Вот ведь – весна! А там и лето не за горами, веселые сборы, поездка на пароходе в Нижний, где непременно будет ее встречать Василий, присланный из усадьбы за нею, особенный воздух, пахнущий покосом и чистой рекой, возы на городском спуске, над ними пыль и жаркое марево, сады, сады – особенная радость после Петербурга, где деревьям и травам нет места!.. Дорога до ворот усадьбы – за воротами Варвара Дмитриевна всегда спрыгивала с коляски и бежала пешком, – приятные разговоры с Василием, любимцем с детства, который всегда интересовался делами Варвары Дмитриевны и ее брата-студента и рассказывал свои новости.
Если б не князь Шаховской с его сегодняшними причудами, все в жизни Варвары Дмитриевны было бы прекрасно!..
Князь между тем пошел помедленнее, как будто соображаясь с номерами домов. Варвара Дмитриевна подтянула Герни Кембелл-Баннермана поближе к себе. Вот наказанье, зачем она только пошла за ним?.. Сейчас, не дай бог, он оглянется, увидит, со стыда сгоришь!
Однако князь не оглянулся. За восемнадцатым номером между домами открылась решетка, а за ней несколько лип, дорожки и в тени – скамеечки. Даже садиком это никак нельзя назвать – просто аллея, выходящая к Фонтанке. Шаховской зашел в калитку и уселся на вторую от входа скамью.
Что же теперь делать? Войти следом, сделать вид, что встреча случайна, – нечего и думать. Уйти совсем? Это самое правильное, конечно, но любопытство грызло и подтачивало ее. Любопытство и еще какое-то странное чувство, неведомое доселе Варваре Дмитриевне. Будто ей важно знать, что именно затеял Дмитрий Иванович и зачем уселся на вторую от входа скамью? Просто так или в романтическом смысле? И что она станет делать, если в романтическом?
Вот завтра она явится в Думу, зная, что Дмитрий Иванович накануне романтически сидел на скамье, и что? Весь интерес, вся сладость работы, горячих споров, политических баталий пропадет и утратится начисто!
Варвара Дмитриевна немного подумала, затем перебежала улицу, завернула за угол – недоумевающий Генри трусил за ней, – вышла к Фонтанке, еще раз повернула и вошла в аллею с другой стороны, Дмитрий Иванович посиживал спиной к ней. Здесь были насажены плотные и жесткие кусты, сквозь которые Варвара Дмитриевна тихонько пролезла, придерживая юбку, и оказалась в зарослях сирени. Только бы князь не заметил! Хорошо, хоть вокруг ни души.
Сердце у нее колотилось от переживаний и стыда.
…Вот, милостивая государыня, какая вы невозможная! Впрочем, это придется обдумать позже, сейчас не до обдумываний.
Генри тяжело дышал рядом. Хорошо, хоть она с компаньоном, одной было бы совсем невыносимо.
Сирень, готовая зацвести, уже тонко и сладко пахла. Варвара Дмитриевна нагнула к себе кисточку и понюхала независимо, как будто только для того и забралась сюда, чтобы насладиться ароматом.
Минуту, когда рядом с князем на скамейке возник еще один человек, она пропустила, как будто тот из вечернего воздуха материализовался.
Варвара Дмитриевна, хоть и оказалась в результате своих маневров совсем близко, слов почти не могла разобрать, а ей представлялось страшно важным услыхать, о чем они говорят.
И кто этот второй? Что-то в нем было знакомое, как будто она уже видела эти нервические движения, когда он стал размахивать картузом.
Он говорил «бу-бу-бу», ничего не поймешь, Дмитрий Иванович внимательно слушал, а потом спросил строго:
– Это точно известно?
Тот опять завел свое «бу-бу-бу», а князь спросил:
– Почему именно господин Коковцов?
Варвара Дмитриевна молниеносно и неслышно вздохнула и шагнула еще чуть-чуть вперед в своей сиреневой цитадели. При чем тут министр финансов? Выходит, это деловая беседа?
– Расскажите все, что знаете, – велел Дмитрий Иванович, и второй заговорил, и говорил долго.
…Ну ничего же не слышно! Нельзя ли погромче?!
Тут таинственный собеседник князя подвинулся на скамейке так, что оказался к Варваре Дмитриевне вполоборота, и она… узнала!
Варвара Дмитриевна ахнула. Генри, прилегший было в прохладе кустов, вскочил на ноги, зарычал и гавкнул, двое на скамейке оглянулись, и госпожа Звонкова, не думая ни о чем, кинулась вперед.
– Дмитрий Иванович!
– Варвара Дмитриевна, голубушка!..
– Кто здесь? Князь, вы обещали! Вы слово давали!..
– Дмитрий Иванович, это он! Который был в Таврическом!
– Как вы здесь?! – спросил князь.
– Это он, он меня напугал в Думе! Тише, Генри!.. Stop, stop it!
…Хотя если бы не вмешательство бульдога, только бы этого второго и видели! Сразу после феерического появления Варвары Дмитриевны из сиреневых зарослей он стал отступать и, пожалуй, дал бы деру, но Кембелл-Баннерман был начеку. Вздыбив складчатый загривок и обнажив клыки, он припал на упористые короткие лапы, стал надвигаться, и человек с картузом сделал шаг назад, неловко упал на скамью и закрыл лицо руками.
– Дмитрий Иванович, это тот самый, помните, когда я испугалась? Он хотел вас видеть! Я подумала, у него бомба!
– Я помню, но как вы здесь?!
– У меня нет никакой бомбы и тогда не было! – произнес давешний студент.
Тут Варвара Дмитриевна осознала всю серьезность и двусмысленность своего положения. Сейчас Шаховской поймет – что она шла за ним, следила, как жандарм за политическим, а потом еще и подслушивала в кустах!
Она залилась краской так, что жарко стало даже волосам, и серебряный обруч в локонах внезапно сдавил виски, как пыточное орудие.
– Я… мы с Генри… мы просто гуляли, и я увидела вас… совершенно случайно… и этот человек… я его знаю… он при депутате Алябьеве состоит… – Она продолжала лепетать, а князь смотрел пристально и серьезно.
Лучше бы отчитал!
– Присядемте, – предложил Шаховской, когда она выдохлась и замолчала. – В сложившемся положении это самое лучшее.
– Меня убьют, если кто-нибудь узнает, – вдруг сказал помощник депутата Алябьева так, как будто речь шла о чем-то совершенно обыденном. – Неужели вам действительно все равно?
– Никто не узнает, – возразил Дмитрий Иванович, – за госпожу Звонкову я могу поручиться, как за самого себя.
Помощник Алябьева – Варвара Дмитриевна позабыла, как его зовут, – безнадежно махнул рукой.
– Рассудите сами, – продолжал Дмитрий Иванович как ни в чем не бывало, – вы уже имели с ней беседу в Таврическом, когда разыскивали меня. Даже успели напугать! Гораздо разумнее будет ввести ее в курс дела, чем оставлять в неведении и беспокойстве. Госпожа Звонкова не просто талантливая журналистка, но и наш проверенный товарищ по партии.
Варвара Дмитриевна, хоть и была почти в слезах, все же этого «товарища» отметила.
– Вы можете быть с ней так же откровенны, как и со мной, – добавил князь.
– Да, но дело чрезвычайной секретности…
– Я не выдаю чужих секретов, – вспылила Варвара Дмитриевна, думая о том, что она «товарищ».
– Поклянитесь, что никто и никогда, ни ваши маменька и папенька, ни подруги, ни знакомые не узнают того, о чем мы здесь говорим. И имени моего вы никому называть не станете, – потребовал помощник депутата Алябьева.
– Разумеется, не узнает, – твердо сказала Варвара Дмитриевна и покосилась на князя. Имя она и сама позабыла! – Никто и никогда.
– Позвольте два слова, чтобы попусту не тратить время, – вступил князь. – Господин Викторов состоит в социал-демократической партии, насколько я понял, в самом радикальном ее крыле. Сейчас идет подготовка к акту убийства министра финансов. Цель акта сорвать договоренности о франко-русском займе. Дело должно быть обставлено так, будто в убийстве замешаны левые депутаты Думы. Россия не получит денег, которые необходимы для пополнения казны, а для государя страшная смерть одного из самых уважаемых министров станет поводом для разгона Думы. Взорвать министра планируется на железной дороге. Погибнуть должны десятки людей, – Варвара Дмитриевна слушала, боясь вздохнуть. – Убийство должно откликнуться не только в России, но и по всей Европе, где только с открытием Думы поверили в возможность перемен и остановку революции.
– Революция не должна останавливаться, – бесцветным голосом сказал господин Викторов и сел поглубже в тень. – Самодержавие будет сметено любой ценой.
– А покуда работает Дума, есть возможность договориться и без революции. Это господам социал-демократам не подходит. Нужен взрыв.
– Он и произойдет, если… вам не удастся его предотвратить, – пробормотал господин Викторов.
Варвара Дмитриевна представила себе варшавский поезд, с длинными, как во всех нерусских поездах, окнами, с диванами, латунными ручками, чистыми стеклами. Вот дают гудок, кричит паровоз, в толпе на перроне начинается суета последних секунд перед отправлением, а впереди дальний путь, путешествие, радость.
Нет, впереди гибель, смерть. Остановитесь, туда нельзя!.. Но уже плывут мимо вагоны, девочка на руках у отца машет за чистым стеклом, кланяется усатый кондуктор, мальчишки отталкивают друг друга, чтобы подольше видеть бабушку, а мать выговаривает им и смеется, собака недоуменно лает в тамбуре – едет впервые, непривычно ей.
Взрыв.
Варвара Дмитриевна открыла глаза.
Ничего, ничего. Пока еще все можно изменить. Еще есть время.
И есть Дмитрий Иванович и этот человек, пришедший предупредить.
Перед глазами немного дрожало – может, оттого, что ветер шевелил кроны лип?..
– Полиция ни о чем не подозревает, – продолжал помощник депутата Алябьева. – В группе все проверенные боевики, из чужих и новых никто не допущен. Боятся провокаторов. Сам товарищ Юновский поставлен за главного. План операции и вся разработка у него в руках. Подробностей никто не знает.
– Кто такой этот Юновский?
– Из Петербургского совета рабочих депутатов. Важная фигура. Через него идут все деньги от актов и ограблений, он выбирает и намечает… цели.
– А бомба?
– Бомбу изготавливает Сулимо, ответработник боевой технической группы, на Малоохтинском. Взрывчатка с Патронного завода. Помогает какой-то инженер, кажется из Москвы.