Коварные алмазы Екатерины Великой — страница 18 из 49

Дело в том, что Ланской влюбился в Екатерину. И решил вывернуться наизнанку, влезть в долги, но условие выполнить.

Александр Ланской, несмотря на свою яркую мужскую красоту, принадлежал к той породе никогда не взрослеющих мальчиков, которым вечно нужна нянюшка – и в жизни, и в постели. Таких юношей мало привлекают свежие нераспустившиеся бутончики, от которых сходят с ума мужчины в летах. Ланской ценил в женщине шарм, который приходит с опытом, не только любовным. Он был вечный ученик, готовый восторженно учиться и обожать свою наставницу. Ответить отказом на наглые требования Потемкина он был не в силах. Выполнил их, заплатил выкуп за даму своего сердца и приобрел нового друга и покровителя.

Когда Екатерина узнала об этой истории, она была готова убить Потемкина. Ну а если взглянуть на дело с другой стороны? Все, что ни делается, – к лучшему. Если бы не Потемкин, она бы никогда не узнала, как много значит для Саши. Он ведь любит ее – любит! И жажда мести уступила полному оглушительному счастью.

А на Ланского обрушился водопад монарших милостей.

Теперь он был пожалован в действительные камергеры с армейским чином генерал-майора, шефа кирасирского полка и награжден орденами Полярной звезды, Белого орла, Святого Станислава, Александра Невского и Святой Анны. Вскоре он будет удостоен главного придворного отличия – звания генерал-адъютанта при ее императорском величестве. Это звание в те времена доставалось (и то не всегда) только генерал-фельдмаршалам и генерал-аншефам.

Нижний Новгород, за некоторое время до описываемых событий

Теперь их осталось только двое: мачеха и пасынок. Сколько Роман себя помнил, Эмма всегда присутствовала в его жизни. О нет, считать ее второй матерью ему никогда в голову не приходило; скорее, она была тетушкой – умной, насмешливой, довольно щедрой, но державшейся в стороне от его жизни. Называть себя тетей Эммой она не позволяла – только по имени. Роман всегда ощущал, что как человек он ей не слишком интересен. И слава богу, зато не донимала дурацкими вопросами: как учишься, а покажи-ка дневник… Эмма просто появлялась, просто улыбалась, просто поглядывала – то равнодушно, то с насмешкой. Она никогда не отказывалась погулять с Ромкой или посидеть с ним, если родителям нужно было когда-нибудь уйти, она пела ему колыбельные песенки, особенно часто эту:

– Как у нашего кота

Колыбелька золота,

У дитяти моего

Есть покраше его!

Она читала Ромке «Волшебника Изумрудного города» и «Приключения Буратино», а потом «Приключения Калли Блюмквиста» (Эмма обожала эти детские книжки), но в вопросы воспитания никак не вмешивалась, нотаций не читала, а когда мать за что-нибудь на него сердилась и призывала Эмму в арбитры, улыбалась и качала головой:

– Нет, Галина, воспитывай его сама. Ты же знаешь: я ничего не понимаю в маленьких мальчиках. Я предпочитаю старшее поколение.

Роман вырос с этими словами. Они странно на него действовали, они заставляли его торопить детство, юность, мечтать о взрослении – тогда он сможет разговаривать с Эммой на равных! Он почему-то не учитывал, что лет прибавляется не только у него, но и у Эммы и что она навсегда останется старше, всегда будет смотреть на него чуточку свысока, с высоты своих лет и каблуков.

Впрочем, кое-что с возрастом все же менялось. Менялось выражение, с каким она поглядывала на Романа. Исчезли скука и насмешка, появился затаенный, тревожащий интерес. Она стала задавать ему вопросы – легкомысленные, веселенькие вопросики, которые невероятно волновали Романа. Бог знает почему, но волновали!

Вот Эмма вскинет свои и без того круто изогнутые ухоженные брови и небрежно спросит:

– Что, пупсик, много сердец разбил за последнюю неделю?

Или, накручивая на палец локон пышных волос:

– Говорят, какая-то девица с моста в Волгу бросилась, в «Вечере трудного дня» передавали. Это не из-за тебя случайно?

Или, расхаживая перед ним в своих обтягивающих джинсах, просто скажет что-то вроде:

– Галина, что это на полу сегодня скрипит, не пойму, песок? Стекло битое? – Приподнимет ножку, осмотрит подошву туфельки, протянет насмешливо: – А, понятно!

– Что там такое? – с любопытством вытянет шею мать. – Что, Эмма?

– Что-что, осколки разбитых сердец, которыми усеян жизненный путь нашего пупсика.

И ха-ха-ха! Мать сначала рассердится:

– Ты мне мальчишку портишь!

Роман чувствует себя дурак дураком, но Эмма опять вскидывает брови:

– Ты на меня обижаешься, что ли, пупсик? Да, пожалуйста, обижайся. Мне все равно.

Вот какой смысл сердиться на человека, которому твое отношение до лампочки? И ты снова понимаешь, что нечего засматриваться на ее обтягивающие джинсы, ты для нее всего лишь хорошенький мальчик, пупсик, не более того. Взрослей не взрослей…

Роман замечал, что при отце Эмма никогда так рискованно не шутила. Появление отца ее как-то напрягало, может быть, смущало. Или раздражало? Много лет Роман был убежден, что Эмма его отца недолюбливает, а то и считает человеком мелким, неинтересным. В глубине души сын это мнение разделял. Каково же было его удивление, когда оказалось, что отец ушел не к кому-нибудь, а к Эмме!.. Мать тогда была почти без ума от горя, от обиды много чего наговорила. Именно в тот вечер Роман узнал о бриллиантах. Наверное, он должен был возненавидеть Эмму, но ему странным образом стало легче, когда он узнал, что здесь не любовь-морковь, а голый расчет.

А то, что отец предпочел Эмму жене, было для Романа в порядке вещей. Разве могло быть иначе?

Потом-то он понял, что измена отца пошла им с матерью только на пользу. Галине в жизни не додуматься было до того, что изобретала Эмма, чтобы вытянуть из отца побольше, чтобы просто заставить его отдать бриллианты «семье», как она говорила, уже не отделяя себя от Галины и Романа. Они втроем были теперь в тайном заговоре против Константинова, и возглавляла этот заговор Эмма.

Потом Константинов от Эммы ушел, однако Роман понимал: хоть отец и поселился в другой квартире, все равно никуда он от Эммы не денется. Не то чтобы она была такой уж роковой женщиной, эта Эмма, но голова у нее работала дай бог каждому. Все штучки-дрючки, к которым прибегал отец, чтобы отмывать доходы от продажи бриллиантов, множество простеньких, но милых уловок, позволяющих уходить от налогов, были придуманы Эммой. И это при том, что она почти ничего не знала о бухгалтерии, из юридической литературы признавала только детективы, газет не читала, радио не слушала, телевизор не смотрела. Она просто была невероятной выдумщицей, вот что.

Но вот сошлись все беды разом: Романа избили, отец умер, бриллианты пропали. Потом умерла мать. Роман был вне себя от горя. Только подумать: не ввяжись он в ту драку в маршрутке, все было бы иначе! Положим, отцу на роду было написано умереть, но хоть камни не пропали бы. Продавая их, можно было бы жить безбедно еще много лет! Главное, наказан Роман был за безусловно благородный поступок: вступился за девушку. Вот и верь после этого в справедливость, в то, что воздается по заслугам.

Однако когда он начал что-то такое лопотать перед Эммой, она только покосилась на него насмешливо:

– Не ропщи на судьбу. Пути господни неисповедимы.

Почему-то она совершенно не упала духом, когда узнала о пропаже камней. И ни на миг не сомневалась, что они выйдут на след похитителя, если, конечно, удача, которую Эмма почитала чуть ли не выше всех богов, будет на их стороне. И надо же, повезло! Удалось установить имя того мужика, который, судя по всему, украл тайник с бриллиантами. Или случайно прихватил. А что он с ними сделал? Если обнаружил, живет небось припеваючи. Если не обнаружил – выбросил тайник за ненадобностью (вещичка-то невзрачная, пустяшная) или держит при себе? Сунул куда-нибудь и знать не знает, что там за сокровище.

Конечно, это имя не так чтобы на голову упало, пришлось побегать за этой проводницей, о которой узнали от дознавателя. Почему-то оба сразу поверили, что Якушкина камней не брала: такая простота и нищета не удержалась бы, чтобы немедля не оттащить камни в скупку и не начать мотать деньги. Эмма разузнала среди своих знакомых антикваров и ювелиров: нет, бриллианты без оправы, россыпью никто не предлагал. Оставалась надежда, что они все еще вместе, в том самом месте…

Роман давно признал, что Эмма способна на поступки, которых трудно ждать от женщины ее возраста. Хотя какое отношение имеет возраст к такому свойству человеческой натуры, как авантюризм? Это качество не стареет. Вообще, если честно, Роман пересмотрел свои представления о женщинах благодаря Эмме. Эти его представления просто-таки стали с ног на голову. Казалось, с некоторых пор она принялась считать годы в обратном порядке, на убывание. Однажды Роман сказал об этом. Эмма расхохоталась и чмокнула его в щеку:

– Спасибо, радость моя. Уж не знаю, от кого тебе досталось редкое умение понимать женщин, но ты им обладаешь. Ты далеко пойдешь в отношениях с прекрасным полом, поверь мне! Открою тебе тайну: я не одна такая. Отсчитывают годы назад многие женщины, а парней это иногда возмущает. Бог их знает, может, им обидно, что их матери превратились в старух, а ровесницы этих матерей остались красавицами. Мужчины ведь любят унижать женщин, это помогает им почувствовать себя сильнее. Я говорю об идиотах, конечно. А некоторые бедняжки сами стесняются своей воскресшей молодости. Или на них давит это укоренившееся представление, что в определенном возрасте женщина годится только на удобрение. Хорошо уметь мыслить нестандартно! Нужна смелость, чтобы поступать не как все. Ах, хорошо быть вольной пташкой вроде меня. Люди боятся одиночества, но я… Мне нужен очень узкий круг: вот ты, вот я. А третий лишний.

И она засмеялась, как смеялась всегда, этим своим переливчатым смехом, так что Роман никак не мог понять, над своими словами она хохочет или над ним, глупцом.

Конечно, глупцом. Разве сам, без нее он смог бы подобраться так близко к Андрею Илларионову?