– Да ладно, – улыбнулся в ответ Никита.
Добравшись до постели, я тут же уснула, словно провалилась в темноту. Сказалась усталость, накопленная за два дня. Мне не снились ни живые, ни мертвые. Слава богу!
Глава 26
Впервые за прошедшие дни я имела полноценный отдых. Даже в голове просветлело. На ум пришла одна мысль, но, чтобы ее подтвердить, необходимо было поговорить с некоторыми людьми.
Полчаса мне хватило, чтобы принять душ, одеться и выпить чашечку кофе. Ровно в семь к дому подъехал Никита.
– Ты пунктуален, как член королевской семьи, – отметила я.
– Приходится. Опоздаешь на пять минут – половина студентов разбежится.
Никита довез меня до больницы. По пути мы почти не разговаривали.
– Удачи, – пожелал мне он.
На этот раз я вошла в здание не через санпропускник – зачем мне встречаться с Варварой? – а через главный вход и сразу поднялась на второй этаж. Я предусмотрительно захватила с собой пакет с Катиными вещами, надеясь, что мне разрешат с ней поговорить. Но первым делом я хотела встретиться с Комовым, тем самым доктором, который когда-то лечил Катю и который знал истинную причину ее первой попытки суицида.
Было время завтрака – в коридоре царило оживление. Наконец-то я увидела больных, которые довольно дружно передвигались в сторону столовой. Тем, кто не мог выйти к кормушке, еду разносили медсестры.
Вламываться в ординаторскую я не стала – лишь на пару сантиметров приоткрыла дверь.
За столом тесным кругом сидели две женщины среднего возраста и молодой мужчина. Крепкий аромат только что сваренного кофе ударил в нос – коллеги пили кофе и, судя по всему, обсуждали какую-то новость. В моей голове мелькнула мысль, что они озабоченны ночным приходом «проверяющих» из облздравотдела.
Интуиция меня не подвела – именно это они и обсуждали.
– Работнички! Охранник спал, а эта дуреха даже фамилии не спросила, – сетовала одна из женщин на нерадивость Варвары.
– Между прочим, Юра, они твоей интересовались, – заметила вторая дама.
«Юра! Значит, это и есть Комов», – отметила я, разглядывая в щелочку мужчину.
Невысокого роста, коренастый, рыжий, конопатый и с носом картошкой – он не выглядел героем любовного романа. Возможно, как человек он был хороший, но девушки в таких с первого взгляда не влюбляются, со второго, пожалуй, тоже.
– И что? – недовольно ответил Юрий. – Она одна у нас лежит в отдельной палате. Может, кто-то хочет к нам своего родственника положить, вот и интересуется условиями проживания.
– Ночью?
– Ночью. Не все хотят светиться в психушке.
– Возможно.
Я приоткрыла дверь шире и тут же услышала:
– Девушка, что вам нужно?
– Мне? Поговорить с Юрием Александровичем.
Комов повернул ко мне свое лицо. В первую минуту я удивилась: разве такое возможно? Пустые глазницы? Радужная оболочка была такой светло-серой, что практически не выделялась на фоне белков. Присмотревшись, я увидела на белом фоне две черные точки – зрачки. Комов производил жуткое впечатление – было в нем нечто потустороннее. От его взгляда у меня по коже пробежал мороз.
– По какому вопросу вы хотели со мной поговорить?
– Я бы хотела поговорить с вами наедине, – предупредила я. Разговаривать с Юрием в присутствии коллег не входило в мои планы.
Женщины пили кофе, а потому освобождать кабинет не собирались. Комов отставил свою чашку, поднялся и вышел ко мне за дверь.
– Я вас слушаю.
– Погода хорошая, может, выйдем на свежий воздух? – предложила я, отводя глаза в сторону.
Мое предложение Комов принял в штыки.
– Девушка, вы меня на свидание приглашаете? Я на работе! У меня без вас…
Мне показалось, что он хотел закончить фразу словами «сумасшедших полно».
– Вы, пожалуйста, не нервничайте, – в моем голосе зазвучали решительные нотки, – и от разговора со мной не отказывайтесь. Я тоже выполняю свою работу. Кстати, приехав сюда, сделала вам одолжение. Речь пойдет о Екатерине Романовой. Девушка якобы отравилась, однако у следствия имеются некоторые сомнения.
– Вы из полиции?
Я кивнула, продолжая смотреть в сторону. Мне казалось, стоит мне взглянуть в его глаза, он сразу меня раскусит.
– Что ж, давайте подышим, – не дождавшись ответа, согласился Комов.
Мы вышли на крыльцо. Юрий тут же достал из кармана сигареты и нервно закурил.
– Почему вы решили, что Романову отравили? – спросил он, сделав глубокую затяжку.
– Юрий Александрович, давайте задавать вопросы буду я. А потом… Потом будет видно.
Он пожал плечами.
– Екатерина Романова не в первый раз попадает в вашу больницу, ведь так? Пять лет назад уже была попытка суицида.
– Была попытка, – не стал отрицать Юрий. – У Романовой была тяжелая депрессия. Она попала в сеть таких жизненных обстоятельств, из которых не всякий может выпутаться.
– А подробнее можете описать эти обстоятельства?
– Понимаете, есть такое понятие, как «врачебная тайна».
– Юрий Александрович, я ведь не с улицы к вам пришла, – с умным видом напомнила я. – Эти обстоятельства и нам хорошо известны. Хотелось, чтобы вы дали научное обоснование ее реакции на эти обстоятельства. Поэтому еще раз повторяю вопрос: «О каких обстоятельствах идет речь?»
– Идемте присядем, – попросил он. – Я не могу так говорить, когда мимо нас постоянно снуют люди.
Мы переместились в сквер. Совершенно некстати забрызгал мелкий дождик. Я поймала себя на мысли, что Комов может испугаться дождя и повернуть обратно к зданию больницы, а там не располагающая к беседе обстановка: больные, врачи, санитары. Но Комов лишь ускорил шаг, направляясь к широченному дубу, под плотной кроной которого можно было переждать не только мелкий дождь, но и ливень!
– Катя поступила к нам из хирургического отделения, – прислонившись спиной к стволу дерева, начал вспоминать Комов. – Швы на руке уже зажили, физически она чувствовала себя более или менее, но психическое состояние… Мы боялись оставлять ее одну. Казалось, и лекарства не помогают. Молодая, красивая девчонка не хотела жить, отказывалась принимать пищу, таблетки. Несколько раз ее даже пришлось кормить и поить насильно.
– Как же вы нашли с ней общий язык?
– Терпение и труд все перетрут.
– А еще любовь, – тихо добавила я.
– Вы вчера были в отделении. Разговаривали с персоналом, – догадался Комов. – Да, Катя мне нравилась. Она казалась такой беззащитной. Ей нужно было заново научиться доверять людям, забыть плохое и настроиться на позитив.
– Но прежде чем забыть, ситуацию надо проанализировать, чтобы впредь она не повторилась. Так?
– Правильно рассуждаете. Когда мы начали с Катей разбираться, у меня волосы дыбом встали. Вот кого надо судить!
– Юрий Александрович, давайте уточним, кого надо судить и за что?
– Можно, я по порядку?
– Нужно.
– Катя была со мной откровенна. Наверное, уже тогда она знала, что первая попытка суицида не последняя. Ей надо было выговориться, объяснить, почему она так поступила, а мне – выслушать ее и понять. Так вот, Катя выросла в очень приличной семье. Мать – медицинский работник. Отец работал в химической лаборатории института сельского хозяйства. Родители в дочери души не чаяли, баловали и одновременно пытались привить строгие правила морали. Катя не могла дружить абы с кем, ее редко отпускали на увеселительные мероприятия. Родители пытались уберечь Катю от всего плохого, безнравственного. Увы, они совершили грубейшую ошибку. Нельзя показывать ребенку одну лишь сторону медали. Так или иначе, но взрослая жизнь раскроет все теневые стороны. Ребенок с рождения должен отличать хорошее от плохого. Детство для Кати закончилось с визитом родной матери. В один момент всплыло то, что от нее скрывали долгие годы – она приемная дочь. Был скандал, выяснение отношений. Почему-то родная мать оказалась героиней, у которой обманом забрали ребенка, увезли и скрыли. Та строгость, с которой ее воспитывали, стала казаться Кате верхом деспотизма. Родители из любящих и заботливых людей превратились в злых тиранов. Разумеется, это было не так, но мозг Кати в пятнадцать лет не мог правильно принять и осмыслить ситуацию. Она стала выражать свой протест тем способом, который был ей доступен: перестала учиться, грубила родителям, связалась с дурной компанией. Раньше многое было нельзя – теперь все можно. Девочка нуждалась в помощи хорошего психолога. Родителям следовало найти специалиста в этой области, увы, они этого не сделали. Обстановка в семье стала невыносимой. Сердце отца не выдержало – он умер. Катина приемная мать попала в больницу. Но Катю это не остановило – она ушла к биологической матери и еще стремительнее покатилась в бездну.
Впрочем, некоторые мысли относительно того «кто есть кто» у нее стали появляться сразу же после переезда к родной мамаше. Нельзя сказать, что ее там приняли с распростертыми объятиями. Особенно злился родной братец. Вот и верь в родственную привязанность близнецов. Парень ненавидел сестру всеми фибрами своей души. Хоть Катя и перестала учить уроки еще в девятом классе, но по уровню развития она намного превосходила брата: была начитанной и эрудированной. Вскоре и мать стало тяготить присутствие дочки. С ее точки зрения, Катя была крайне избалованной: не могла спать в грязном белье, донашивать чьи-то вещи и есть объедки, принесенные из столовой. Нет, правда, не покупать же еду в магазине, когда бесплатной полно? К тому же дочка явно не приветствовала пьяные компании, часто бывающие в их доме. Она даже пыталась делать матери замечания, но каждый раз с руганью ее ставили на место. А потом в жизни Кати появился дядя Миша. Эта дрянь-мамаша нашла для своей несовершеннолетней дочери любовника. Как она ее уговорила, не знаю: угрозами, кулаками или уговорами. Но надо отметить, этот любовник, хоть и был отъявленным подонком, а о Кате заботился лучше, чем родная мать. Он ее нормально кормил, одевал, еще мамаше деньги отстегивал. Потом Миша пропал. Полагаю, его посадили. Он был другом сожителя Катиной матери, который на тот момент находился в местах заключения. Мамаша тут же нашла дочке другого покровителя.