Я развернула леденец.
– Понятно, док. Спасибо.
Дакс оставил нас наедине с Нэшем. Его сшитый на заказ костюм плохо сочетался с моими узкими джинсами и футболкой, но мне нравилась эта динамика. Это были мы.
Я сосала конфету, ожидая, когда он заговорит.
Он потрогал ложку для языка в банке.
– Ты чего улыбаешься?
– Я люблю Бена. Ты – Бен. Ложка замерла в его пальцах.
– Ты помнишь вчерашнюю ночь?
– Всю… – Я поерзала. Бумага под моими бедрами смялась. – Может, я и была пьяна, но все помню.
Задай вопрос, Эм.
Нэш разломил ложку пополам и провел пальцем по слому, вероятно, собирая обломки.
– Почему Дурга?
– Ее священное животное – тигр. Она известна как «Недоступная».
– Статус твоей «Инсты».
Широкая улыбка наверняка выглядела глупо и неприятно, но я не хотела прятать ее.
– Ты следил за мной в «Инсте»?
– Конечно нет.
Уголки моих губ оставались приподняты. Я спустила эту ложь на тормозах.
– Прошлой ночью я задала тебе вопрос. Ты велел задать его снова, когда протрезвею. – Свободной рукой я теребила обходной лист на столе. – Ты думаешь, это только похоть?
– Спроси меня еще раз потом.
– Но…
– Если я скажу да, ты будешь чувствовать себя дерьмово вдобавок к тому, что тебе уже плохо. Если я скажу нет, ты захочешь меня на себе, рядом с собой, в себе. Ты уверена, что хочешь быть больной, когда это случится?
«Когда». Не «если».
– Я спец по исцелению, – предупредила я его, испортив все чихом.
Если бы у него была привычка закатывать глаза, он бы это сделал. Думаю, я лишь раз видела, как он делал это за все свои пятнадцать – почти шестнадцать – лет знакомства с ним.
– Не сомневаюсь.
Я обдумала свои следующие слова. Бен был одержим искуплением. Как и Нэш… и он хотел адрес моего отца.
– Что ты сделаешь с моим папой?
Вопрос высосал из комнаты энергию, заменив ее неопределенностью. Я знала, что Нэшу нужно завершить свою месть, но было больно осознавать, что месть может быть направлена на моего папу.
Нэш бросил обломки ложки в мусорную корзину и приподнял мой подбородок кончиком пальца.
– Мне просто нужно поговорить с ним.
– Обещаешь?
– Да.
Я закрыла глаза, прижалась лбом к груди Нэша и прошептала:
– Он в Блайт-Бич.
Оказалось, предательство – это не так больно, когда делаешь это для того, кого любишь.
Глава 47Нэш
Я надкусил бутерброд с индейкой и рутой и бросил кусок хлеба на папину могилу Какая-то птица, переваливаясь с ноги на ногу подошла и клюнула его.
Наконец-то жизнь в этом жалком месте.
Блайт-Бич, Северная Каролина.
Маленький городок скромных, работящих людей. Город, в котором я рос до того, как мы переехали в Истридж. Дерьмовые домишки. Дерьмовый пляж, больше похожий на свалку.
Но люди там были хорошие.
Они усердно трудились, создавали хорошие семьи и по-доброму относились друг к другу. Гидеон мог выбрать местечко и похуже.
Сзади послышались шаги. Тень нависла надо мной, но я смотрел на надгробие. Он сел рядом и прислонился к надгробной плите какого-то незнакомца. Поймав мой пристальный взгляд, пожал плечами.
– Думаешь, мертвым есть дело до того, чем с ними делятся? Если им что и нужно, так это компания. – Он пригладил волосы рукой. – Я так понимаю, Эмери не посылала мне то письмо, где просила встретиться с ней тут?
Не-а. Это все я.
– Гидеон.
– Привет, парень.
Парень. Интересно, называл бы ты меня так, если бы знал, что я сделал с твоей дочерью.
Он пялился на свои тимберленды – с овсем не похоже на миллиардера, который не выходил из дома в чем-то, что стоило бы меньше ипотеки.
– Полагаю, ты общаешься с Эмери, раз она дала тебе доступ к своей почте?
– Я более чем общаюсь с Эмери.
Моей Дургой.
Я никогда особо не раздумывал о Судьбе, но всякий раз, размышляя, как же надо было постараться, чтобы наши пути так хитро переплелись, я начинал верить в нее.
Вой на бушевала во взгляде Гидеона, как будто он хотел ударить меня, но другое желание победило. Он скучал по своей дочери. Оконное стекло не могло быть настолько прозрачным, как его чувства.
– Как она?
Я опустил руку на согнутое колено.
– Ходячая беда.
– Всегда была такой. Когда ей было восемь… а ты был взрослым, – вставил он, – я считал, что она в состоянии спалить мир дотла своей улыбкой и благими намерениями.
– Все еще может.
Я бросил бутерброд вороне.
Приземлилась еще одна.
Подслушиваешь, папа?
Я вытер ладони о спортивные штаны. Папа бы всыпал мне, если бы поймал тут в каком-нибудь из дорогих костюмов, которыми был забит мой шкаф, так что я заехал в «Найк» за парой спортивных штанов. Он бы убил меня и за них. Они стоили больше, чем он зарабатывал за день.
Гидеон играл с пивной банкой, которую я поставил перед папиным надгробием.
– Она виделась с Вирджинией?
– Я здесь не для пустой болтовни. – Я вынул «Будвайзер» из его ладони и выпил его залпом.
Он выдернул еще одну банку из упаковки в шесть ячеек и открыл ее.
– Расскажи мне о моей дочери, и я поговорю с тобой.
– Поговори со мной, или я расскажу всему миру, где ты.
– Ты изменился.
– Ты изменил меня.
– Я ничего не сделал, и я подозреваю, ты это знаешь, а иначе я бы сейчас сидел с фингалом.
Верно. Чертовски верно. Последние четыре года я провел в поисках Гидеона, а теперь, когда я нашел его, обхожу стороной проклятые вопросы.
Может быть, я не хотел знать ответы, потому что все тут было настолько в стиле Блайт-Бич? Население этого городка не могло заполнить даже стадиона Истриджской школы. На большинстве карт это место отсутствовало, и, несмотря на пляж, его с трудом можно было назвать пляжным городом.
Туристы не приезжают в такие места.
Миллиардеры не прячутся в таких местах.
Они улетают в страны без экстрадиции и проживают остаток жизни в роскоши. По крайней мере, куда угодно, только не в Блайт, мать его, Бич.
Я опустошил банку и смял ее.
– Почему Блайт-Бич?
– Хэнк несколько раз упоминал Блайт. – Гидеон пил свое пиво маленькими глотками. – Он посоветовал мне скрыться тут, когда компания рухнула. Я подумал, это будет хорошее место, чтобы осесть.
– Папа сказал тебе ехать сюда? – Я нахмурился, глядя на надпись «любящий друг», выгравированную в мраморе.
Всегда считал тебя мягкосердечным, пап.
– Да.
– Ты говорил с ним?
– Да.
– В твоем словаре есть слова помимо «да», или местные сточные воды спровоцировали развивающееся слабоумие?
– Твою мать, парень. – Гидеон покачал головой. – Ты слишком молод, чтобы быть таким измученным.
– Я был менее измучен, пока у меня был отец.
Он проигнорировал мой выпад.
– Я слышал, что руководители эксперимента вышвырнули Хэнка. Я поговорил кое с кем из исследовательской группы и узнал почему.
– Потому что Доктор Придурок потерял вложенные деньги в «Уинтроп Текстиль» и выместил зло на папе, – закончил я за него.
– Нет. – Гидеон вздохнул. – Я тоже так думал, но нет.
Я мог ударить его. Переписывать историю, чтобы почувствовать себя лучше, – особый круга ада.
– Хватит этого дерьма. – Я хотел уйти, но он остановил меня.
– Хэнк лгал.
– Следи за своим языком. – Я сосредоточился на ограде могилы, надеясь, что призраки существуют и папа будет преследовать Гидеона до смерти.
– Он лгал вам с Бетти, потому что ложь была лучше правды.
– И в чем он лгал?
– Он мог умереть в любую минуту. Экспериментальное лечение не помогло. – Гидеон выпил свою банку пива и взял другую. – Это был лишь эффект плацебо.
– Он принимал лекарства. – Я выдернул у него банку. – Я видел его. Я сам возил его туда и ждал в клинике.
– Да, и выглядело так, как будто лекарство помогало, потому что он думал, что оно помогало. Но лекарство не работало. Они убрали его из эксперимента после того, как поняли, что результата нет. Это не имело ничего общего с деньгами. Я предложил заплатить за новое лечение в другом месте. Хэнк сказал, что это не поможет, но он действительно попросил об услуге.
Я отказывался принимать это.
Если смерть отца не была связана с деньгами, я был невиновен. Я не играл роль в его смерти. Это значило, что вся зацикленность последние четыре года на мести вылилась в… ничто.
Я выпил его пиво.
– Чего он хотел от тебя?
– Он попросил меня позаботиться о его семье, но я знал, что ты мне не позволишь.
– Еще бы. – Я смял банку и добавил ее в стопку. Выглядело лучше, чем мертвые цветы, замусорившие другие могилы.
– Я был твоим стартовым инвестором.
Моя рука зависла над новой банкой.
– Моим стартовым инвестором был саудовский нефтяной…
– Принц по имени Зейн Аль-Азнам. – Его хитрая ухмылка просила кулака. – Это персонаж из «Тысячи и одной ночи». У меня была придумана легенда, основана подставная компания, все сработало.
Неожиданная прибыль от инсайдерской торговли «Уин троп Текстиль» положила начало «Прескотт отелю», но инвестиции Аль-Азнама, Гидеона, превратили в империю.
Дерьмо.
Ни одна часть моей жизни не прошла так, чтобы не касаться грязных денег и коварной лжи.
Я стряхнул пушинку со своих спортивных штанов.
– Значит, ты знал, что я вложил и собственные деньги.
– Я также знаю, откуда они взялись.
– Почему ты ничего не сказал? – Или не сдал меня властям.
– Я восхищался Хэнком Прескоттом. Наслаждался его компанией, дружбой и, иногда, советами. – Гидеон наклонился вперед и вытер пятно с надгробия.
Я заметил, что оно было в гораздо лучшем состоянии, чем остальные на кладбище. Как часто он приходил сюда?
Гидеон продолжил:
– Я сожалел о том, как Вирджиния обращалась с вашей семьей, но ей нужно было контролировать дом. Это отвлекало ее от преследования Эмери и интриг. Я также знаю, что ты украл гроссбух в ночь котильона.