее взгляд нашел обгоревшую кожу на краю моего стола. Она склонила голову набок и провела пальцем по корешку. Мой пульс едва не заставил меня задохнуться. Я подумал о том, чтобы схватить гроссбух и сунуть его в ящик стола.
Я оставил его на виду, потому что, как и моя татуировка «искупление», он помогал мне никогда не забывать о возмездии. Делайла знала, что трогать его нельзя, но Эмери, очевидно, не была Делайлой. У нее не было понятия о границах. Только она и мир, который, в ее представлении, принадлежал всем в равной степени, что, очевидно, подразумевало, что все мое принадлежало также и ей.
Она опустила руку, глядя невозмутимо.
– Похоже на записную книжку Вирджинии, только, хм, сгоревшую.
– Что?
Теперь все мое внимание было сосредоточено на ней.
– Записная книжка. – Она кивнула на нее подбородком. – У Вирджинии была точно такая же. Похожая. Та же форма и размер, но у нее был логотип в форме короны на обложке, и она была не такая… обгорелая. Как и у тебя, кожаная обложка в форме конверта, чтобы защитить блокнот от огня, воды и грязи.
Я вспомнил, что именно так и выглядел этот гроссбух перед тем, как я бросил его в камин Уинтропов, едва успев выхватить его оттуда вовремя.
Выделанная кожа была устойчива к огню и высоким температурам, так что обложка защитила большую часть внутренних страниц. Однако внешне гроссбух выглядел обугленным и неузнаваемым. Очевидное доказательство того, что я пытался сжечь улики, что было чертовски незаконно, почему я так и не передал его ни ФБР, ни Комиссии.
Я думал, что смогу справиться с этим сам.
Я ошибся.
И папа умер.
Эмери продолжала, ничего не замечая:
– Она брала эту записную книжку в библиотеку перед сном, была одержима ею. А потом вдруг потеряла ее и просто взбесилась.
– Это была записная книжка твоей матери? – уточнил я, потому что. Что. За. Черт?
Я нашел ее в кабинете Гидеона после того, как подслушал разговор о финансах компании. Бальтазар даже сказал: «До тех пор, пока нет доказательств хищения»…
Мой взгляд метнулся к окну, чтобы убедиться: летающих свиней там нет. Мойщик окон, стоя в люльке, качал головой в такт музыке. В руках он держал тряпку и скребок.
Он кивнул мне подбородком, как будто спрашивая: «Что стряслось?»
Просто мой разум взорвался. Не на что смотреть, но к концу твоей смены тебе придется стереть с окна пару кусочков мозга.
– У твоей матери была такая же записная книжка, как эта? – повторил я, зная, что это меняет все.
Мать его. Все.
– Да. – Эмери слегка улыбнулась. – Тебе нужны ватные палочки? Думаю, смогу найти пару. – Она втянула нижнюю губу, не спеша пожевав ее. – Когда Вирджиния потеряла ее, она разнесла дом, чтобы ее найти. Она смотрела с такой яростью и паникой, я предполагала, что она записывает там свои интрижки. У них с папой все уже было кончено. Их брак был браком по залету после того, как она забеременела мной.
Ее взгляд вернулся к гроссбуху, и она продолжила:
– Она была убеждена, что записную книжку украл кто-то из слуг. Хотела уволить всех, включая твоих родителей. Назвала это «зачисткой». Папа убедил ее не делать этого. Сказал, что она может завести новую записную книжку. Он всегда был такой хороший.
Мой фундамент покачнулся.
Все, что казалось мне истиной, трансформировалось. Я стоял на обрыве в середине оползня. Единственный путь был вниз.
Глава 40Эмери
Мы с Идой Мари уставились на картину, склонив головы и пытаясь понять, устремляется ли v-образная форма к странно очерченному члену или это набедренная повязка телесного цвета.
Как только куратор сказала мне, что Торжествующий Сизиф все еще в продаже, я подала запрос, чтобы его немедленно зарезервировали.
Доказательство того, что Нэш Прескотт в Северной Каролине стал именем нарицательным.
– Ты одинока?
Вопрос Иды Мари потряс меня. Ее даже не должно было быть тут. Никого не должно было быть, но Шантилья превратила это в экскурсию, как только услышала мой разговор с куратором.
– Что? – Я отвела взгляд от набедренной повязки в форме пениса или пениса в форме набедренной повязки и посмотрела в оленьи глаза Иды Мари. – Почему ты спрашиваешь?
– Мы работаем вместе уже, кажется, два месяца? Я никогда не слышала, чтобы ты говорила о ком-то. Ни о семье. Ни о друзьях. Ни о парне.
– Ничего себе, спасибо.
Мое внимание переключилось на Нэша. Куратор заискивала перед ним, выставляя множество картин и скульптур, на которые ему, очевидно, было плевать. На его лице было то же хмурое выражение, что и обычно. Такое лицо корчат, когда наступают в собачье дерьмо.
Шантилья следовала за ним по пятам, ее губы двигались со скоростью «Формулы-1». Две сотрудницы галереи стояли на краю овальной комнаты, уставившись на Нэша.
Я ненавидела этот взгляд.
Девочки смотрели так, когда их возбуждали плохие мальчики.
Теперь они смотрели так, потому что их возбуждали его деньги.
Может быть, его привлекательность сыграла свою роль, но я готова была спорить, внешность никогда не была для него чем-то важным, потому что никто не понимал его, кроме него самого.
– Я не хотела тебя обидеть. – Ида Мари улыбнулась. – Я просто имею в виду, что остальные тут прыгают со стройки на стройку. Это часть нашей работы. Мы все знаем, как адаптироваться, знакомиться с новыми людьми и жить социально активно, несмотря ни на что. Я просто беспокоюсь, что у тебя проблемы с адаптацией, тебе все это ново.
– Я в порядке. – Я заправила прядь волос за ухо, решив, что на картине – пенис в форме набедренной повязки. – Честное слово, в порядке. Спасибо.
– Все думают, что вы с Нэшем спите, – выпалила она.
Я застыла. Как будто это было признаком вины.
– Что?
– Да… – О на смотрела в сторону, притворяясь, будто сосредоточена на картине, но я знала, что занимаю все ее внимание.
– Они, и под «они» я подразумеваю Шантилью, просили тебя спросить у меня?
– Да, но я не скажу им то, что ты мне скажешь. – Она коснулась моего локтя раньше, чем я успела отдернуть руку. – Обещаю.
– Да все нормально, потому что я с ним не сплю.
– Ты никогда не спала с ним?
– Ида Мари, могу тебя заверить, что в последние несколько месяцев, что мы знакомы с тобой, у меня не было секса с Нэшем Прескоттом.
Видите? Я не вру. Хорошая работа, Эмери.
– Итак… ты одна?
– О боже. – Я подняла глаза к потолку, желая увидеть там беззвездное небо, чтобы было на кого наорать. – Нет. Мне не нужен член, чтобы не чувствовать себя одинокой.
Я не была против случайного секса. Просто он не был мне нужен. Бен составлял мне компанию ночью, а в последнее время Нэш… развлекал меня днем.
Не сексуально.
Но ментально.
Эмоционально.
Он каждый день готовил мне обед и оставлял записки, как когда-то. Иногда я съедала обеды в его офисе. Он наблюдал, как я читаю записки. Я притворялась, будто кидаю их в пакет, но на самом деле я клала их в карман, когда он не видел, и складывала в свою коробку в гардеробной.
Я повторяла себе, что именно из-за ланчей я пришла в эту галерею, чтобы провести Нэша к Торжествующему, а не Поверженному Сизифу.
Я возвращала долг.
И это все.
– Ты уверена? Могу устроить тебе свидание с парой своих друзей, – предложила Ида Мари.
Тень нависла над нами.
Я сосредоточилась на члене в форме набедренной повязки.
– Мы тут чтобы работать, а не общаться, а его член похож на ухо Роско.
Голос Нэша раздался в воздухе, и я почувствовала, что плыву и тону одновременно. Гравитации, как оказалось, не существовало. Только не когда Нэш бродил по этой земле.
– Эм. – Ида Мари обвела взглядом комнату, пытаясь обмануть двух лжецов. – Шантилья зовет меня. Мне пора.
Я повернулась спиной к картине, которая действительно напоминала ухо Роско.
– Тебя не беспокоит то, что все считают, будто мы спим?
– Нет.
Он не казался удивленным. Я ждала, что он продолжит. Он вскинул бровь.
– Что?
– Ничего. Забудь. Ты невозможен. – Я застегнула худи, пока не скрыла свою «ваби-саби» футболку. – Давай покончим с этим. Скульптура находится в частной галерее.
Куратор открыла для нас отдельный смотровой зал, предложив шампанское и эксклюзивную экскурсию. Нэш отказался вежливым:
– Не нужна нам экскурсия, твою мать.
Ее голова откинулась назад, челюсть отвисла.
– Если подумать, недавно она называла тебя «святым покровителем Северной Каролины», – сказала я, как только она оставила нас вдвоем.
Я бы посочувствовала ей, но:
А. Она смотрела так, будто Нэш был банковским чеком.
Б. Когда она получит огромный чек от этой продажи, я уверена, свои раны она будет зализывать во время пляжного отдыха на Гавайях.