Это не было даже поведением пьяной девицы.
Но это выглядело немного жалко и гораздо более мило, чем мне хотелось признать, – почти достаточно, чтобы заставить меня оторвать свою задницу от сиденья и «зажечь» с ней.
Я не стал этого делать.
Я смотрел, ожидая, когда она протрезвеет.
Она кружилась по кругу. Вода стекала по ее белой футболке. Без бюстгальтера я видел твердые соски. Я мог бы засосать один из этих сосков, прямо над буквой «Г» в слове «тигр». Но она была пьяна, а я был из тех придурков, которые скорее разорвут тебя в клочья, чем воспользуются подобным в своих интересах.
Она смеялась, единственный источник тепла в этом проклятом дожде. Даже в беззвездную ночь она напоминала мне солнце. Такая, мать ее, теплая внутри и снаружи. И я действительно понятия не имел, откуда взялась эта девушка.
Как она умудрялась снова и снова прокладывать путь в мою жизнь. Какой смысл был ей появляться повсюду? Заполнять каждую трещинку во вселенной?
– Смотри! – Она вскинула руки над головой. – Красивая ночь. Без звезд. Ты хотя бы посмотришь?
– Нет.
Вместо этого я смотрел на нее, наблюдая, как она запрокидывает руки, крутясь. Потянувшись в центр консоли, я сунул в уголок рта конфискованный косячок, жалея, что не могу его прикурить и заменить одну аддиктивную привязанность другой.
К черту этот дождь.
Мой взгляд упал на ее соски.
С другой стороны, я не ненавидел дождь.
Я поигрывал с косяком и смотрел на Эмери. По сравнению с другими психическими расстройствами это выглядело мило. Она постоянно улыбалась, что было чудом, учитывая то, что, когда дело касалось танцев, у нее совершенно отсутствовала грация.
Ее конечности были слишком длинными для этого. Они мешали ей, когда она кружилась и качалась, из-под футболки выглядывали двухмильные ноги. Какой бы чертовски совершенной она ни была, она не казалась фантазией, поскольку ни один разум на этой земле не мог вообразить подобного.
Эмери поймала мой взгляд.
– Думаешь обо мне?
– Если ты еще не поняла, я всегда думаю о тебе, и мне это нравится так же, как просыпаться по утрам от того, что Роско лижет мое лицо, но это так.
– Думаешь, это похоть? – Проницательный взгляд изучал меня в ожидании ответа на вопрос, который мы всегда обходили стороной.
– Знаешь, что я скажу… Задай это вопрос, когда протрезвеешь, и я отвечу.
Нулевой шанс, что она вспомнит хоть что-то из этого завтра. Эмери не ответила. Она продолжила танцевать, Она продолжила танцевать, одаривая меня улыбкой, которая наводила на мысль, что она знает что-то, чего не знаю я. Дерзкой, но одновременно какой-то милой. Наркотик, вызывающий слишком сильную зависимость, чтобы торговать им.
Я сидел в своей промокшей машине за шестьсот сорок восемь тысяч долларов и жевал размокший косяк. Ее губы бормотали столько слов, что я не мог за ними угнаться, а даже если бы и смог, был уверен, что большинства из них не существовало ни в одном нормальном словаре, кроме ходячего словаря, кружащегося под проливным дождем.
– Твою мать! – Эмери нырнула внезапно на пассажирское сиденье, перевалившись через дверь, пока ее ноги не поднялись в воздух, а голова не опустилась куда-то на уровень пола.
Я отложил косяк.
– Если это – жечь, я в этом не участвую.
– Заткнись. Я спасаю его.
– Спасаешь что?
– Открой багажник и помоги мне подняться.
– Скажи, что ты спасаешь.
– Прошу, Нэш… Просто сделай это.
– Дерьмовое шоу, – пробормотал я, но открыл багажник, открыл дверь, прошел по грязи, обнял ее за талию и прижал к себе, пока нас не разделила только насквозь промокшая одежда.
На груди она баюкала коробку, которую забрала из своей комнаты. Это была жестяная коробка, водонепроницаемая по своей природе, что она и так поняла бы, если бы не чокнулась.
Любопытство терзало меня. Так и подмывало спросить, почему она хранила записки, но я отнес ее к багажнику и поставил там.
Я хотел раскрыть ее разум, как книгу, и читать его, но черт меня подери, если это станет любимым моим чтением.
Я одержим.
Когда мне нравилась книга, я перечитывал ее. Читал снова и снова, пока страницы не начинали выпадать, пока я не начинал предугадывать слова до того, как прочту их, пока они не погружались в меня, вплавляясь в кости так, как никогда не могли книги, которые я читал только раз.
Я не мог погрузиться в ее разум.
От него разило моим падением.
Эмери использовала одну из моих спортивных футболок, чтобы стереть воду с крышки, прежде чем сунуть коробку в угол вместе с грудой моих футболок, прикрыв ее для надежности. Закрыв багажник, она уселась на него.
– Что у тебя за барьер? – Она смахнула мокрые волосы, налипшие на щеки. – Что не дает тебе сдаться? Я не говорю просто о сексе. Я знаю, если я скажу, что думаю о тебе внутри меня и без презика, – твою мать, – ты мне это дашь. Но что, если мне нравится, кто ты есть, и я хочу большего?
– Ты не знаешь, кто я есть.
– Я знаю, – возразила она. – Больше, чем тебе кажется, и это сводит меня с ума. – Ее лодыжка зацепила мою ногу. – Это разница в возрасте? Рид? Тот факт, что я – Уинтроп? Потому что я считаю, это глупо, когда двое нравятся друг другу, но они не вместе.
Я подхватил ее за икру и шагнул ближе. Она обхватила меня обеими ногами.
– А что, если ты мне не нравишься?
– Я скажу, что ты лжец. Это тату останавливает тебя? Что, если я скажу, что до тех пор, пока я не прикасаюсь к тебе, в этом нет ничего неправильного? – прошептала она, придвигаясь ближе. – Ты не старше меня на десять лет. – Ложь. – Ты не брат моего лучшего друга. – Ложь. – Ты меня не ненавидишь. – Наконец-таки правда. – Ты это хочешь услышать?
На самом деле я хотел услышать подтверждение тому, что она не имела отношения к смерти моего отца.
Единственное, чего я хотел.
К черту месть.
К черту моего брата.
К черту компанию.
К черту гребаную разницу в возрасте.
Я просто должен был знать с абсолютной уверенностью, что она не имела отношения к тому, что мои родители потеряли свои сбережения, что папа потерял свое место в медицинском эксперименте, к тому, что Хэнк Прескотт умер.
Чтобы это случилось, я должен был получить адрес Гидеона.
Я обхватил ее щеки, склонившись, чтобы вдохнуть аромат ее кожи.
– Скажи мне, где живет твой отец, Тигренок, и я дам тебе все, что ты хочешь, и даже больше.
– Хватит менять тему. – Один из самых умных людей, которых я знал, и все же она не понимала. Она прижалась к моей ладони и закрыла глаза. – Ради бога, Нэш, перешагни это. Ты всегда будешь старше меня. Я всегда буду моложе. Может быть даже, мы всегда будем «ненавидеть» друг друга. Но всегда ли все будет так?
– Как?
– Как будто с кончиков наших пальцев могут срываться молнии, но только когда мы рядом друг с другом.
– Поговорим, когда ты протрезвеешь.
– Я не пьяна. Я счастлива. И я наконец поняла, что две души не находят друг друга случайно. – Она склонилась вперед и закусила мою губу сильнее, чем это сделала бы женщина в здравом уме. – У тебя вкус греха, Нэш. Такой изысканный. Такой неправильный. Такой верный.
Это не был поцелуй, но мог бы быть им. Если бы я сдался, я бы схватил ее за шею, прижал к себе, и это стало бы поцелуем. Было ли это случайностью, или в последний раз, когда я целовал ее, она действительно была на вкус так же изумительна, как выглядела и вела себя?
Я отступил от нее.
– Протрезвей, Тигр. Тут, черт подери, почти минусовая температура, и мы заболеем, если останемся. У тебя двадцать минут, прежде чем я отвезу тебя в ближайший отель.
Она не сдвинулась с места.
– Это из-за Хэнка? – Наконец до нее дошло, и я тут же захотел, чтобы она снова считала, что все дело в разнице в возрасте. – Ты ведь знаешь, что он хотел, чтобы ты был счастлив? Жизнь – дрянная штука. Это поездка на американских горках без выхода, и ты втиснут в одну крошечную тележку с восемью миллиардами людей. Ты можешь или начать всех выталкивать и блевать, пока не станешь жалок, или наслаждаться поездкой. Давай просто наслаждаться этой гребаной поездкой, Нэш.
Я сглотнул, обошел машину и сел на водительское сиденье.
– Восемнадцать минут. Может быть, тебе стоит начать жечь.
Ее разочарование наполнило пространство между нами.
Она выдохнула. Долго и протяжно, что заставило меня почувствовать уже некоторое время дремавший дискомфорт. Когда я подумал, что она вернется в машину, она скользнула по грязи и закружилась так, как умела только она.
– Тридцать секунд, – крикнул я, когда прошло двадцать и еще десять минут.
Она неторопливо подошла и оперлась локтями о дверь.
– Спасибо, что позволил мне отжечь.
Я кивнул, отжал ее мокрые штаны и протянул ей.
– Ты заболеешь.
Они издавали хлюпающие звуки, когда она влезала в них.
– Вот почему ты мне нравишься.
– Почему? – подыграл я ей.
– Мне не нужен кто-то, кто во время дождя держит зонт над моей головой. Мне нужен кто-то, у кого даже нет зонта. Кто-то, кто смотрит, как я жгу, даже не зная, что значит это слово. Кто-то, кто смотрит на меня, а не на звезды в небе.
– Звучит как фантазия.
Твою мать, мне нужен адрес Гидеона, особенно если она продолжит говорить так, будто мы уже вместе.
– Думай что хочешь.
После того как она закрыла дверь, я врубил обогреватель. Рванул по дороге, надеясь, что вскоре мы найдем место, где можно остановиться.
Обогреватель приносил нам несколько секунд облегчения, прежде чем горячий воздух улетучивался. Я отключил его, чтобы сэкономить бензин, и вместо этого снял свою водолазку.
– Надень это.
Ее голодные глаза пожирали мои шрамы. Она протянула палец и провела по одному.
– Сегодня ты мне нравишься. – Она натянула «Хенли» через голову и опустила нос, чтобы вдохнуть его запах. – Ты фосфен, Нэш. Звезды и цвета, которые я вижу, когда тру глаза. В этот момент чувствуешь себя настоящим, но ты исчезаешь. Не исчезай на этот раз. О чем это вообще?