– Он твой отец, – настаивал Нэш, – во всех отношениях, которые имеют значение. Гидеон Уинтроп – твой отец. Даже после того, как ты не отвечала на его открытки и проигнорировала его после того, как он попытался навестить тебя, он не терял надежды, что ты вернешься к нему.
Я вспомнила его визит. Три года назад я заметила, что он ждет меня возле закусочной, где я работала. Я позвонила в полицию и сказала им, что меня преследует какой-то подонок. Неверие вцепилось в меня, оно практически душило меня.
– Я сказала тебе вчера, что скучаю по отцу.
– Я знаю, и я…
– Ты видел меня на грани слез, и вместо того, чтобы все мне рассказать, ты меня трахнул.
– Это не потому…
– Мне все равно, почему ты меня обманул, Нэш. Мне не все равно, что ты сделал, зная, что я чувствовала по отношению к отцу в тот момент.
– Дерьмо, – он закрыл лицо ладонью, – это был не просто секс. Не говори только, что ничего не чувствовала прошлой ночью. Что случилось с редмансом?
Я действительно чувствовала это, но не ответила. Может быть, завтра, но не сегодня. Было так больно. Раны были так свежи. Потому что после «Уинтропского скандала» я обещала себе, что не допущу больше лжецов в свою жизнь.
Неважно, насколько он хорош на вкус. Неважно, насколько хорош был секс с ним. Неважно, насколько мне хорошо было с ним. Я тут же ступила за порог.
– Эмери.
Он шел в ногу со мной.
– Я думала, что после скандала выстроила стены. Я думала, что ничто подобное больше не повторится. Я чувствую себя такой глупой из-за того, что не вижу разницы между правдой и ложью.
– Не вини себя.
– Я не виню. Не вполне. Мое сердце изголодалось, и ты накормил его ложью. Все в мире врут, и я должна была понять это.
– Может, все врут, ладно? Ты это хочешь услышать?
– Если это правда, то да. И ты знаешь, что происходит после первой лжи? Любая истина становится сомнительной. Как я могу верить всему, что ты сейчас говоришь?
Он не ответил. Я ответила за него.
– Один лжец однажды сказал мне, что жизнь – это сизифов труд. Тушишь один пожар, начинается другой. Легче позволить ему гореть. Мы живем в мире, охваченном огнем, но, по крайней мере, такова правда. Тебя не убаюкивают под ложным одеялом безопасности, убеждая, что ты живешь там, где нет пламени. Везде, куда ни глянь, смерть, предательство, месть, чувство вины. Лучше жить с этим знанием, чем дышать этим, участвовать в этом и притворяться, будто ничего не происходит.
Я придвинулась ближе к нему, обхватив ладонями его лицо и ненавидя себя за это.
– Помнишь, что ты сказал, когда я спросила, что делать, когда все горит?
Он опустил взгляд, и это было так похоже на Нэша, что поразило меня на миг.
Даже язык твоего тела – ложь.
– Не поддавайся огню, стань еще большим пламенем.
ЧАСТЬ 4Финифугал
Прилагательное, ненависть к финалам. Тот, кто пыта ется избежать финальные моменты истории, отношений или продлить их.
Финифугал происходит от латинского слова fuga, обозначающего полет. Это символизирует мимолетность финалов. Мы можем ненавидеть их. Можем бояться. Можем избегать. Но нам это не нужно.
Как закаты, финалы могут быть красивыми. На следующее утро солнце вновь воссияет, потому что конца нет – есть только новое начало.
– Почему двое не понимают, как сильно любят друг друга, пока один из них не уходит?
Молчание.
Никто не ответил мне. Даже сверчки. Логично, учитывая, что я лежала на своем дерьмовом одеяле в незнакомом чулане на двадцать четвертом этаже, представляя себе, будто потолок – это беззвездная ночь. Снаружи сияло так много звезд, что было тошно.
– У меня был кошмар прошлой ночью. В нем я никогда не встречалась с Нэшем. Я погибла в результате несчастного случая во время парасейлинга, и голубой человек в розовом костюме отвел меня в белую комнату и показал Нэша Прескотта: защищающего меня от Эйбла, кормящего меня всю мою жизнь, посылающего мне записки, ставшего Беном для моей Дурги, подарившего мне свой новый первый поцелуй и все эти развратные вещи, соседствующие с чистотой, болтовней поздними ночами в качестве «соседей по комнате», любовью под дождем, тем, как он любит тех же, кого люблю я, и понимает меня лучше, чем кто бы то ни было.
Потолок: Прекрати разговаривать со мной, женщина.
– Я наблюдала за всем этим, думая, что это – самая эпическая история любви, какую я видела. Затем синий человек выключил экран, и я едва не убила его за это. Он дал мне два варианта жизни после смерти. Дверь номер один не даст моему сердцу разбиться, но я проживу жизнь, так и не встретив Нэша. Дверь номер два перенесет меня в тот день, когда я познакомилась с Нэшем Прескоттом, в конце концов влюбилась в него и испытала боль, которой не знала до этого. Хочешь знать, что я выбрала?
Потолок: Я в совершенстве владею молчанием. Прошу, выучи этот язык.
– Я выбрала дверь номер два. Голубой человек похлопал меня по плечу и сказал, что это правильный выбор. Очевидно, дверь номер один – плохое место, а дверь номер два – хорошее. Я нелепа, потолок?
Потолок: Учитывая то, что ты разговариваешь с неодушевленным предметом и представляешь себе его ответы, это более чем нелепо, мы входим на этап принудительного заключения в психушке.
– Просто… все в моей жизни лгали мне, и я обещала себе, что никогда больше этого не допущу. Если только смогу. Папа, то есть Гидеон, лгал мне большую часть моей жизни.
Потолок: То есть человек, который воспитал тебя как собственного ребенка?
Я проигнорировала жужжание над собой.
– Вирджиния лгала мне всю мою жизнь. И Бальтазар, но кому до него какое дело?
Потолок: Вау. Мать, которую ты ненавидишь, и чувак, которого до прошлой ночи ты считала не более чем жутким придурком, лгали тебе. Кажется, ты сильно переживаешь по этому поводу. Возьми платочек.
– Да пошел ты, потолок. Какое противное жужжание. – Я изобразила на одеяле снежного ангела, воображая себе, что это одеяло из пентхауса Нэша. Одеяло порвалось, когда мои пальцы попали в дыру. – Хэнк лгал мне о своей болезни. Так же как Бетти и Нэш.
Потолок: Похоже, они достаточно заботились о тебе, чтобы избавить тебя от боли и не дать тебе наблюдать за тем, как он умирает.
– Это было бы болезненно, но гораздо хуже не иметь возможности любить его так, будто каждый момент мог стать последним. Я бы столько всего сделала иначе.
Потолок: Если бы эта минута была последней для Нэша или тебя, ты бы осталась тут, раздражая меня до невозможности?
– Ты что-то сказал? Я тебя не расслышала. Ватные палочки кончились этим утром. – Я прижала дыру в одеяле, как будто могла затянуть ее прикосновением. – Знаешь, что такое «хирайф»?
Потолок: Нет, но я уверен, ты мне скажешь. Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.
– Это тоска по дому, в который ты не можешь вернуться, по дому, которого, может быть, никогда не было. Это ностальгия, тоска, скорбь по потерянным местам прошлого. Мне всегда казалось, что это самое печальное слово в словаре.
Потолок: Этот разговор заслуживает названия. Тогда он станет самым печальным словом в словаре.
– И в длинном списке лжи, которую я даже не могу осмыслить, все завязано на «Уинтропском скандале». Если подумать об этом, единственный, кто не лгал мне в лицо, это Рид.
Потолок: Парень, про которого ты когда-то думала, что влюблена в него? Лицемерно, поскольку ты так и не призналась ему в этом… и Нэш никогда ничего тебе не говорил. Я чувствую закономерность. Почему люди оставляют желать лучшего?
Я проигнорировала последнюю половину оскорблений.
– Глупо, что я когда-то считала Рида объектом своей любви. Он не идет ни в какое сравнение с Нэшем. С Нэшем… Это порочная любовь, та, которая сбивает меня с ног и отнимает все, что у меня есть, пока я не почувствую себя обескровленной, измученной, в синяках, лишенной всего, что делает меня… «мной».
Потолок: Здоровый подход. Кому нужна морковь, когда есть Нэш Прескотт?
– Интересно, так ли себя чувствовала какая-нибудь из жертв моего отца? Вот только… Если верить Нэшу, они не жертвы моего отца.
Потолок: Тебе, вероятно, нужно поговорить с Гидеоном… не со мной.
– Ты прав. Завтра. – Я завернулась в одеяло, как в буррито. Один из тех унылых, тощих буррито из «Чипотле», которые подают, когда покупатель не знает, что заказать. – Эй, потолок? Избегать Нэша не клево.
Потолок: Оу-у-у-у, этот скверный мальчик разбил тебе сердце?
– Не будь глупым. Он не разбивал мне сердце. Он его расколол.
Тук! Тук!
Я распахнула дверь чулана – мое изголовье в течение многих дней. Сердце сбилось с ритма, застучав быстрее при виде Нэша. На нем был темно-синий костюм-тройка, сшитый так, чтобы облегать каждый дюйм его восхитительного тела.
Мои волосы торчали во все стороны. Футболка «клиномания» могла похвастать пятнами слюны на плече. Я не спала всю ночь, разговаривая с потолком, и ночь перед этим – ночь ужина в честь помолвки Вирджинии – я не спала вообще.
Бред начался часов двенадцать назад.
Я не знала, как вести себя с Нэшем, так что решила притвориться, будто его ложь не задела меня.
– Как ты узнал, что я тут?
После того, как мы вернулись с ужина, я упросила Делайлу отдать мне мои коробки и с высоко поднятой головой отправилась на случайный этаж.
Он согласился с моей уловкой.
– Сказать правду? Нет, солги мне еще раз.
– Очевидно.
Нэш осмотрел мою футболку, волосы, одеяло подо мной, все.
– Я проверил все комнаты, начиная с первого этажа. Тебе обязательно было выбирать двадцать четвертый?
– Если бы знала, выбрала бы пятьдесят третий.
Я осмотрела его с головы до ног, повторяя себе, что делаю это для того, чтобы убедиться в истине, а не потому, что соскучилась по нему менее чем через сорок часов после нашей ссоры. Его грудь под костюмом «Китон» теперь поднималась и опускалась намного быстрее. Тонкая струйка пота стекала по его лбу. Его щеки от напряжения вспыхнули нежнейшим оттенком розового.