Вера высморкалась в большой голубой платок, подперла кулаком подбородок и начала:
— Дура я, дура!
— Не могу с тобой не согласиться, — кивнул Леня. — Впрочем, раз ты сама это осознаешь, значит, ты еще не совсем безнадежна!
— Встретил он меня на улице, возле поликлиники. Я к одной больной шла уколы делать. От диабета…
— Про уколы не надо! — остановил ее Маркиз. — Подробный диагноз меня не интересует!
— Сперва-то я не захотела с ним говорить, вспомнила все свои обиды… а он уж соловьем разлился, говорит — так и так, что нам старое вспоминать, мы с тобой уж люди немолодые, много ли осталось, надо семью заново создать, и детям лучше, и нам с тобой пожить напоследок по-человечески… ну, я, дура, и заслушалась! А он ухаживать принялся, как за молодой — в ресторан пригласил, китайский, духи подарил… эти… шинель пятого номера…
— Шанель! — поправил Маркиз. — Ну что, приличные духи! Видно, сильный был интерес у человека! А дальше что?
— Вот и я подумала, что интерес… вместе, говорит, доживать будем… внуков растить… путевку в Турцию обещал купить, думала — поедем, как люди, на море отдохнем.. . — Вера пригорюнилась и снова всхлипнула. — Потом, потом! — прервал ее Леня. — Рыдать будем в антракте, в свободное от основной работы время! А пока продолжаем вечер воспоминаний!
— Ну вот… я ему уж рубашку подарила, импортную, хорошую. .. хоть и на рынке купила, а больших денег стоила. Фирма хорошая, эта… как же ее… Врангель!
— Какую? — переспросил Маркиз, насторожившись.
— Ну, Врангель, или как там ее…
— А это не от нее ли пуговица? — и Леня протянул Вере маленькую пластмассовую пуговку с двумя дырочками.
— Ну! — Вера долго рассматривала пуговицу. — Вроде похожа… А вы почему интересуетесь? Причем тут пуговица?
— Так, — Леня поглядел на опустевшую тарелочку, потому что Вера за рассказом успела съесть все булочки, пошел к стойке и вернулся очень скоро с рюмкой коньяку и двумя конфетами «Рафаэло».
— Это еще зачем? — Вера неприязненно покосилась на коньяк. — Я не пью.
— Это хорошо, это правильно, — закивал Маркиз, — только что-то мне подсказывает, что без коньяка мы тут не разберемся. Значит, давай, вспоминай, о чем ты с муженьком своим, паразитом этим, говорила? О чем он тебя расспрашивал?
— О работе расспрашивал, о детях…
— Да ну? — удивился Леня. — Быть не может, что о детях…
— Да… — Вера низко опустила голову, — это, конечно, я все больше о детях… да о чем мне еще говорить-то? О старухах больных кому интересно слушать?
— А он слушал, да? Ты соловьем разливалась, а он слушал? Говори быстро, спрашивал он о той, что померла, об Анне… как ее…
— Николаевне, — вздохнула Вера, — спрашивал. Я как дура все ему рассказала — как тяжело мне работать, устаю очень, старухи капризные… правда та, покойница, не слишком придиралась, врать не стану.
— А про часы откуда он узнал? От тебя?
— Какие часы? — удивилась Вера. — Не знаю ничего про часы.
Леня поглядел ей в глаза и сразу понял, что в отличие от своего сыночка Вера говорит правду, она ничего не знала про часы. Тогда он решил поставить вопрос по-другому.
— А про тайник? Рассказывала ты ему про тайник?
Вера низко опустила голову и надолго затихла.
— Было. Это когда он меня к себе пригласил. Напоил там вот тоже коньяком, я и раскисла. Не помню, что болтала, потом заснула.
— Похоже, что про тайничок тот у бабки только ленивый не узнал…-пробормотал Маркиз себе под нос, — а ты-то откуда информацию получила?
— Это еще давно было, с год назад. Кажется, прошлым летом. Васька, сосед бабкин, он же чокнутый совсем. Говорила я ей давно еще — пишите заявление, чтобы его в психушку сдать. Жалко, говорит, он вообще-то безобидный. Сидит у себя в комнате, какие-то железки паяет, да книжки читает. Короче, примерещилось ему однажды что-то, чувствуем мы — дымом пахнет. Чуть всю квартиру не спалил! Говорит, бумаги секретные сжигал, придурок! Хорошо, я к старухе как раз зашла — пожарных вызвала. Ищите документы, говорю, деньги, мало ли — эвакуироваться придется. А она так побледнела: «Вера, говорит, выйди!» Я и пошла, а только в щелочку подглядела, мало ли что, может, бабка тоже от страха умом тронулась. Ну и увидела, как она в тайник в камине зачем-то полезла. Может, деньги там у нее спрятаны были. А больше ничего не знаю, часов никаких в глаза не видела.
— Да, Вера, язык твой длинный во всем виноват… Муженек-то твой старуху ограбил… — Маркиз показал на пуговицу, — это он раньше всех в тайнике побывал. Оттого он и к тебе любовью внезапной воспылал, что выяснить хотел про тайник.
— Да поняла уж, не полная дура…
Маркиз в этом вопросе был с ней не совсем согласен, но решил промолчать.
— Старуха как умерла? — отрывисто спросил он.
— От сердца. Ночью сердце остановилось, я утром прихожу, а она уж холодная. Лежит поперек кровати, лицо перекошено — ужас!
Вера внезапно побледнела и схватилась руками за горло:
— Так вы что думаете — это он ее? Задушил?
— Ну, не задушил, — примирительно сказал Леня, — тогда бы следы остались. Но напугать до смерти вполне мог. Много ли надо старому человеку? Старуха сомлела от страха, а он в тайник полез, да еще и деньги похоронные прихватил. Потому что племянница мне сама рассказывала, что ни копейки у тетки не нашла. А такого быть не может, чтобы у старухи денег отложено не было…
— И это я с таким подлецом… — Вера схватила коньяк и залпом выпила всю рюмку. — Выходит, когда я его из дому выгнала, то только жизнь ему улучшила. Он сейчас живет один, квартира хорошая, ремонт приличный, а я… Думала, детей выращу, они помогут. Как бы не так! Я еще во всем и виновата оказалась, что денег мало, что жилья приличного не заработала. Одна уродилась лентяйка, только матери хамить умеет, а другой… — тут Вера собралась зареветь со вкусом и надолго, но Леня ей этого не позволил.
— Спокойно! Дыши глубже! Некогда мне с тобой возиться, а коньяку больше не дам, еще развезет тебя!
Вера затихла.
— У меня конечно детей нету, — начал Леня, — но все же замечу, что неправильно ты их воспитывала. Может, слышала, был такой знаменитый педагог — Макаренко?
Вера махнула рукой и отвернулась.
— Так вот, он воспитывал беспризорников, которые после Гражданской войны остались, — не смутившись, продолжал Леня. — А это, я тебе скажу, те еще были деточки — чистые бандиты. Да и лет им немало, не то чтобы совсем дети. Так вот он, Макаренко этот, применял поначалу метод внушения — воспитывал их, говорил, что надобно работать и учиться. А они на него плевали. И хамили напропалую. И тогда он одному там самому главному, который остальных подбивал, как даст в морду! И тот сразу проникся к нему небывалым уважением. И со временем стал вполне приличным человеком, выучился чуть ли не в академика. А Макаренко все описал в своей книжке, «Педагогическая поэма» называется, случайно не читала?
— Некогда мне книжки читать! — рассердилась Вера. — Деньги зарабатывать надо! Да только теперь поздно, убьют Юрку эти бандиты!
— Я бы тебе денег дал, — начал Маркиз, — но в долг. Отработать их надо. Да только толку-то что, Юрка твой выйдет сухим из воды и снова начнет играть и наркотиками баловаться. Снова денег задолжает, снова к тебе прибежит. ..
— Нет уж! — Вера встала из-за стола, — если достану денег, то это будут последние. Больше такой номер у него не пройдет!
— Адресок муженька своего запиши мне, — распорядился Маркиз, после чего повез Веру до ближайшего банкомата.
— Куда теперь? — спросил он.
— К Жирному, в бильярдную в нашем районе.
— Ну, смотри сама, тебе виднее,.. — Леня тронул машину с места.
Возле бильярдной в тени полосатой маркизы сидел парень на простом пластмассовом стуле.
— Эй, тетка! — лениво окликнул он Веру. — Тебе чего? В уборщицы, что ли, наниматься пришла? Так это со двора.
— Мне к Жирному, — твердо ответила Вера,
— Вона как? — Удивился парень. — А чего это ты у него забыла?
— Не твоего ума дело! — ответила Вера. — Ты на входе сидишь, так позови его! Или пропусти!
— Я пост не могу бросить, — сказал парень.
— Так передай, что пришла мать Юрки Иванова! Разговор у меня к нему есть!
Парень поговорил с кем-то по мобильному и через некоторое время явился к ним маленького роста парнишка с зализанными волосами и бегающими глазками.
— Сашка! — ахнула Вера, узнав соседа. — Так это ты тут с ними ошиваешься?
— Давай, не базарь тут! — бросил Сашка. — Жирный сказал — если за Юрку пришла просить, то дохлый номер, раз задолжал — надо платить. И нечего тут истерики устраивать! А если чего передать, то можешь через меня!
— Ах ты, мерзавец! — вскипела Вера. — У тебя мать вторую неделю в реанимации помирает, а ты тут отираешься! И ни разу в больницу не пришел, подонок этакий! Скажи Жирному, — обратилась она к парню на входе, — что я деньги принесла. Но этому подонку не то что такую сумму — рубля не доверю!
— Что — правда, мать помирает? — полюбопытствовал парень.
— А твое какое дело! — рявкнул Сашка и ушел.
Через некоторое время Веру пропустили внутрь. Она прошла длинное помещение со столами, потом небольшой полутемный бар, потом вошла в маленькую комнатку, которая надо полагать служила Жирному кабинетом.
За столом сидел человек лет тридцати, ужасно худой, отсюда и кличка. Длинные жидкие волосы были заложены за уши, глаза глядели пусто и холодно.
Вера села и достала из сумочки деньги.
— Просьба у меня к вам, — начала она, — чтобы Юрка не узнал, что я деньги отдала. Ну, хотя бы дня два. Вы своих пошлите позвонить там или как вы его пугаете… Бить только не надо.
— Думаете, снова играть не пойдет? — усмехнулся Жирный одними губами. — Ну да ладно, матери пойду навстречу.
Освободившись от денег, Вера приободрилась и пошла домой. Там все было по-прежнему. Юрка валялся на диване в своей комнате и слушал музыку. Щека у него распухла, так что нос казался свернутым на сторону. Увидев заглянувшую мать, он демонстративно застонал. Вера закрыла дверь и прошла на кухню.