Сергей обежал глазами присутствующих: преподаватели кафедры гуманитарных наук тоже находились здесь в полном составе. Он задержал взгляд на Катерине, опять чувствуя поднимающееся в груди радостное возбуждение, и она, словно ощутив этот взгляд, повернулась к нему, улыбнулась и легким кивком головы указала ему на соседнее место справа от себя. По левую руку от нее сидела Анна, напротив них – командиры рот.
– Между прочим, Сергей Витальевич, мне Катерина Андреевна на это место сесть не разрешила, – сказал Краснов тоном шутливо-обидчивым, когда Стеклов сел.
– Просто изначально здесь Валентин Александрович должен был сидеть, – сказала Катерина, улыбнувшись и слегка краснея смущенно, – а Степан Аркадьевич ему другое место определил.
– Не знаю, не знаю… – протянул Краснов.
– Вы бы, Борис, лучше не болтали, а за дамами поухаживали, предложили бы напитки, например, тогда, может, и вас в следующий раз пригласят рядом присесть, – вступилась за подругу Анна.
Теперь уже Краснов залился краской под смех офицеров, которые, как по команде, протянули руки к бутылкам с шампанским и вином, желая услужить девушкам.
– Злая ты на язык, Анна, – попытался реабилитироваться Краснов, – потому и не замужем до сих пор. Смотри, а то всех мужиков так распугаешь.
– Настоящий мужик не испугается, – парировала Анна, и Стеклов улыбнулся, мысленно соглашаясь с Красновым, что язык у Анны действительно острый.
Через несколько минут торжество началось. Степан Аркадьевич сиял. Видно было, что он «развязал» еще до ресторана.
Большую радость доставил ему подарок, поднесенный офицерами. Зная его увлечение охотой, недолго думая, решили подарить вскладчину хорошее ружье, отделанное причудливым орнаментом.
В течение всего вечера Кречетову звонили с поздравлениями. Он, то и дело извиняясь, отходил от стола в дальний угол зала, чтобы поговорить, – там было тише.
Гости, скромные в начале вечера, вскоре вошли в раж. Было много танцев, а затем настал черед и песен. Музыканты ресторана потрудились на славу и, наверное, надолго запомнили этот день рождения.
Во время праздника Стеклов несколько раз замечал, что Болдырев часто смотрит в его сторону. Наконец тот, улучив момент, когда рядом с Сергеем никого не было – большинство гостей танцевали, – подошел к нему, наклонился, чтобы не перекрикивать музыку, и сказал:
– Сергей Витальевич, разговор есть. Выйдем, покурим.
– Вообще-то я не курю… но, если так срочно, выйдем.
Не привлекая внимания, они вышли в холл. Болдырев шел впереди. На улице вечер сразу же захватил их в свои холодные объятия. Стеклов непроизвольно поежился, пожалел, что вышел в одной рубашке и, чтобы сберечь тепло, скрестил руки на груди.
Они зашли за угол здания. Их слабо освещал неверный свет, падающий из окон дома напротив. Болдырев молча закурил; Стеклов привалился плечом к стене, в ожидании смотрел на него.
– Что, думаешь, раз у Кречетова под боком – так все позволено, можно на чужое позариться? – наконец медленно произнес Болдырев.
– Не понял, – слегка опешил Стеклов, – по-моему, на «ты» мы еще не переходили. – И что это, «чужое»?
– Ты в «ваше благородие» с другими играй, – сказал Болдырев, глубоко затягиваясь, и огонек сигареты выхватил из сумерек его лицо, тяжелый пристальный взгляд.
– Алексей Александрович, вы перепили? – с улыбкой спросил Сергей, но глаза смотрели жестко.
– Отвали от Катерины! Она со мной!
– Ах, вот оно что… Что-то она мне об этом ничего не говорила, – продолжал улыбаться Стеклов. – В любом случае, она взрослая девочка и сама решит, с кем ей быть. Так что, пожалуй, от вашего предложения откажусь.
Болдырев зло швырнул в сторону окурок, и он, ударившись в стену, рассыпался искрами; желваки на лице Болдырева заиграли, он почти вплотную подошел к Стеклову. Сергей, хоть и был хорошо физически развит, по сравнению с Болдыревым выглядел юношей: почти на голову ниже и далеко не так внушительно.
– Надоел ты мне, умник! Я ведь и по-другому сказать могу… – негромко произнес Болдырев, вынув руки из карманов.
– Так не тяни, – сказал Стеклов, выпрямляясь.
Они несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Вдруг правая рука Болдырева мощно взметнулась, но Сергей коротким нырком ушел от удара, и кулак ревнивца с глухим плотным звуком впечатался в стену. Болдырев сразу же согнулся пополам, прижимая к груди ушибленную руку, и зарычал как раненый зверь.
– Поздравляю с переломом, – констатировал Стеклов.
– Да пошел ты! – процедил Болдырев сквозь стон.
– Что ж… ответ я озвучил. Разговор окончен. – Стеклов развернулся и пошел обратно в зал.
Когда он снова сел за стол, Катерина спросила его:
– Ты что, с улицы? От тебя холодом веет.
– Да, выходил освежиться и заодно другу позвонил.
Болдырев в этот вечер на застолье больше не появился, впрочем, никто не придал его отсутствию большого значения.
Ближе к полуночи празднование юбилея подошло к концу. Гости начали расходиться. Тот же колоритный бородач выдавал одежду. Анна предложила Катерине вызвать такси.
– Я пешком прогуляюсь, мне недалеко.
– Ну как знаешь.
– Можно я тебя провожу? – спросил Сергей Катерину, помогая ей надеть пальто.
– Конечно, – ответила она, сопровождаемая ехидным взглядом подруги.
Они шли пустыми переулками, намеренно свернув в их тишину от снующих, несмотря на поздний час, машин. Местами в стылую темноту вгрызался свет ночных фонарей, и почему-то не хотелось попадать в их желтые пятна. Хотелось быть незаметными, просто наблюдать тайну ночи.
В сонной тишине улицы шаги звучали, казалось, чересчур громко. Сергею на мгновение представилось, что они тайком забрались в чужой дом и крадутся по комнатам, рискуя ежесекундно быть застигнутыми разбуженными хозяевами. И Катерина, как будто чувствуя то же, была молчалива, задумчива. Разговор выходил рваный, и Стеклов мысленно ругал себя за свою внезапно возникшую скованность в самый, казалось бы, благоприятный для общения момент. Откуда-то из дальних подворотен донеслись крики и звон разбитых бутылок, и снова все смолкло.
Вскоре они вышли к набережной канала. Катерина остановилась у ограждения, опершись на перила, стала смотреть в черную, как нефть, воду. Сергей встал рядом, касаясь ее плечом. Он ясно почувствовал тонкий запах волос Катерины, такой мимолетный, такой волнующий… Она зябко повела плечами, приподняла воротник пальто. Сергею вдруг нестерпимо захотелось обнять ее.
– Я дико извиняюсь, молодые люди, – послышалось сзади над самым ухом. От неожиданности Катерина вскрикнула, отскочила в сторону. Глядя на них по-собачьи доверчивыми глазами, в растянутом едва ли не до колен грязном свитере и таких же грязных штанах, стоял какой-то городской бродяга. От него за версту несло перегаром. – Простите за наглость: у вас сигаретки не будет?
– Извини, друг, не курим, – рассмеялся Сергей и, глядя на его босые ноги, подумал: «Так вот почему не было слышно, как он подошел. И как только не мерзнет?!»
Бродяга, растопырив ладони в миролюбивом жесте, кивнул и шатко побрел дальше.
– Господи, напугал! – возмущенно выдохнула Катерина.
– Зато вежливый какой, – улыбался Сергей. – Не зря Петербург – культурная столица.
Едва зародившаяся магия близости была безнадежно утрачена.
Они пошли дальше, и скоро, неожиданно для Стеклова, который уже не наблюдал часов, остановились.
– Вот мы и пришли, – сказала Катерина.
– Уже? – зачем-то переспросил Стеклов.
– Да. Это мой дом. Спасибо.
Стеклов молчал.
– Что ж, до завтра.
– До завтра, – ответил он и, когда Катерина, достав из сумочки ключи, вновь посмотрела на него, намеренно спокойно, давая ей возможность осмыслить происходящее, шагнул к ней и слегка нервно поцеловал.
Она не отстранилась.
В ноябре роте Болдырева предстоял учебный поход сроком на три недели, с заходом в Голландию. Но из-за смены планов по последующей постановке учебного корабля в док после похода сроки учебной практики сместились. Стеклов узнал об этом в учебном отделе училища, когда сверял расписание занятий на предстоящий месяц. Он сразу же хотел сообщить об этом Степану Аркадьевичу, но Болдырева встретил по дороге на факультет раньше – он пересекал плац ему навстречу.
– Алексей Александрович, сроки корабельной практики вашей роты смещаются, начало на две недели раньше. То есть в начале второй декады октября. Нужно в ближайшее время переработать план на учебный поход и заново его утвердить. Сделайте это к завтрашнему утру. Кроме того, придется в очень сжатые сроки подготовить роту к убытию на практику, учтите. Подумайте, что необходимо сделать в первую очередь.
Сообщение о переносе дат не оставило Болдырева равнодушным. Стеклов заметил это. Лицо Болдырева приняло озадаченное, недовольное выражение.
Ускоренная подготовка к убытию четвертого курса была начата безотлагательно. Степан Аркадьевич был не рад этому обстоятельству. Очень он не любил внезапных вводных и теперь в сердцах ругал вечную ахиллесову пяту Военно-морского флота – планирование боевой подготовки. Он, как офицер, прослуживший на действующих кораблях от лейтенанта до капитана первого ранга, командира корабля, – на собственном опыте познал, что планируемое в девяноста процентах случаев не делалось в обозначенные изначально сроки, будь то отпуск экипажа, выход в море или возвращение корабля из похода. Не говоря уже о том, что даже малые мероприятия в течение дня без конца тасовались. Часто это было похоже на глупую игру.
– Даже в училище от этого спасу нет! – посетовал как-то Кречетов на этот счет Сергею, и тот попытался немного успокоить его шуткой:
– Ничего, Степан Аркадьевич, курсантам это даже на пользу будет: пусть смолоду познают нюансы службы на флоте, чтоб на кораблях они для них новостью не были.
Болдырев в эти дни был заметно озлобленным. Стеклов списывал это на недавний инцидент, о котором знали только они вдвоем. После вечера в ресторане Болдырев ходил с загипсованной р