ходил к Сереге в гости, когда мы еще учились с ним в одном классе. Но когда я приходил в те годы к нему в гости, Надю мы всегда выгоняли из комнаты, чтобы не мешала, так что я едва помнил, что у него вообще есть сестра.
– Ну? – спросил ее Серега. Надя опустила голову так низко, что лица не было видно. Наверное, она снова плакала.
– Ты вообще соображаешь, что делаешь? – начал выговаривать ей Серега. – Что у тебя в голове-то? Совсем пусто? Ты о чем вообще думала? Хорошо хоть догадалась матери не звонить. Ты представляешь, что будет, если она узнает? А о нас с Лерой ты подумала, когда это делала? Идиотка! Тупая идиотка!
Надя подняла голову, и я увидел, что она не плачет. Она посмотрела на Серегу очень серьезными, злыми глазами, вдруг ткнула в меня пальцем и закричала:
– И вот он тоже тупой идиот, да? У тебя все тупые идиоты! Разве ты не так кричал, когда пришел после этого своего долбаного корпоратива? Ты кричал, что твой одноклассник Скворцов – тупой идиот. Что он стал лапать невесту вашего гендиректора прямо у него в кабинете. И еще какие-то документы как раз пропали! И теперь головы полетят. И начальника охраны уволят. И того, кто этого Скворцова пустил в кабинет, тоже уволят. А это как раз ты ему ключи и дал, и это на камере наблюдения будет видно. Ты бегал тут по всем комнатам и кричал, что вот так сделаешь людям добро, а они тебя в ответ с дерьмом смешают. Ты его нищебродом и клоуном называл и кричал, что уроешь его. Забыл уже? Забыл?
– Замолчи, – сказал Серега, вскочил со стула, и мне показалось, что он сейчас ударит сестру. Но он только подошел к холодильнику и достал бутылку водки.
– Ну ясно, – сказала от двери Лера, развернулась и ушла. Прошелестела по коридору, потом хлопнула дверью комнаты.
– И ты решила типа мне отомстить за брата? – спросил я Надю. Она тяжело дышала и смотрела на меня растерянно.
– Не то чтобы. Они тут с Леркой ругались, а мне как раз ребята позвонили, ну и мы пошли гулять. Просто болтались, пива попили немного. А потом шли мимо этого вашего «Подари праздник». Серега говорил, что такой бизнес может быть только у тупого идиота, вот я и запомнила. И стала ребятам рассказывать, что из-за этого клоуна, в смысле из-за вас, мой брат теперь работу потеряет. Артем, ну тот, который Микки-Маус, сказал, что это так оставлять нельзя. И кинул в стекло бутылку из-под пива. А Костик очень смеялся и предложил забрать костюмы. А я взяла набор праздничной посуды. Я вам заплачу за него, вы не думайте. А еще мы голубей выпустили, потому что жалко было, что они в клетке сидят.
Серега налил нам с ним водку. Много, чуть не по целому стакану.
– Ладно, – сказал он. – Антоха, давай выпьем. Сгоряча чего не наговоришь. А эта дурочка уши развесила. Ты сам посуди, что бы я делал, если бы Парщиков меня с работы выкинул? У меня квартира в ипотеку, машина в кредит, Лерка ребенка хочет. Надька вон тоже все время клянчит то деньги, то подарки. Ну психанул я тогда. Ты же не в обиде на меня? С кем не бывает!
Мы выпили не чокаясь, как будто хоронили кого-то. Серега снова потянулся к бутылке и налил, а я сказал:
– Надя, ты иди умойся. У тебя лицо все грязное. Да и вообще, ты после полицейского отделения. Мало ли кто у них сидел раньше там, где они вас держали.
Надя брезгливо повела плечами, посмотрела на меня еще какое-то время, как будто хотела что-то сказать. Может, извиниться хотела. Но потом молча встала и вышла.
– Слушай, ты молодец, что заявление не стал писать, – заговорил снова Серега. – Ты не думай, Надька у меня попляшет еще, засранка, я ей устрою! А еще я не хочу, чтобы ты думал, что я зря тогда распсиховался. Ты не знаешь просто, на что наш генеральный способен. Вызовет кого-нибудь в кабинет и так орет, что человек потом выползает в слезах и в соплях. Многие сами увольняются даже. А если он увольняет, то по полной программе, то есть потом в банковской сфере уже нигде не пристроишься, и все, пиши письма, суши сухари, иди сидеть на кассе в супермаркете.
– И ты, значит, терпишь? – уточнил я.
– Конечно, – удивился он вопросу.
– Вот пока вы все терпите, он на вас и орет. А вы глотаете. Дружно, всем коллективом. И улыбаетесь.
– А ты такой смелый, да? – покачал головой Серега. – Смелый и независимый. Со своим бизнесом. Продаешь красивые бумажные стаканчики по три копейки. И где ты будешь через год? Опять игуану себе купишь или енота? И будешь ходить с ними по дворам, как папа Карло?
– Ну, я хотя бы не деревянный, и меня за ниточки никто не дергает, – ответил я как можно спокойнее, потому что был сейчас все-таки в гостях и разговаривал с человеком, которого когда-то, пусть и очень давно, считал своим другом. Сейчас мне очень хотелось его ударить по лицу. Но то ли потому, что я был у него дома, то ли из-за той школьной дружбы, я понимал, что в полную силу бить его мне будет жалко. А бить вполсилы я не хотел.
– Это тебе только так кажется, что тебя никто за ниточки не дергает, – затряс головой Серега и потянулся к водке. – А поднимет банк проценты по твоему кредиту, и задергаешься ты на этой веревочке, как последний клоун. Ты думаешь, ты смелый и независимый? А мне сегодня как раз на записи с камеры наблюдения показали, как Игорек, телохранитель нашего генерального, уложил тебя поперек дороги, а потом к Парщикову в машину упаковал. Я тебе хотел сразу звонить, да завертелся что-то, а тут еще с Надюхой эта история. Не до тебя уже было. Ты чего к нему полез-то тогда?
– Поговорить.
– И что, поговорил?
Я молчал. А Серега еще хлебнул, плеснул нам по новой и сказал:
– Давай лучше выпьем, Антоха. Что тебе до нашего генерального? Мы для него говно, а не люди, понимаешь?
Я встал, выпил залпом всю водку, что опять налил мне Сергей, отдышался и сказал:
– Нет, я этого не понимаю. И не буду понимать. Потому что я не говно.
И пошел к дверям. В коридоре топталась Надя в длинном пушистом халате, наверное, подслушивала, о чем мы говорили. Пока я влезал в кроссовки, она сказала:
– Антон, слушайте, вы простите нас с ребятами, ладно? Мы вам заплатим за то, что тогда взяли. Вы вообще-то нормальный. Совсем не тупой идиот, как Сережка говорит.
Я хотел что-то ей ответить, но в голове было совсем пусто, как будто я и правда превратился в этого их тупого идиота. И я просто кивнул ей и вышел за дверь.
Лидия Павловна
Я никогда не умела закрутить жизнь вокруг себя, уложить события ровными правильными кругами, окружить себя нужными людьми, полезными вещами, яркими моментами. Стоило отложить немного денег на ремонт кухни, как ломалось что-то в мужниной машине, а он был без нее как без рук. Стоило запланировать на весенних каникулах поездку, о которой давно мечталось, как заболевала дочка, и все срывалось, а к следующим каникулам почему-то о поездке уже никто и не вспоминал. Мне никогда не хватало смелости изменить прическу. В примерочной я пугалась своего отражения в одежде, которая делала меня другой, не такой, как обычно. А сейчас я лежала на этой чужой неудобной кровати и думала: неужели я так боялась этих по большому счету беззлобных, но просто бесцеремонных сплетен в учительской, детских хихиканий и перешептываний. Ведь иногда я мечтала пройти по улице так, чтобы почувствовать на себе мужские взгляды. Хотела поехать куда-нибудь и отдохнуть по-настоящему, без прополки грядок и полива цветов. Почему я всегда себе отказывала? Не хотела показаться смешной. Почему-то вспомнила про Антона. Вот уж кто никогда не боялся дурачиться. Интересно, как он там? Наверняка вся эта его история про ревнивого банкира наполовину выдумана им самим. Надеюсь, дом он закрыл, когда уезжал. Или так и сидит там у меня на участке?
Антон
Я приехал к зданию банка на такси. Вошел со служебного входа: сказал, что иду к Сергею Минченко в отдел кадров. Странно, но пропустили. По дороге цапнул какой-то их рекламный проспект – на столе в коридоре лежала целая пачка. Поднялся на второй этаж, представляя себе, что если бы я был киллером, то вложил бы сейчас в эту рекламную брошюру пистолет. Он бы лег тяжело в ладонь, и холод металла чувствовался бы даже через глянцевую обложку. Перед кабинетом Виктора сидела секретарша, которой во время корпоратива здесь не было. Поэтому я был не очень готов к встрече с ней. Зачем ему еще секретарша, если у него есть красивая невеста, подумал я. Секретарша была тоже ничего: со светлыми длинными волосами, в белой блузке, какие носили все в этом банке. Она смотрела на меня молча, но довольно приветливо. Я тоже улыбнулся ей и сказал:
– Я к Виктору Николаичу. По поводу нашего филиала в Дубках.
Девушка подняла брови и спросила:
– Как вас представить?
– Скворцов, – ответил я честно, стараясь не дышать водочным запахом в ее сторону и говорить четко и спокойно. А вообще меня, конечно, слегка вело и покачивало, а от всего, что происходило, становилось одновременно весело и противно. Но со стороны это, видимо, было не очень заметно, потому что секретарша нажала какую-то кнопочку на телефоне перед собой и рассказала в трубку о том, что я пришел. Потом посмотрела на меня и спросила:
– Вы сказали в Дубках? Виктор Николаевич говорит, у нас там нет филиала.
– Именно об этом я и хотел побеседовать с Виктором Николаевичем, – кивнул я. Девушка недоверчиво посмотрела на рекламную брошюрку в моих руках, как будто догадалась, что если бы я был киллером, то в ней был бы спрятан пистолет. И поскольку пистолета не было, она наконец сказала:
– Ну проходите.
Ну я и прошел. Витюша сидел за столом, но, когда увидел меня, сразу встал и взялся за телефонную трубку.
– Куда ты звонишь? Положи трубку! – крикнул я, но не очень громко, чтобы девушка за дверью не услышала. – Ты хоть раз поговори сам с человеком без своих амбалов и без папаши.
– Ну конечно! Снова ты! – прошипел Витюша, трубку из руки не выпустил, но и набирать номер пока не стал. – Антон Скворцов. Незабываемые впечатления. О чем нам еще разговаривать? Что мы еще не выяснили? Или у вас новое деловое предложение ко мне, продавец воздушных шариков?