— Солсбери одобряет этот план? — несчастным голосом спросила Элинор.
— Настолько одобряет, что привез Оксфорда сюда, — напомнил Иэн.
— Не знаю, не знаю. Это все звучит, конечно, правильно и разумно. Если ФицГенри без помех будет продолжать идти по избранному пути, мы полностью потеряем наши ирландские владения. Как мне хотелось бы не знать об этом! Это ложится такой тяжестью на мое сердце, а мой разум в то же время говорит, что следовало бы что-то предпринять.
— Думаю, что тяжестью на твое сердце ложится усталость, Элинор. Если ты колешь свиней и скачешь верхом как сумасшедшая с распущенными волосами, немудрено, что у тебя к концу дня обнаруживается некоторая тяжесть на душе.
— Что?! — воскликнула Элинор, с готовностью переводя разговор, поскольку понимала, что ее дурные предчувствия были безосновательны и бесполезны. — Ты считаешь, что я такая старая и трухлявая, что какая-то охота может выбить меня из сил? Я еще покажу тебе мою силу и выносливость. Мы еще посмотрим, кто из нас будет первым кричать:
«Хватит! Хватит!»
У Иэна загорелись глаза, он крепче сжал ее руку и притянул к себе.
— Может, я все-таки посплю в твоей кровати этой ночью? — пробормотал он.
— О нет! — весело воскликнула Элинор, отталкивая его и вырывая руку.
— Почему нет, Элинор? — взмолился Иэн. — Какая разница: сегодня ночью или через трое суток? Я так долго был без женщин. Я хочу тебя.
Она позволила ему понять, как его призыв возбуждает ее, ногтем не менее отрицательно покачала головой.
— Для меня есть разница. Ты и так уже дал повод для разговоров, закрыв дверь, но это еще можно исправить, когда я открою ее, показав всем, что мы остались в том же положении, как и раньше.
— Если только это беспокоит тебя, я быстро, — настаивал он. — Кто узнает, что мы разговаривали на несколько минут меньше?
Элинор рассмеялась.
— Это, возможно, устроит тебя, но как быть со мной? Мне быстрота не рекомендуется.
— Ты будешь довольна, клянусь.
— Ты не будешь доволен, — снова сказала Элинор, но уже делая над собой усилие.
— Что толку говорить обо мне, если я просто тебе не по вкусу? — в отчаянии воскликнул Иэн. — Ни одна женщина никогда так не отвергала меня. А у них были на то причины. Почему ты не хочешь быть со мной? Ведь мы уже скоро станем мужем и женой!
— Не будь таким дураком, — прошипела Элинор, протягивая руку к двери. — Ты мне очень даже по вкусу, и я буду с тобой с удовольствием. Я не отрицаю, что желаю тебя так же сильно, как и ты меня. Но я не поддамся твоей похоти, и своей тоже, за три дня до свадьбы. Все, что ты желаешь, станет гораздо слаще через три дня, когда это можно будет делать, не стыдясь, не закрывая дверь и не путаясь в поспешно натягиваемой одежде. — Она распахнула дверь. — Гертруда, Этельбурга! — Служанки показались на пороге. — Положите лорда Иэна в его кровать, — отрывисто приказала Элинор. — А я пойду в свою.
На следующее утро Иэн спустился вниз до того, как Элинор поднялась с постели. Когда она вышла к завтраку в платье для верховой езды после мессы, он хитро спросил:
— Опять охотиться на свиней?
— Надеюсь, что нет, — ответила Элинор, сладко улыбаясь. — Я велела егерю выследить нескольких оленей покрупнее.
Он открыл было рот, но тут же крепко стиснул его. Элинор обратила внимание на его опухшие глаза и тихонько хихикнула. Она слишком устала от бессонницы этой ночью, вызванной неудовлетворенным желанием, и снова, по-видимому, очень устанет к вечеру после охоты, которая сегодня предполагалась. Стройное, крепкое тело Иэна отчаянно нуждалось в физических упражнениях.
Элинор не сомневалась, что это было главной составляющей трудностей Иэна, но его связывала нога. К воскресенью он совершенно обезумеет. Тем лучше. Она вспомнила, что прошлым вечером никаких разговоров о его сердечных проблемах не было. Все его внимание сосредоточилось на другом.
К обеду в пятницу после еще одного скучного дня Иэн был вообще не в настроении разговаривать, как надеялась Элинор. Прислуга старалась избегать встречи с ним, гости тщательно подбирали слова и делились друг с другом только такими политическими материями, которые не вызывали споров. За столом Иэн общался преимущественно с женой лорда Ллевелина Джоан, выказывая при этом такой шарм, что Элинор поняла, что у женщин было больше причин не отвергать Иэна, нежели просто его красивое лицо.
Она не испытывала ничего даже отдаленно похожего на ревность. Джоан была довольно привлекательна, но ей было далеко до Элинор, которая просто-таки пламенела в алом наряде, украшенном бриллиантами. К тому же свет в темных глазах Иэна вполне соответствовал ее платью в тех редких случаях, когда он поворачивался к ней.
Будь Иэн Саймоном, Элинор сама предложила бы ему снять напряжение добрачной связью. Однако в Иэне не было ничего, что намекало бы, что он, подобно Саймону, принял бы такое предложение с пониманием. Что-то подсказывало Элинор, что, несмотря на весь свой дискомфорт и плохое настроение, Иэн ценил ее сопротивление выше любых проявлений нежности, какие могла бы дать ее уступчивость. Возможно, это было связано с тем, что почти все женщины легко уступали ему. Он считал, что они уже женаты по вере, в то время как она, по его мнению, придерживалась взгляда, что обязательно должен быть документ. Однако на самом деле для Элинор все это не имело значения, и она была уверена, что для Иэна тоже. Иэн приравнял бы ее уступку к возможности того, что она так же легко уступит какому-нибудь другому мужчине при схожих обстоятельствах в будущем.
И все-таки ей было жалко его. Ее глаза нежно ласкали его лицо, а губы складывались в легкой улыбке, когда она наблюдала, как он слушает историю от сэра Джайлса. На мгновение глаза Иэна приподнялись, поймали ее взгляд и тут же убежали в сторону. Элинор немного забеспокоилась, когда сэр Джайлс внезапно отвернулся и прошел через зал к ней.
— Чем я заслужил немилость нашего нового господина, леди Элинор? — спросил он сердито.
— Его немилость? — переспросила Элинор.
— Я попросил его позаботиться о моем младшем сыне и, если он считает его достойным, подыскать приличный дом для воспитания. Сэр Саймон так много сделал для моих старших мальчиков, что я считал это приемлемой просьбой.
— Иэн отказал вам? — в изумлении спросила Элинор. Иэн обычно бывал, пожалуй, даже чрезмерно добрым и щедрым и никогда не был высокомерным, но у Элинор мелькнула мысль, что она видела его лишь в общении либо с людьми, равными ему или более высокими по званию, либо с такими презренными, как крепостные, вилланы или солдаты.
Возможно, в отношениях с вассалами и более низкими по рангу благородными людьми он мог оказаться надменным. Он мог считать такой образ поведения необходимым для того, чтобы указывать им на их место и держать в подчинении своей воле. Однако вассалы Элинор не привыкли к тат кому обращению. Саймон и сама Элинор всегда держались с вассалами как с равными — как с друзьями. Они были хорошими людьми и понимали разницу между беседой и приказом.
— Он не отказал мне, — ответил сэр Джайлс, чуть покраснев. — Он сначала выслушал меня, потом отвернулся, зевнул и спросил меня, не приравниваю ли я своего сына к лошади, у которой нужно проверить ходовые качества перед покупкой. Он сказал, что если я считаю мальчика годным, то он тоже так будет считать. Его слова были достаточно справедливы, но… но… Я скажу вам от всего сердца, леди Элинор, вы давно меня знаете и не дадите соврать: голос его и взгляд были такими, что, не будь он моим господином, я ударил бы его по лицу.
— О, не делайте этого, — сумела произнести Элинор, после чего все-таки не удержалась и прыснула со смеху. Сэр Джайлс одеревенел еще больше, резко выдохнул и повернулся, чтобы уйти. Элинор схватила его за руку, подавляя смех. — Пожалуйста, не сердитесь, — взмолилась она. — Я смеялась не над вами. Правда. Ведь Иэн был достаточно покладист, пока не отвернулся, не так ли?
— Он выглядел так, словно его мысли витали где-то в другом месте, но был достаточно вежлив.
— Его мысли действительно витали в другом месте, — сдавленно усмехнулась Элинор.
— Мне очень жаль, если я со своим мелочным вопросом помешал чему-то более важному, — сказал сэр Джайлс с еще большим напряжением в голосе.
— Его более важное дело — у него между ног, — откровенно заявила Элинор. — Слова его предназначались вам, и их следует считать комплиментом. А черный взгляд относился ко мне. Милорд несколько разгневан тем, что я намерена дождаться благословения священника.
Лицо сэра Джайлса постепенно осветилось пониманием и наконец расплылось в широкой улыбке. Он посмотрел на Элинор.
— Бедняга, — произнес он с сочувствием.
— Я уверена, что он позаботится о вашем сыне как нельзя лучше, — добавила Элинор, когда ей удалось укротить смех, вызванный искренним состраданием сэра Джайлса к несчастному Иэну. — Чего бы вы желали для своего мальчика?
— Вы знаете, что я сам ничего не могу ему дать, — грустно ответил сэр Джайлс. — Лошадь, доспехи да немного денег. Если для него не найдется места, где он нес бы достойную службу, ему придется пойти путем турниров или продать свой меч на какой-нибудь войне, какую сможет найти.
— Дайте подумать, — сказала Элинор. — Вильям Пемброкский взял бы его, но это небезопасный дом для вашего мальчика в наше время. Что-нибудь подыщем, — уверила она его.
Позднее, тем же вечером, она заметила, как Иэн, прихрамывая, подошел к сэру Джайлсу и очень серьезно поговорил с ним. Она была рада, что он понял, что обидел ее вассала, и пытается искупить вину. Еще большее облегчение ей принесло то, что ночью хорошая погода испортилась и субботний день принес дождь. Все гости оставались в замке. Такое скопление людей не могло не привести и привело к небольшим конфликтам, особенно среди молодых людей. Иэн, однако, был окружен компанией и занимал себя разговорами с людьми, которые толпились вокруг него.
Когда наступили сумерки, из пелены моросящего дождя наконец-то, как и обещал, появился гость, которого уже отчаялись ждать. Элинор вознесла глаза к небу и помолилась — ей казалось неприличным ругаться. Прибыл Питер де Рош, епископ Винчестерский, чтобы совершить обряд бракосочетания. С собой, однако, он привез еще двух нежданных гостей: Вильяма, епископа Лондонского, и Юстаса, епископа Эли. Элинор снова пришлось искать приличное место, чтобы разместить их.