— Выращивать эту травку — выгодный бизнес, — объяснил Дэвид. — Они забираются в лес, расчищают небольшой участок, снимают урожай и продают.
— Разве это не запрещено законом? — спросил Джон.
— Конечно, запрещено, — отозвался Дэйв. — У Маврикия нет армии, но есть так называемые специальные мобильные отряды, что-то вроде коммандос или американской морской пехоты, и одна из задач этих отрядов — охота на возделывателей травки. Даже с вертолетами охотятся. Не так давно я набрел на большой участок и сообщил. Давно у них не было такого улова, и я подозреваю, что надолго впал в немилость у торговцев наркотиками.
Медленно тянулись утренние часы — и вот уже полдень, самая жаркая пора. Под солнечными лучами мы чувствовали себя, как перед раскаленной топкой, и объятый зноем лес притих. В это время дня ни одно здравомыслящее существо не покидает свое убежище, и соколки, конечно, где-то отдыхали. Мы решили перекусить, расправили затекшие конечности и расположились со своими припасами на относительно широкой части тропы подле сухого дерева. Только мы от бутербродов перешли к сочным плодам манго, как на тропе показались два стройных юнца в пестрых рубашках и расклешенных брюках. Длинные, по господствующей на острове молодежной моде, черные, лоснящиеся волосы обрамляли на редкость красивые и мягкие лица. Перед преградой, образованной нашими телами и нашими яствами, юнцы остановились, робко и угодливо улыбаясь.
— Добрый день, — вежливо поздоровались мы.
— Добрый день, сэр, — мягко отозвались они, приподнимая соломенные шляпы.
— Хотите пройти? — спросил Дэйв. — Проходите, только не наступите на меня.
— Что вы, что вы, сэр, — ответили они, потрясенные таким предположением, и с легкостью газелей проследовали через наши лежащие тела и припасы.
Благополучно миновав препятствие, они сказали:
— Благодарим, всего доброго, сэр, — учтиво приподняли шляпы и двинулись дальше по тропе.
Я приметил, что оба вооружены секачами.
— Что это за ребята? — полюбопытствовала Энн.
— В лесничестве таких нет, — сказал Дэйв, — стало быть, это возделыватели травки, потому что в такое время дня только они да чокнутые вроде нас бродят по лесу. И сдается мне, они не одни. Теперь жди их шефа.
Его предсказание сбылось: минут через пять появился еще один стройный красавчик с походкой газели. Что-то в его облике сразу выдавало горожанина. Костюм лучше сшит, и материал подороже, рубашка поэлегантнее, шляпа более стильная. При виде беспорядка на тропе он на секунду замер в нерешительности, потом подошел вплотную, обворожительно улыбаясь.
— Доброе утро, сэр, — произнес он, снимая шляпу размашистым движением. — Простите, вы не видели моих друзей?
— Видели двоих, они направились вон туда, — ответил Дэйв, как будто можно было направиться еще в какую-то сторону. — Желаете пройти?
— Э-э… нет-нет, — отозвался парень. — Я должен предупредить одного друга.
— О, у вас есть еще друг? — осведомился Дэйв.
— Да, он ждет там сзади. Я должен сказать ему, куда пошли остальные мои друзья. Всего доброго, сэр.
— Всего доброго, — отозвались мы и проводили взглядом молодого горожанина, который топал по тропе, будто некий грациозный дымчатый представитель копытных.
— Что все это значит? — озадаченно спросил Джон.
— Возвращается, чтобы предупредить своих приятелей, — объяснил Дэйв. — Теперь они пойдут на участок нижней тропой. Она подлиннее, но не такая рискованная, как эта, где мы торчим.
Медленно тянулась вторая половина дня. Стало ясно, что нам вряд ли удастся поймать соколка. Сети убрали, Дэйв посадил свою пустельгу на пень поблизости, и мы устроили чаепитие. А затем, к нашему удивлению, на тропе снова показался «шеф», но теперь уже с другой стороны. Когда он приблизился, бросилось в глаза, что за последние часы его, как говорится, малость укачало. Шляпа сдвинута на затылок, черные кудри спутаны, глаза мутновато-стеклянные, как у человека, которого вдруг разбудили и он еще не переступил рубеж между сном и явью. Походка его не утратила грациозности, однако в движениях ощущалась некоторая неуверенность. Подойдя вплотную к нам, он остановился и небрежно прислонился к дереву.
— Привет, — сказал Дэйв. — Хорошо прогулялись?
— Да-да, я гуляю, — подтвердил «шеф», добродушно улыбаясь. — Я гуляю по лесу.
— Хорошо провели время? — спросила Энн.
— Великолепно, мадам, — ответил он и объяснил: — Гуляю, потому что это полезно для здоровья.
Неожиданное объяснение, однако мы не стали придираться. «Шеф» перевел сонный взгляд в глубь дикой теснины, где снежинками кружили фаэтоны. Казалось, он забыл о нашем существовании. Лицо его выражало бездумное спокойствие. Внезапно он очнулся.
— Вы англичанин? — обратился он ко мне.
— Да, — ответил я.
— Из Лондона?
— Примерно, — сказал я, чтобы не вдаваться в долгие разъяснения о местоположении Нормандских островов.
— У меня в Лондоне много родственников, — заявил он. — И много родителей.
— В самом деле? — заинтересовался я.
— Очень много, — подтвердил он. — А еще у меня много родственников и родителей в Бирмингеме.
— Красивый город — Бирмингем, — заметил Джон.
— Очень красивый — и Лондон тоже. Мои родители говорят, оба города очень красивые, и… — Веки «шефа» сомкнулись, и я уже решил, что он, подобно соне в «Алисе», уснул на ходу, но тут он вдруг открыл глаза, глубоко вздохнул и продолжал: — …Вот соберусь как-нибудь и поеду ко всем своим родителям.
— И часто вы гуляете в лесу? — спросил Дэйв.
— Часто гуляю, это полезно для моего здоровья, — ответил «шеф».
— А птицы вам встречаются? — допытывался Дэйв.
— Птицы? — «шеф» задумался. — Птицы? Вы спрашиваете про птиц?
— Ну да, — подтвердил Дэйв. — Голуби там или попугаи.
— Птицы? — снова повторил «шеф». — Как же, я встречаю птиц, а иногда и слышу, как они поют.
— Вам попадался когда-нибудь маленький сокол — соколок? Его еще называют куроедом.
Последнее слово Дэйв произнес по-французски. «Шеф» посмотрел на Дэйва, потом на американскую пустельгу, которая чистила перышки в метре от нас. Он зажмурился, облизнул губы, открыл глаза, снова посмотрел на Дэйва и на пустельгу.
— Сокол? — молвил он неуверенно.
— Ну да, мы его ищем, — вяло объяснил Дэйв.
— Вы ищете маленького сокола? — «шеф» добивался полной ясности.
— Да-да, — сказал Дэйв. — Куроеда.
«Шеф» еще раз внимательно рассмотрел Дэйва и пустельгу. Опять зажмурился и открыл глаза, явно надеясь, что птица исчезнет. Но она не исчезла.
Затруднительное положение… Может быть, пустельга — плод его воспаленного марихуаной воображения? Но стоит ли в таком случае привлекать к ней внимание? А если она настоящая, почему эти люди, у которых, похоже, есть родители в Лондоне и Бирмингеме, ее не видят? Не в силах решить столь сложную проблему, он в отчаянии озирался по сторонам. Мы старались не глядеть друг на друга, чтобы не прыснуть со смеху. В конце концов «шеф» нашел выход из положения.
— До свидания, — сказал он, снял шляпу, поклонился, переступил через наши простертые тела и нетвердыми шагами удалился вниз по тропе.
Часом позже, спускаясь к просеке, мы вновь увидели «шефа». Он сидел с книгой в руках на земле, прислонясь спиной к дереву и уплетая большущий бутерброд.
— Уже нагулялись? — добродушно осведомился он, вставая и стряхивая крошки с брюк.
— Да, теперь направляемся домой, — ответил Дэйв.
— В Лондон? — удивился «шеф».
— Нет, в Блэк-Ривер.
— Тогда всего доброго, — сказал «шеф». — А мне надо дождаться друзей.
Мы сели в машину, и «шеф» весело помахал нам на прощание.
— Ты разобрал, что он читает? — спросила Энн.
— Нет, — ответил я, — никак не мог рассмотреть.
— «Отелло», английское издание, — сообщила она.
И я понял, что мне суждено полюбить Маврикий.
Глава втораяГолос розовых голубей
Наступил день, намеченный нами для охоты на розовых голубей, и, когда занялась заря (если сей оборот годится для столь хмурого утра), оказалось, что небо над Индийским океаном от края до края застилают плотные слои противных клубящихся облаков. Как и следовало ожидать, облака эти обрушили на землю потоки дождя, наиболее примечательного тем, что температурой он приближался к горячему душу. Мы смотрели на небо и чертыхались. Такая погода нас никак не устраивала по двум причинам. Во-первых, это был единственный день недели, когда мы могли рассчитывать на крайне необходимое содействие специальных мобильных отрядов Маврикия — доблестных ратников, которые под водительством английского майора Глэйзбрука должны были помочь нам в выслеживании птиц, лазании по деревьям, переноске прожекторов и (хоть бы сбылось!) поимке розовых голубей. Во-вторых, если потоп не прекратится, всякий поход в мокрый и скользкий лес будет совершенно пустой затеей.
К нашему облегчению, во второй половине дня облачный полог раздвинулся и наметились голубые просветы, словно куски мозаики на грязном шерстяном платке. К четырем часам небо совсем расчистилось, и в жарком воздухе над землей курились струйки пара. Яркое солнце высветило пойманные листвой и цветками дождевые капли, и они мерцали среди зелени ветвей, точно упавшие с неба созвездия. Ливень безжалостно исхлестал пышные деревья по бокам дороги, ведущей в лес розовых голубей, и каждое дерево, пылающее алым и желтым цветением, стояло в широком круге из мятых лепестков, будто в луже собственной крови.
В приподнятом настроении мы покатили в горы. Дорога извивалась и петляла на склонах, открывая чудесный вид сверху то на лес в обрамлении плантаций, которые с высоты казались ровными и яркими, как бильярдный стол, то на переливающееся темно-голубыми оттенками море с небрежно разложенной на его поверхности гирляндой белопенного рифа. Мелодично перекликаясь, в сверкающем влагой придорожном кустарнике кормились стаи черно-белых бульбулей с острым хохолком и красными щеками. Время от времени две птицы поворачивались друг к другу, поднимали крылья, словно ангел на могильном камне, и часто-часто помахивали ими в знак нежной любви. Несколько раз дорогу впереди стремительно перебегали стройные пятнистые мангусты — маленькие глаза хищно поблескивают, нос обнюхивает землю, предвкушая кровопускание. За очередным поворотом мы вдруг увидели сидящую на обочине стаю из восьми макак. Свиные глазки и отдающее фальшью надменное выражение придавали им поразительное сходство с членами правления какого-нибудь сомнительного консорциума в лондонском Сити. Старый бдительный самец испустил отрывистое «я-а-а-х», самки подхватили своих большеголовых и тощеньких, словно Оливер Твист, отпрысков, стая нырнула в стену китайских г