Что мне оставалось делать, ваша милость? Я всего лишь женщина. Я боялась за своих малышей. Кроме того, Калпепер и королева были так неосторожны, что я решила – рано или поздно их связь все равно откроется. Вот почему я столь отчаянно рвалась домой, чтобы быть подальше от двора, когда разразится гроза. Не сомневайтесь в своей правоте, милорд. Кэтрин Говард действительно виновна в прелюбодеянии, а что до моего молчания относительно этого дела, так я прошу Господа простить мне этот грех, – заключила Нисса.
– Прощение вам даровано, дитя мое, – ответил архиепископ и перекрестил ее. – Вы правильно поступили, что исповедались. Я ничего не могу вам обещать, кроме отпущения грехов, которое уже свершилось. Но не исключено, что я сумею помочь вам и в другом, крайне важном для вас деле, Нисса де Уинтер! Вы успокоили мою совесть, за что я вам очень благодарен. Приговор королеве не был бы несправедливым, однако в таких делах очень неплохо знать всю правду до конца.
Архиепископ поднялся на свою баржу и поплыл вниз по реке в Лондон. Нисса смотрела ему вслед. Словно тяжелый груз спал с ее плеч и души. Только сейчас поняла Нисса, какую страшную тайну хранила все это время. Судьба Кэт Говард была предрешена задолго до ее исповеди Томасу Кранмеру. По крайней мере теперь она знала, что Вариан будет спасен.
Проходили неделя за неделей, а новостей все не было. Но утром девятого февраля, в четверг, к ним без предупреждения нагрянул герцог Норфолк в сопровождении прочих членов Тайного совета. Никто не ожидал их появления. Только одна из горничных, заметив на реке баржи, идущие в направлении Сайон-Хаус, подняла тревогу, благодаря чему у них было немного времени, чтобы подготовиться.
Лорды толпились в маленькой гостиной. Бывшая королева присела в реверансе.
– Я слышала, дядя, что вы были в Леддингхолле, – обратилась она к герцогу.
– Действительно, – кисло отозвался он, – я там был. Но прежде всего я слуга короля. Он приказал мне вернуться, и я тотчас же повиновался.
– Но как поживают моя тетя Бриджуотер и мой дядя Уильям с супругой, мой брат Генрих, его жена и дети? А мой кузен Вариан? Ах да! Как там вдовствующая герцогиня? – многозначительно сощурилась она.
– Вы дерзите, девчонка, что в вашем положении совсем неуместно, – сурово возразил он.
– Я не девчонка, милорд, я женщина!
– О да, девственность вы потеряли давным-давно, – сердито отрезал он. – А теперь помолчите, Кэтрин, ибо я привез вам известие чрезвычайной важности. Акт о государственной измене, принятый в отношении вас еще двадцать первого января, был провозглашен еще дважды, шестого и седьмого числа сего месяца. Вы приговариваетесь к смерти, как и леди Рогфорд.
– Генрих подписал мой смертный приговор?
– Еще нет, – спокойно ответил Норфолк.
– Тогда еще есть надежда! – тихо воскликнула она.
– Никакой надежды, – холодно ответил он. – Не питайте иллюзий, мадам. Вы осуждены на смерть.
– Когда? – Лицо Кэтрин стало мертвенно-бледным, как и лица ее дам.
– Дату еще не назначили.
– Если меня казнят, – сказала Кэтрин, – нельзя ли, чтобы это произошло втайне? Я не хочу стать потехой для публики.
– Вы умрете в Тауэре, как ваша кузина Анна Болейн, в присутствии нескольких свидетелей, как того требует закон, – мягко пояснил он. – Несмотря на чудовищность вашего проступка в отношении короля, он не желает быть жестоким в отношении вас, Кэтрин. А теперь готовьтесь покинуть Сайон-Хаус в любой день ближайшего будущего. В Тауэре вы задержитесь лишь на день или два.
Поклонившись всем собравшимся в гостиной, Норфолк удалился. За ним последовали прочие члены Тайного совета, а также лорд Бэйнтон.
– Генрих меня не убьет, – в отчаянии повторяла Кэтрин Говард, отказываясь принять свою злосчастную судьбу. – Я его знаю. Он просто очень разозлился. И он имеет на это право. Но он меня не убьет.
Потом Кейт Кэри долго плакала на плече у леди Бэйнтон.
– Мой дядя совсем не ведает жалости, – рыдала она. – Почему Кэт верит, что он ее пощадит? Неужели она так плохо его знает? Она виновна, а моя тетя, королева Анна, была невинна. Тем не менее королеву Анну казнили. Я боюсь за Кэт. Что с ней будет, когда она не сможет больше отрицать очевидное?
– Ей придется взглянуть правде в лицо, – сказала леди Бэйнтон.
– Она пытается спрятаться от беды, – успокаивала Нисса плачущую Кейт. – Иначе бедняжка просто сломается. И мы тоже должны быть храбрыми, Кейт, – ради нее. Иначе на кого еще может она положиться в этот страшный час?
Леди Бэйнтон приготовила перемену платья и все, что могло понадобиться Кэт в те несколько дней жизни, что ей еще оставались. Фрейлины же старались занять чем-нибудь бывшую королеву, чтобы отвлечь ее мысли о неизбежной смерти. И все же их застали врасплох, когда на следующее же утро Совет прибыл в Сайон-Хаус, чтобы забрать Кэтрин Говард в Лондон, в Тауэр.
Накануне ночью Кэт спала очень плохо и как раз поднималась с постели, когда у ее порога появились ее дядя-герцог и прочие советники, которые должны были ее сопровождать. Бедняжка вся сжалась и спряталась под одеяло.
– Нет! Слишком скоро! Сегодня я не могу! Только не сегодня!
Еле сдерживая слезы, служанки приготовили ей ванну, горячую, благоухающую дамасской розой – любимым ароматом Кэт. Ее выкупали, вымыли волосы и вытерли, надели чистое нижнее белье.
– Долго они еще будут возиться? – ворчал герцог Саффолк.
– Милорд, вы же не дали знать о своем прибытии, – мягко заметила Нисса. – У нее выдалась плохая ночь, она мало спала, поэтому сегодня встала так поздно. И она привыкла первым делом принимать ванну. Разумеется, вы позволите ей эту малость? Мы знаем, как недолго ей осталось.
Чарльз Брэндон не терпел, когда ему выговаривали – даром что укор-то был заслуженный. Однако Нисса была так мила, так сочувствовала Кэт, что он просто не мог на нее сердиться.
– Потом она еще будет завтракать? – спросил герцог Норфолкский.
– Да, – не дрогнув, ответила Нисса.
Герцог поспешно отвернулся. Ее глаза обвиняли – и он отлично понимал, что означал ее взгляд. Ее супруг был заточен в Тауэр среди прочих злосчастных Говардов. И Нисса считала, что виновник их бед он – герцог Томас. По правде говоря, он и сам терзался чувством вины, да только ни за что не признался бы в этом.
Скромный завтрак подали прямо в спальню бывшей королевы, но у Кэт совсем не было желания есть. Ее терзал страх. Она отправила поднос с едой обратно на кухню. Пора было одеваться. Ее нарядили в черный бархат, сверху набросили подбитый мехом плащ с золотыми застежками, а на голову надели французский чепчик с отделкой из золотой тесьмы. На руках Кэт были кожаные перчатки, отделанные кроличьим мехом.
Но, когда ее вывели в гостиную, где бывшая королева увидела сумрачные лица тех, кому совсем недавно могла приказывать, страх снова сковал все ее существо.
– Я не поеду, – заявила она дрожащим голосом.
– Мадам, тут не вам решать, – сказал герцог Саффолкский. – Идемте! – И он предложил ей руку.
Кэт отпрянула.
– Уходите!
Норфолк сердито закричал в ответ:
– Постарайтесь вспомнить, мадам, что вы Говард! Ведите же себя достойно!
– Оставьте меня в покое, дядя, – взвизгнула она и запустила в него перчаткой. – Я не поеду! Не поеду! Вы не можете меня заставить силой! Если меня хотят убить, то пусть убивают прямо тут и прямо сейчас. Но с вами я не поеду! Неужели не понятно?! Я не поеду!
Архиепископ, епископы Тунстолл, Гардинер и Сэмпсон пытались урезонить бедную женщину, но тщетно! Не действовали ни угрозы, ни уговоры. Добровольно покинуть Сайон Кэт не желала. У Саффолка лопнуло терпение. Он сделал знак солдатам, которые стояли в дверях, и королеву уволокли силой. Кэт визжала и истошно вопила, но ее водворили на борт черной глухой баржи, специально подготовленной для перевозки узницы.
– Попробуйте только разреветься, – предупредила Нисса Кейт и Бесси, – и я надаю вам пощечин. С нас довольно одной истерички. Если мы не сможем держать себя в руках, нам не позволят остаться при ней. Неужели вы хотите, чтобы она осталась в Тауэре одна?
Покачав головами, девушки вышли из дома вслед за леди Бэйнтон и Ниссой и направились к черной барже, откуда доносились жалобные крики бедной Кэт. Внутри каюты с королевой находились Норфолк, Томас Кранмер и Стивен Гардинер. Все четыре женщины, поднявшись на борт, бросились утешать свою госпожу. Герцог Саффолк, лорд Бэйнтон и прочие члены Тайного совета сели на другую баржу, в которой также находились солдаты. На третьей барже плыли служанки, исповедник королевы и еще один отряд солдат.
Баржи двинулись вниз по реке, прошли под Лондонским мостом, на перилах которого все еще торчали головы Фрэнсиса Дерема и Томаса Калпепера. К счастью, глухие черные занавеси в каюте уберегли королеву от отвратительного зрелища гниющих голов ее любовников. На ступенях Тауэра уже дожидался констебль сэр Джон Гейдж, который почтительно приветствовал Кэтрин Говард так, будто ничего не изменилось, будто она все еще королева и просто заехала с визитом.
Плачущей, дрожащей королеве помогли сойти с баржи. Ее привели в особые покои в доме лейтенанта, предназначенные для королевских особ. И Кэт не могла не думать, что когда-то в этих самых комнатах находилась ее кузина Анна. Вечером того же дня к королеве прибыл епископ Линкольн, чтобы ее исповедовать. И Кэтрин исповедалась, но это не принесло ей успокоения.
Тем временем Тайный совет, желая смягчить сердечные муки короля и добиться казни Кэтрин Говард как можно скорее, пока король не успел над нею сжалиться, поставили Большую государственную печать вверху Акта о государственной измене и написали: «Le Roi le veut», что по-английски означало «Король этого желает». Таким образом королю необязательно было собственноручно подписывать документ, который надлежало затем прочесть в обеих палатах Парламента и огласить так называемую Королевскую санкцию. Только после этого можно было казнить и Кэтрин Говард, и Джейн Рогфорд. Все было официально.