Решить-то было одно, а вот слышать этот скрип кровати… и знать, что скрипит она потому, что твоя любимая раскачивает ее вместе с другим мужчиной…
Роман даже не помнил, как он вообще ушел тогда с улицы Прованс. Еле-еле себя усмирил. Но остался страх: а сможет ли он когда-нибудь забыть тот скрип? Или он будет вечно отдаваться в ушах? И даже мысль о том, что Эмме внезапно, по какой-то счастливой случайности, удалось то, что не удалось ему, не успокаивала. Конечно, бриллианты… да, конечно… А что, какие слова говорил ей Илларионов? И стонала ли она с ним так же, как стонала с Романом? И губы у нее пересыхали так же, да?
Сможет ли он не думать об этом?
Смог. Все мгновенно отступило на второй план, ревность улетучилась, когда он увидел в руках Катрин фотографии.
Да, вот это был компромат! Обычно они с Эммой очень тщательно скрывали свои отношения, на улице вели себя, как она это называла, по-семейному: вот мама с сыном, а что, не похоже? Эмму это ужасно смешило. Единственный раз они потеряли голову – там, в парке Ле Аль. Впрочем, тогда план внедрения к Илларионову еще не был разработан, Эмма еще не выследила Фанни, не знала о Катрин, так что этот случайный сбой объясним.
Но не менее смертельно опасен!
Ладно, с Катрин Роман расправился, обезвредил ее. Но Арман… Неужели это тот самый Арман, который таскался в бистро Фанни? Его-то роль во всей истории какова? Каким образом он сделал эти снимки?
Ладно, сейчас Роман все узнает.
Он поднялся из метро на Оберкамф и по инерции пошел было к своему дому, в смысле, к дому Бриджит, как вдруг споткнулся: увидел Эмму. Эмма выбралась из серебристого «Порше», помахала водителю и пошла к подъезду. «Порше» тронулся и умчался вдаль по бульвару Вольтера.
Илларионов! Илларионов ее сюда привез! Зачем, почему?
Он уехал, она осталась – что это значит?
Роман припустил было к подъезду, однако заметил, что Эмма и не собирается в него заходить. Она следила, уехал ли «Порше». Убедившись в этом, быстро зашагала по тротуару к тому месту, где бульвар Вольтера смыкался с бульваром Ришара Ленуа. И через несколько секунд остановилась рядом с домом 24.
Она идет к Арману?
Эмма нажала на какие-то цифры, открыла кодовый замок, вошла. Роман кинулся следом и ввинтился в дверь, пока та еще не успела захлопнуться. Он следовал за Эммой на расстоянии нескольких шагов: если бы она оглянулась, когда переходила из крытого дворика в подъезд, то сразу заметила бы его. Но она была настолько погружена в свои мысли, что не смотрела по сторонам.
Это почему-то безумно обидело Романа. Ну как же так, а ведь раньше она говорила, что чувствует его, где бы он ни был!
Зачем она идет к Арману? Неужели она и с ним…
О нет, этого не может быть!
Когда он прокрался в подъезд, Эмма уже поднялась на первый этаж. Роман слышал, как открылась дверь и мужской голос с холодным удивлением произнес:
– Что вы здесь делаете, мадам?
– У меня к вам дело, – проговорила Эмма.
– По-моему, все наши дела мы сделали в прошлый раз, – ядовито сказал мужчина, и теперь Роман узнал хрипловатый, прокуренный и пропитый голос Армана. – Хотите повторить? Или просто пришли повидать козла, пока он еще не сдох?
Роман ничего не понимал. Какие дела? Какой козел? Кто не сдох?
Эмма молчала.
– Ладно, проходите, – хмыкнул Арман.
Стук каблуков Эммы. Звук медленно прикрывшейся двери. Но нет хлопка, означающего, что закрылся замок…
И вдруг Роман так отчетливо, как будто он сам это видел, понял: это Эмма придержала дверь, стараясь, чтобы этого не заметил Арман. Эмма нарочно не закрыла ее.
Нет, тут не пахнет любовным свиданием! Она боится Армана, вот что. И оставила себе путь к спасению.
От сердца немного отлегло.
А что, если Эмма знает про фотографии? Что, если Арман ее уже шантажировал ими?
Вот скотина!
Роман бесшумно взлетел по лестнице, припал к двери. Да, она прикрыта неплотно, но щель слишком узкая, ничего не слышно. Осторожно, по миллиметру, начал подталкивать дверь.
Хоть бы она не заскрипела!
– …кое-что не отдали мне.
Голос Эммы стал слышнее.
– Что вы имеете в виду? – удивленно спросил Арман.
– Я говорю о той пленке, о тех снимках.
– Да понял я, понял! Но вы же их все забрали, все изорвали на моих глазах, вы что, забыли?
– Это вы кое-что забыли. Вы не отдали мне контрольный отпечаток!
Точно! Она знает про фотографии! Бедная Эмма, каково ей было это увидеть… И с ним, с Романом, никак не связаться… Одна, она одна мучилась от страха…
Сердце его сжалось от жалости и любви.
«Бедная моя девочка, любимая моя девочка, ты и не знаешь, что этих фотографий больше не нужно бояться, контрольный отпечаток тоже у меня!»
– Дьяболо! – пробормотал Арман. – Я совсем забыл про него, даже не представляю, где он.
– Думаете, я вам верю? – в голосе Эммы звенело отчаяние. – Вы нарочно спрятали его. В прошлый раз вы заставили меня заплатить за фотографии, а контрольки спрятали, зная, что я приду за ними, и вы меня снова заставите…
Молчание. Потом снова раздался голос Армана:
– Честно говоря, у меня и в мыслях этого не было. Но если вы так настойчиво на это намекаете – что ж, ложитесь, мадам! Мои грязные подушки еще хранят дивный аромат ваших духов.
– Вы с ума сошли, – забормотала Эмма. – Вы… да пустите меня, ну?! Отдайте контрольку!
– Ложись! – крикнул Арман. – Ты ведь за этим пришла, да?
Этого Роман больше не мог вынести. Пнул дверь и ворвался в полупустую комнату, напоенную пыльным, спертым духом.
Эмма гнулась, извивалась в руках Армана, который силился повалить ее на постель, покрытую столь грязным покрывалом, что Романа замутило от отвращения. А ей-то, ей-то как должно быть омерзительно!
– А ну, пусти ее! – крикнул Роман.
Арман обернулся, но на его худом, измученном лице не было и тени страха.
Эмма вырвалась и кинулась к Роману. Арман пожал плечами:
– Явление второе. Те же и любовник героини…
Роман на мгновение оторопел, потом сообразил: неудивительно, что Арману все известно. Он же их снимал, он их видел в Ле Аль!
– Эмма, успокойся, – быстро сказал Роман, хватая ее за руку и еле удерживаясь от того, чтобы не стиснуть в объятиях и не начать целовать. Как же он истомился по ней, как же наскучался! – У него нет контролек. Они были у Катрин. Теперь у меня. И фотографии, которые она с них сделала, чтобы передать Илларионову, тоже у меня. Ничего не бойся, все в порядке. Пошли отсюда.
– Роман… Я люблю тебя! – выдохнула она, и он не смог удержаться: посмотрел на нее, пропал, утонул, потерялся в любимых глазах, на миг только и прижал ее к себе… ох, губы ее… а когда отпустил, Арман смотрел на них с издевкой, держа в руке пистолет.
– Как трогательно, ай-я-яй! – протянул он. И еще раз, подчеркнуто, отделяя звуки один от другого: – Ай-ай-ай! Ну а теперь фотографии на стол, молодой человек.
– Да-да, – сказал Роман. – Сейчас. Сию минуту! Держи карман шире! Не бойся его, Эмма! Он не выстрелит.
– Бойся его, Эмма, – почти ласково сказал Арман. – Он выстрелит. У него есть разрешение на ношение и применение оружия, он ведь бывший флик, а ныне практикующий частный детектив. А вы ворвались ко мне и попытались помешать исполнению обязанностей.
– Чего вы хотите? – хрипло проговорила Эмма.
– Для начала чтобы вы отошли от него вон туда, – Арман махнул свободной рукой в сторону дивана. – А теперь я хочу, чтобы он положил фотографии и пошел отсюда на хрен, оставив нас вдвоем.
Роман хрипло выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Положи фотографии, – сказала Эмма спокойно. – По-ло-жи! – И быстро добавила по-русски: – Урони их!
Лицо Армана напряглось:
– Эй, не смейте говорить на вашем языке! Я его возненавидел с некоторых пор… когда прочел три слова на своем зеркале.
«Он шизик, что ли? Он заговаривается? – подумал Роман. – Еще один шизик!»
Впрочем, наплевать. Главное, сделать то, что приказала Эмма. Какая она умница!
– Давай фотографии и смотри мне не дергайся! – прикрикнул Арман.
Ну, пора.
Роман осторожно потянул конверт из-под куртки. Потом рванул – и снимки разлетелись по полу.
Арман невольно проследил их полет глазами, отвлекся только на секунду, но этого хватило Эмме, чтобы схватить низкую тяжелую вазу с иммортелями, стоявшую на пыльной тумбе под зеркалом, и стукнуть Армана по голове.
Какой страшный, тупой, кошмарный звук!
Арман качнулся назад, вперед, потом его резко шатнуло к раскрытой дверце большого стенного шкафа.
И только тут он повалился на пол. Какие-то папки посыпались сверху. Ворохом рассыпались бумаги, перемешиваясь с иммортелями, выпавшими из вазы. Пистолет вывалился из бессильно обмякшей руки.
Роман кинулся было подобрать его, но Эмма крикнула:
– Стой! – И он замер.
– Лучше вазу подними и вон там поставь, – приказала она.
Роман поднял вазу, повертел, поставил, где она велела.
Эмма одобрительно кивнула. Подобрала рассыпавшиеся фотографии, особенно тщательно проверила, на месте ли контролька, и запихала фотографии в карман куртки.
Роман несколько раз моргнул, глядя на нее, потом понял. Но не поверил себе…
– Ты что, хочешь его прикончить? – пробормотал неуверенно. – Зачем? Сейчас он не опасен, фотографии же у нас.
– Ты что думаешь, очнувшись, он не донесет на нас? – усмехнулась она. – Именно теперь он нам и опасен! Теперь, когда я…
Она осеклась, и глаза ее, устремленные на Романа, приняли умоляющее выражение.
Он вспомнил, как скрипела кровать. И понимал, что – да, она кричала, кричала и стонала на той кровати, когда Илларионов ее…
Он закинул голову и хрипло вздохнул.
«Все, что мы делаем, мы делаем ради нас».
– Значит, тебе удалось?.. – он не договорил.
Эмма кивнула.
– А ты что-нибудь нашла?
Она покачала головой.
– Я понимаю, не было времени, – сказал Роман и сам удивился, сколько сарказма прозвучало в этих словах. Он-то не собирался ни на что такое намекать…