Вкрадчивость интонаций демонического голоса мягко обволакивала сознание не искушенного в интригах лордеронского принца, укрывая его слой за слоем тончайшей пеленой недомолвок и правильно расставленных акцентов, снижая тем самым критичность восприятия. Мефистрот не хотел накладок, а потому старался не за страх перед провалом, а за возможность получить из рук лордов или, чем Хаос не шутит, самого Саргераса лакомый кусок азеротского пирога при разделе добычи. Между тем Артас созрел до обсуждения деталей будущего союза.
— «У тебя есть какие-то конкретные предложения, или ты просто так завел речь про Легион?»
— «Как ты уже наверняка догадался, меч перед тобой создан Легионом и может наделить союзника создателей великой силой. Взамен же требуется всего-навсего объединиться против одного конкретного врага.»
— «Ты сам говорил, что солдаты Лордерона — ничего не стоят на поле боя по сравнению с эльфийскими магами.»
— «Будь солдаты одни — все так и есть, но у тебя есть жрецы и паладины, а еще будет поддержка меча и главное — союзники, которые обеспечат необходимым магическим прикрытием. Когда армия Легиона пойдет через твои земли к эльфийским границам, очень важно будет, в каком именно качестве будут выступать твои люди — в виде мясной прослойки для эльфов, которые держат вас за ручных обезьян, или же в виде союзников Легиона, в котором найдется достойное местечко для каждого имеющего потенциал, а ты, я вижу, обладаешь им в полной мере. Решай, юный принц, будущее твоего народа в твоих руках».
Надо ли говорить, что Артас Менетил согласился? Тщеславие, стремление показать себя и ненависть к «богатому соседу» — все это и многое другое сыграли свою роль во время выбора стороны юным принцем. К его чести следует отметить, что парень подсознательно понимал, что сделай он иной выбор и ни он, ни его спутники больше не вернуться в Лордерон. И если на простых солдат ему было в общем-то плевать, то вот судьба девушки, чья незримая поддержка ощущалась, как Артас только что осознал, с самого начала диалога, весьма его волновала… что, собственно говоря, тоже было учтено при разработке операции.
Натрезиму было принципиально получить добровольное согласие от Артаса, ведь на примере Нер’Зула можно было увидеть, что принуждение к сотрудничеству далеко не так эффективно, каким могло бы быть. И теперь за старым орком требовался неусыпный контроль, дабы тот не выкинул какой-нибудь фортель в самый не подходящий для этого момент. Поэтому-то он, Мефистрот, лично провел разговор с Артасом, не доверив это важное дело ни своим «коллегам», ни тем более Королю-личу.
Наконец принц решился, и меч, носящий название Ледяная Скорбь, легко покинул глыбу, которая вместе с постаментом выполняла чисто декоративные функции на только что разыгранной, как по нотам, сцене. Принца вдобавок к его собственному Свету и радужной «поддержке» Даяны охватила морозная дымка. В голубых глазах поселился холод, который обычными людьми стал восприниматься как твердая до жестокости уверенность в себе и своих поступках. Впрочем, решительные лидеры всегда нравились народу больше неуверенных в себе королей.
Бывший же владелец клинка утратил над ним контроль, и это не могло ему понравиться. Но что старый орк мог сделать, запертый в магических доспехах, закованных в лед, и подконтрольный демонам? План Нер’Зула не сработал, натрезим его перехитрил: его лишили канала воздействия на новую игрушку Легиона.
Мефистрот, расположившийся в невидимости в самом темном углу, коварно ухмыльнулся. «Как же я обожаю такие моменты! Жаль, что с натрезимами такой трюк не пройдет — мои собратья почему-то за тысячелетия подковерных интриг разучились верить на слово…»
---------//---------
Нордскол, Грозовая гряда.
Казалось, ветер здесь, в храме Штормов, расположенном на самом высоком пике Нордскола, не утихал ни на секунду. Но созданию Титанов, занявшему это стратегическое место многие и многие годы назад, было наплевать на погоду — он уже давно к ней привык. Титанид Торим, которого некоторые несведущие невежды называли титаном (хорошо хоть с маленькой буквы), пребывал, как и обычно, не в настроении. Он сидел на каменном троне и незряче уставился куда-то вдаль. На его лице застыла гримаса скорби и разочарования. Еще бы — убили жену, обманом вынудили уйти из Ульдуара, на пост в котором его поставил Пантеон… А ведь это было его призвание! И пусть он, как и все его собратья, являлся хранителем Азерота, но прежде всего его долг состоял в охране темницы Древнего бога — Йогг- Сарона. Теперь же он даже и не знает, что происходит в Ульдуаре, может статься, что узник сбежал или того хуже — выпущен предателем Локеном, а значит он не справился и опозорен до конца своей бессмертной жизни…
Торим вздохнул. Что толку в бессмысленных переживаниях и сомнениях? Эдак он додумается до чего-то уж совсем ужасного… например, до гибели Пантеона — почему-то же они молчат и не откликаются на его призывы? Титанид мотнул головой, прогоняя опасную и в то же время такую навязчивую мысль о смерти Создателей. Нет, он не уподобится Локену! Пусть сейчас для него невозможно выполнить главную задачу, но от этого он не перестает быть одним из защитников Азерота. И, как хороший хранитель, Торим не мог усидеть без дела и сразу нашел себе альтернативную цель, причем не фиктивную, а самую что ни на есть «хранительскую». Защита сосредоточения силы воздушной стихии являлась достойной миссией, в конце концов, квинтэссенция мощи Ал'Акира, Нептулона, Теразан и Рагнароса — это не те вещи, которые должны валяться без присмотра. Правда, (и Торим мог себе признаться честно) он был уверен в том, что не выгони его предатель-Локен из Ульдуара, то он бы и не вспомнил про сердца повелителей элементалей, которые Титаны давным-давно отобрали по праву победителя у их обладателей.
И теперь Торим застрял на вершине храма Штормов, где находилось средоточие силы одной из четырех стихий. День за днем его собеседником был один лишь один ветер… не считая валькирий и женщин врайкулов, что иногда скрашивали его одиночество. Ну, да какие из них собеседницы? Но ситуация в ближайшее время должна была измениться — на самый высокий пик Грозовой гряды пожаловало смертное создание из плоти и крови. К лучшему же этот визит или к худшему должен был показать будущий разговор.
На краю скалы, прямо напротив трона титанида, приземлился грифон. Наездник не успел, спустившись, сделать и двух шагов по направлению к наследнику воли Титанов, как тот шевельнулся, сменив позу, и над промороженном пиком раздался Голос, подспудно внушающий трепет любому, чья воля не была закалена сотнями прожитых лет… Гость, к слову, подобным похвастаться не мог, а потом вздрогнул от неожиданности.
— С чем пришел, человек? — показал Торим некоторую подкованность в вопросе расы незваного гостя.
— Приветствую знаменитого хранителя Торима, — пряча смятение, поклонился мужчина в возрасте, обладающий густой бородой и усами и одетый в робу, которую многие жители восточного материка уверенно опознали бы как форму магов Даларана, причем принадлежащую самому верху иерархической цепочки — членам совета Шести.
— Не нужно лести, смертный. Говори, зачем пришел.
Последовала короткая заминка, и прибывший, собравшись с мыслями, произнес явно заранее заготовленную речь:
— Я уполномочен предложить помощь в возвращении Ульдуара под ваш контроль. А также союз против Йогг-Сарона.
Теперь уже взял паузу хранитель, впрочем, та тоже продлилась недолго.
— От чьего лица ты предлагаешь союз?
— Мой повелитель предпочел бы остаться не названным. Он ничего не просит взамен, Йогг-Сарон и его враг, поэтому…
— Отказываюсь, — оборвал Торим представителя шифрующейся стороны. — Если это все, то уходи, человек.
— Но…
— Уходи! — громыхнул в округе гром, а в глазах титанида поселились молнии.
На свое счастье маг-переговорщик внял доводам разума, и, молча поклонившись, взобрался на грифона, и отбыл. Торим проводил хмурым взглядом исчезнувшую за краем скалы ездовую животину и, неожиданно поднявшись, прошел в центр площадки, оглядываясь вокруг.
— Так и знал, — в голосе титанида, несмотря на грохочущие в прямом смысле слова нотки, отчетливо прослеживалось мрачное удовлетворение.
Торима охватило то самое чувство, когда ты оказываешься прав в своих предположениях, пусть они и предрекали нехорошее. Пространство начало корежится, словно кто-то силой хотел прорваться сквозь установленную хранителем защиту. И вот ведь совпадение — это происходило аккурат там, где пару минут назад стоял так и не представившийся незнакомец. Очевидно, не заполучив средоточие воздушной стихии хитростью, противник перешел к более традиционным для Азерота «переговорам». А в том, что целью является именно охраняемый им объект, Торим понял сразу, как только заподозрил обман. К слову, последнее случилось еще в начале: на подобное намекал сам факт визита человека… Что поделать — после тысячелетий одиночества, проведенных после предательства Локена, Торим стал «немножко» параноиком.
— Наконец-то битва! Я смогу исполнить свое предназна… — он осекся.
Когда-то давно, он, сидя на похожем троне в Ульдуаре, тоже считал, что сможет выполнить долг, но ошибся. Нынешняя ситуация навевала неуловимое сходство с минувшими событиями.
— Это не повторится! — хранитель сжал кулаки и направился к трону, не обращая внимания на начавшую формироваться арку перехода. — «Если параноить, то до конца…»
Когда, спустя минуту на не таком уж большом пяточке, на вершине пика, стало не протолкнуться от элитных воинов во главе с существом, некогда носившего имя Кенариус, Торима там уже не было. Приняв за аксиому, что враг не идиот нападать без надежды на успех, он решил отступить, даже не подозревая, что тем самым изрядно подожжет пятую точку типа, пославшего своих миньонов добыть средоточие Воздуха…
---------//---------
Ис’Ней-Азшари, королевский дворец.
С размаху приложенная к лицу ладонь приобретает куда более многогранный смысл, нежели простые отчаяние, недоумение, негодование и прочие эмоции, связанные с этим всемирно известным жестом, если и рука, и лицо принадлежат могущественной персоне, в чьей воле находится возможность распоряжаться чужими судьбами. И совсем уж запредельным по эффекту этот жест становится в исполнении вполне конкретной личности, славящейся своей выдержкой и хладнокровием.