Как выяснилось, у Паука здесь масса знакомых и все, похоже, были ему рады. Хорошенькие девочки мимоходом целовали его, кое-кто из хорошеньких мальчиков тоже. Паук приветствовал их своей обычной сардонической усмешкой, протягивал руку, а его приятели с размаху хлопали по ней ладонью. Паук и Эдди с многими познакомил.
— Это Эдди Вираго, ребята, — говорил он, — лето он провел в глубокой заморозке, но мы извлекли его на свет Божий.
Впервые за все лето Эдди почувствовал, что может расслабиться.
Одежда делала собравшихся до странности бесполыми. Почти все были в свободных футболках до колен, мешковатых джинсах, дорогих кроссовках. Одна-две девушки в облегающих коктейльных платьях, красных или черных, и один-два парня в шикарных костюмах, но они выглядели тут совершенно неуместно, а кроме того, им явно было неуютно и жарко. Танцующие двигались с закрытыми глазами, покачивая в воздухе высоко поднятыми руками, словно находились под водой и пытались вынырнуть на поверхность.
Паук танцевать не хотел и куда-то слинял, оставив Эдди в обществе девушки по имени Ровена, у которой была связь с крутым парнем из рекламы «Ливай-501», по крайней мере так она сказала. Работала она вроде как стилистом. По ее словам, такую работу трудно определить в двух словах. Эдди ответил, что охотно верит. Он потягивал из банки пиво и кивал в такт музыке, глядя, как Паук пробирается сквозь толпу. Судя по всему, кого-то разыскивает и блуждает по шатру с голодным видом. Потом Эдди увидел, как Паук встретился посреди зала с каким-то облезлым типом в кожаной куртке, с баками, пожал ему руку и обменялся банкнотами. Ровена сказала, что она встречалась с Роналдом Гифтом из «Файн янг каннибалз», но он теперь в ЛА. Эдди выразил ей сочувствие.
Манерный чернокожий парень на роликах начал продавать лотерейные билеты. На голове у него была японская повязка, белая, с красным кругом на лбу. Эдди хотел отказаться от билета, но девушка объяснила ему, в чем дело. Лицензий на кислотные вечеринки не дают, поэтому гости должны покупать лотерейные билеты. Призом за каждый билет была банка «Ред страйп».
— Здесь нет проигравших, — сказал парень, — по крайней мере в теории.
Эдди купил два билета и один отдал девушке.
— Настоящий мот, — с ухмылкой съязвил продавец и скрылся в толпе.
Сперва Ровена не хотела брать билет. Сказала, что не пьет, но Эдди ей не поверил. Глаза у нее были влажные, будто она только что плакала. И пахло от нее чем-то сладковатым, похожим на бренди. Эдди сказал, что, по правде говоря, он бы предпочел принять дозу. Девушка показала дилеров, цепочкой стоявших вдоль стен, словно Христианские братья на танцах в ирландской школе. Он-то думал, здесь нет наркотиков, сказал Эдди, потому-то их всех и обыскивали при входе. Ровена ответила, что некоторые дилеры платят за то, чтобы их пустили внутрь. Это вроде как патент, сказала она. Они платят, чтобы снизить конкуренцию.
Эдди и Ровена немного потанцевали, не глядя друг на друга, но вокруг было слишком много народу, вдобавок те, кто уже успел принять дозу, постоянно толкались и наступали им на ноги, так что они отошли в сторонку, сели на бордюр манежа и завели разговор о Пауке.
— Ты знаешь, что он служил в армии, — спросила Ровена, — в Северной Ирландии?
— Ни фига себе! — изумился Эдди. — Я понятия не имел.
— Да, и ему там крепко досталось. Его лучший друг погиб от бомбы, подложенной в машину. Пауку пришлось вытаскивать его, вернее, то, что от него осталось.
— Ты уверена, Ровена? — спросил Эдди. — Он никогда не говорил мне…
— Еще бы. Он не любит об этом говорить. После той истории он сильно изменился, — печально сказала она, — стал таким странным… Я совершенно его не понимаю.
— Господи боже мой, — воскликнул Эдди, — неудивительно!
— Паук в самом деле сбрендил. По-моему, он здорово не в себе, но он никогда меня не слушает.
Эдди тоже не слушал. Его внимание привлекло происходящее на арене.
Худенькая девушка с длинными темно-рыжими волосами шла сквозь толпу колышущихся тел, в руке она сжимала микрофон и что-то яростно говорила, глядя в видеокамеру. Ее эскортировали парни в джинсах, с яркими лампами, освещавшими ей волосы. Впереди вышагивала деловитая женщина в красных очках.
— Эй, — сказала Ровена, — это же Саломея, верно? Из «Атаки искусства»?
Эдди, прищурясь, всмотрелся.
— Черт побери, ну да, она самая, — сказал он. — Саломея Уайлд.
— Да, круто, — сказала Ровена.
Эдди вскочил.
— Хочешь, познакомлю? — спросил он Ровену, застегивая верхнюю пуговицу рубашки. — Мы с ней вместе учились.
Ровена отказалась. Зачем докучать знаменитостям? Тем более что ей нужно еще кое-кого разыскать. Может, попозже они с Эдди все-таки потанцуют.
— Да, конечно, увидимся позже, — ответил Эдди.
Он стоял на бордюре, возвышаясь над толпой, и наблюдал за съемкой. Саломея была красивее, чем ему запомнилось, и увереннее в себе, это точно. Она что-то быстро говорила, жестами указывая вокруг себя, проводя рукой по волосам, но музыка так гремела, что слов Эдди разобрать не мог. Каждый раз, когда режиссер опускал руку, кто-нибудь подходил к Саломее и поправлял ее макияж.
Эдди обратился было к женщине в красных очках.
— Слушай, — сказала она, — мы тут снимаем телепередачу, ясно?
Ежу понятно, что это не операция на сердце, сказал Эдди.
— Она моя давняя знакомая, — добавил он. — Идите спросите у нее самой.
Саломея Уайлд тоже его помнила.
— Мы знакомы, — сказала она, пожимая ему руку. — Я помню твою прическу. — Она уставилась в пространство, пытаясь вспомнить имя Эдди. — Ты дружил с Дином Бобом, верно? Все эти социалисты… — Слово «социалисты» она произнесла так, будто речь шла о туземцах с Сейшельских остовов. Да, это был его первый шаг к славе, подтвердил Эдди.
— Нет, серьезно, я узнаю твою прическу, — повторила Саломея; Эдди сказал, что узнал ее по телевизору.
— Ты очень любезен, — усмехнулась она.
Эдди напомнил, что его зовут Эдди Вираго.
— Верно, — произнесла она, будто это ставилось под сомнение.
— Ты занята? — спросил он.
— Знаешь, Эдди, — коснувшись его запястья, сказала Саломея, — еще и слов таких не придумали, чтоб передать, как я занята.
Она спросила, что он делал после учебы; да ничего особенного, сказал Эдди, так, группу собирал. Замечательно, сказала Саломея, приятно слышать, когда старые знакомые не тратят жизнь понапрасну. Ведь вся проблема Ирландии в том, что каждый только и делает, что без конца сетует на жизнь, но палец о палец не ударит.
— Конечно, звучит банально, — она сделала скучающий жест, — но я вправду думаю, что мы нация бездельников, верно, Эдди?
Каждый раз, когда она произносила его имя, Эдди ощущал приятную дрожь. Глаз не оторвать — до чего она была хороша, в этом синем платье, подчеркивающем фигуру. Блестящие, прекрасно подстриженные волосы, ногти покрыты черным лаком, восхитительная кожа, загорелая и гладкая, как у Дженнифер. С ума сойти. Эдди так ей и сказал, она рассмеялась.
— Если бы! — воскликнула она и опять спросила про Дина Боба.
В эту минуту подошел Паук, он словно чего-то ждал. Эдди сказал, что это один из участников его группы, ударник, Паук Симмс. Паук заметил, что он не только ударник, он занимается и творчеством, кое-что пишет.
— Где? — спросила она. — В рекламном агентстве?
— Нет, — ответил Паук, — у себя в берлоге. Пишу повесть о рождении.
Саломея состроила гримаску.
— Круто, — сказала она. Потом включила ручной переговорник. — Кот, пришли сюда Текса, если он там поблизости, ладно? — Текс ее друг. Вполне возможно, он сумеет дать Эдди и Пауку дельный совет. Он бисексуал, зачем-то сообщила она. Потом рассмеялась. — Не волнуйтесь, сейчас ему больше нравятся девочки. У него это волнами идет. Должно быть, влияние луны…
Текс занимался аудиозаписями в «Ред тейп рекордз» и первым делом попросил Эдди прислать ему пленку. Эдди сказал, что передаст поручение своему менеджеру; Текс уважительно взглянул на него.
— Ну-у, — протянул он, — у вас и менеджер есть? Кто же он?
Эдди сказал. Текс ухохотался до слез.
— Господи, Джейк Маллан! Никакой он не менеджер, обычный жулик. — Потом он сказал, что пошутил, Джейк и правда много лет в музыкальном бизнесе и успел разбить не одно сердце. Эдди сказал, что для него это не новость, но бизнес штука жестокая и без акулы вроде Джейка не обойтись, иначе барракуд не отгонишь. Текс кивнул: верно, можно и так посмотреть. Но дорога на рок-н-ролльные небеса вымощена костями тех, кто поверил посулам Джейка. Саломея сказала, что Текс — настоящий поэт, и ткнула Паука в бок, заметив:
— Вы с ним найдете общий язык.
Паук расплылся в дурацкой ухмылке.
Текс рассказал про Джейка несколько забавных историй. Паук слушал его с растущей тревогой. И с каждой новой историей все больше мрачнел. Как выяснилось, от «Бумтаунских крыс» Джейк отказался. В 1978 году он объявил им, что панк-рок умер. Через полтора месяца они подписали контракт на выступления с миллионным авансом, а Джейк заливал всем и каждому, что сделку устроил он. «Поспособствовал», как он выражается.
— Если Джейк скажет тебе, что он чему-нибудь «поспособствует», беги не задумываясь.
В другой раз, продолжал Текс, одной из групп Джейка предложили выступить в качестве поддержки на турне «Клаш», но Джейк отказался.
— Можете себе представить? Прокатил ребят, и все тут!
Нет, сказал Эдди, он этому не верит. Быть не может!
— Я слышал, — хихикнул Текс, — он сказал этим ребятам, которые сейчас неизвестно где, — так вот, он сказал им, — вы только послушайте! — что, когда он с ними закончит, «Клаш», видите ли, будут в ногах у них валяться, умоляя взять их в качестве группы поддержки. — Текс захохотал, прикрывая рот рукой. — Ну, брехло!
Рассказы Текса всполошили Эдди. Саломея Уайлд хихикала и твердила, что Текс — жуткий стервец, но Эдди чувствовал себя наивным идиотом. Паук помрачнел и задумался. Потом сказал, что хочет побыть один, и снова нырнул в толпу.