– Эмери никого не осуждает. – Он пробормотал ругательство, выхватил у меня косяк и затянулся. – Нэш, она не знает.
– Что с тобой происходит?
– Не беспокойся, я знаю, что делаю.
Совершенно неубедительно, поскольку звучало это так, будто он делает или уже сделал нечто сомнительное. Я проследил за взглядом Рида, направленным прямо на Бэзил. Боже.
– Серьезно? Все это ради Бэзил Беркшир? Почему?
– Если я скажу тебе, ты не поверишь.
– Удиви меня.
Я откинулся назад, слушая его откровения. К концу истории я ни на грош не поверил ему. Рассказ Катрины Беркшир о том, как она летом провела два месяца в туре с группой музыкантов, а вернулась с новым носом и четвертым размером, звучал более правдоподобно.
Рид рассмеялся, погрузив кончик косяка в песок.
– Ты мне не веришь.
– Верю, но я не верю в ситуацию. – Выругавшись, я взял бутылку воды из ярко-голубого кулера, стоящего рядом с ним.
– Это водка.
– Твою мать, Рид. Кем ты стал?
– Кем-то. – Он пожал плечами. – Все считали меня золотым мальчиком, и мне это нравилось. Было проще пробираться туда, куда заблагорассудится.
Я кивнул на Бэзил.
– Ради нее.
– Да. – Улыбка смягчила его лицо и напомнила мне о нас до того, как Истридж вонзил когти в мою семью. – Ты тут, чтобы наконец сказать мне правду?
Это противоречило всем моим инстинктам, но я это сделал.
Мы поговорили о диагнозе папы, о боях, в которых я участвовал, чтобы собрать деньги, об избиении Маленького Члена, гроссбухе и о том, как я, сам не зная того, построил свою империю на деньгах Гидеона.
К тому времени как солнце село, а его придурковатые дружки ушли, чтобы переключиться с травы на более тяжелые наркотики, Рид сказал мне, что он не согласен с тем, что произошло в ночь котильона, но прощает меня.
Рид сменил содовую на водку, доливая кока-колу, чтобы разбавить ее.
– Я знал, что вы с Эмери занимались сексом в моей постели.
Что за черт?
Бутылка с водой замерла у моих губ.
– Почему ты ничего не сказал?
– Решил, что секс с тобой достаточно унизил ее, – он стащил мою бейсболку, чтобы использовать ее как мусорное ведро для снеков, которые ел, – я видел, как она бежала из коттеджа полуголая. А однажды ночью она простонала твое имя. Простонала. Я вырубился у нее на полу после того, как пришел от Беркширов. Не хотел, чтобы меня нашла мама.
– Спасибо, что подыграл, Джерри Спрингер. – Я сделал вид, что проверяю время на часах, чувствуя себя странно. Как будто кто-то настроил мою жизнь против меня, но у меня каким-то образом все еще был шанс победить.
Рид бросил бейсболку, обертки и все остальное в костер, словно летающую тарелку. Он плеснул туда же водку, заставив пламя подняться выше. Бросив бутылку к моим ногам, он навис надо мной.
– Считай это предупреждением. Брат ты мне или нет, но я с радостью подпалю тебе задницу, если обидишь моего лучшего друга.
Слишком, мать его, поздно.
Мои ладони вспотели.
Я сидела на ступенях его нового дома, решая, стоит ли вой ти. Я видела дом в приложениях к электронным письмам, и все же он меня удивил. Меньше, чем коттедж Прескоттов, – он противоречил всем моим представлениям об отце.
О Гидеоне.
Что еще изменилось?
Я сомневалась, что он все еще носит костюмы. Недорогая «Тойота» стояла припаркованная на подъездной дорожке. Сад казался ухоженным, но не безукоризненным. Это не место для костюма-тройки, сшитого на заказ.
Честно говоря, я боялась посмотреть на своего отца и увидеть незнакомца.
Потому что, если нас не связывала кровь, то что связывало?
– Ты вой дешь или как, дорогая?
Кверенсия.
Слова поразили меня с силой боевого клича. Ошеломляюще и свирепо. Голосовые связки сжало желание закричать, но я страдала в молчании. Я произнесла магическое слово одними губами, разглядывая Гидеона, который стоял возле угла дома.
На нем была простая белая футболка, линялые голубые джинсы, бейсболка «Хорнетс» и пара тимберлендов. Моя «кверенсия» переоделась обычным парнем. Он сорвал свои садовые перчатки и бросил их в ближайший топиарий.
В уголках его глаз пряталась улыбка.
– Какое магическое слово на этот раз?
Он по-прежнему понимал меня.
Я хотела упасть в его объятия и наконец, наконец-то, пролить слезы, которые я сдерживала четыре года. Облегчение качнуло мои ноги вперед, словно шаткое кресло-качалку. Папа поймал меня прежде, чем я упала со ступенек.
Я вцепилась в его руки, вдыхая его запах, и отпустила, выдохнув:
– Кверенсия.
– Тебе придется объяснить старику, что это значит, – он постучал пальцем по виску, – мозги уже не те, что раньше.
Быть рядом с ним казалось сюрреалистичным, словно вернуться домой после долгого отпуска и увидеть, что вся мебель исчезла. Я по-прежнему узнавала его, но воспоминания возвращались ко мне медленно, я медленно собирала воедино то, что куда-то вдруг подевалось.
– В корриде это та часть арены, где бык чувствует свою силу и безопасность. Место, которое его привлекает и которое он считает своей территорией. Это место определяется по мере развития боя и становится тем местом, где он наиболее опасен, где его невозможно убить.
Он одарил меня ослепительной улыбкой, которая всегда убеждала меня в том, как он гордился мной.
– Я скучал по тебе, Эм.
– Ты счастлив, – ответила я ни утверждением, ни вопросом. Скорее обвинением или требованием, вот только я не понимала, чего требовала.
Я видела, что он счастлив, в глубине прорезавшихся морщин у глаз. В беззаботном поведении. В том, что у него не прибавилось седых волос. Если пребывание в Истридже высосало из него всю жизнь, то жизнь в Блайт-Бич – подарила ее.
Это было бессердечно, но я не хотела никаких фанфар. Я хотела перейти сразу к проблеме и разрешить ее.
– Вирджиния сказала мне, что Бальтазар Ван Дорен – мой отец.
– Он не твой отец. – Гидеон сжал челюсти. Он отступил на шаг. – В лучшем случае он – донор спермы.
– Почему ты скрывал это от меня?
– Я планировал рассказать, когда тебе исполнится восемнадцать, но разразился скандал.
– Нэш сказал мне, что Бальтазар вынудил тебя дать ему долю в компании.
– Они с Вирджинией растратили деньги. Ей нужна была подушка на случай, если я разведусь с ней. Я узнал, что они и Эрика Картрайта втянули в свою аферу. – Он дернул подбородком, уставившись вдаль. – О ни заставили его оформить документы о родительских правах и пригрозили мне ими. Ты была несовершеннолетней. Если бы я кому-нибудь рассказал о растрате, я потерял бы тебя.
– А теперь? Мне двадцать три.
– Я писал тебе каждую неделю, пытаясь поговорить с тобой, ожидая, когда ты приедешь повидаться, чтобы мы могли сделать это лицом к лицу. – Он схватил меня за руки, притягивая ближе. – Я не виню тебя. Это не твоя вина. Но мне нужно, чтобы ты поняла – я пытался. Даже тогда, когда ты увидела меня у закусочной и вызвала полицию, я продолжал поддерживать связь. Я люблю тебя. Что касается меня, то ты – моя дочь.
Я сглотнула, щурясь вдаль, чтобы не смотреть на него. Делало ли это меня архитектором моих страданий? Я не чувствовала себя девушкой, которая гонялась за грозами. Я чувствовала себя девушкой, которая убегала от них.
– Ты расскажешь мне остальное? Я хочу знать, что было с тобой после скандала. Я хочу знать, почему Вирджиния не в тюрьме. Не было доказательств? Это было твое слово против ее? Я хочу знать, как в этом замешан Нэш. Я хочу знать, как я замешана в этом.
– Я расскажу. – Он снял бейсболку и бросил ее на ступеньку крыльца. – Каждую субботу мы можем встречаться, и я объясню шаг за шагом, обещаю.
Я села рядом с ним.
– Ты не можешь объяснить сейчас?
– Я мог бы, но как еще мне заставить тебя встречаться со мной? – Он толкнул меня плечом в плечо.
Сдерживая улыбку, я подумала о том, как его встретят в других местах.
– Я буду приезжать сюда.
– Уверена? Я могу приезжать в бухту Хейлинг.
– Да, уверена. Мы можем в следующий раз встретиться у могилы Хэнка?
– Конечно. – Он оценивающе оглядел меня, рассмат ривая мои черные волосы и футболку. – Я хочу знать о тебе все.
Я пожала плечами и постучала ногой по ступеньке.
– Не так много рассказывать. Я могу записать все на листе бумаги, и еще останется куча места.
Кроме Деми.
Мое искупление.
Почему это вдруг показалось мне не столь значительным? Почему все казалось другим?
Мои глаза распахнулись. Я опустила голову, обдумывая услышанное. Возможно, я не пыталась облегчить свою вину. Я пыталась искупить вину отца. Если бы он мог все исправить, может быть, я смогла бы видеться с ним снова. Может быть, у меня мог бы быть отец.
– Что тебя гложет? – Папа похлопал меня по плечу. – Есть что-то еще.
– Столько всего надо принять. – Я подумала о том, чтобы солгать, но остановилась на уродливой, болезненной правде. – В основном… Я знаю, мы не разговаривали в последние четыре года, но я никогда не чувствовала, что мне тут не место. А теперь… я не уверена.
Он заключил меня в медвежьи объятия, как делал в детстве. Даже когда знал, что я не его дочь.
– Ты думаешь, я кому угодно стал бы рассылать еженедельно открытки, которые так и остаются без ответа? Ты моя дочь, Эмери Уинтроп. Всегда была. Всегда будешь. Нам не нужна кровь, чтобы связывать нас, когда у нас есть любовь.
Глава 52Нэш
Я нашел Эмери на пляже.
Там, где вода грязнее, чем в Стиксе, и, возможно, каждую секунду она превращала ее в одну из Людей Икс.
Она стояла в океане, полностью одетая, глядя в темное небо. Волны разбивались о ее спину, но она оставалась непоколебима. Я никогда не видел ничего более свирепого. Она напоминала мне картину Шармейн Оливии, выставленную в парижском отеле «Прескотт». Море хаоса и красок поглотило холст, но я видел лишь фигуру.
Может, я тебе и не нужен, но, черт возьми, ты нужна мне.