– Кто же тогда?
Эйч указал кивком на Скорпиона:
– Ксавьера спас наш друг свинья.
– Да мелочи, – пробурчал тот.
– Мистер Пинк, может, для вас оно и так, – сказала Антуанетта. – Но для Ксавьера этот факт чертовски важен. Похоже, мы должны сказать вам большое спасибо.
– Не заморачивайтесь. Я чудесно проживу и без вашей благодарности.
– Но я все-таки говорю: большое вам спасибо!
Скорпион глянул на нее, пробормотал что-то неразборчивое и отвернулся.
– А что с кораблем? – спросил Клавэйн, желая нарушить неловкую паузу. – Он цел?
– Да уж вряд ли, – сказала Антуанетта, посмотрев на Эйча.
– Нет, он как раз цел и в безопасности. Как только Ксавьер пришел в сознание, Зебра попросила его поставить «Буревестник» на автопилот и отправить в нужное место. Мы держим тайные доки в Ржавом Поясе, они нам нужны для разных операций. Антуанетта, поверьте: ваш корабль исправен и содержится под надежной охраной.
– А когда у меня будет возможность в этом убедиться?
– Скоро. Но как скоро, я ответить пока не могу.
– Значит, я пока пленница?
– Никоим образом. Пока вы все мои гости. Но я бы не хотел, чтобы вы покинули мой дом, не обсудив как следует наши общие дела. Мистер Клавэйн имеет свою точку зрения на происходящее, возможно справедливую, – но остальные попросту обязаны мне жизнью. – Он поднял руку, предупреждая возражения. – Но это не значит, что я потребую ответных услуг. Я всего лишь прошу уделить мне еще немного времени. – Он обвел присутствующих пытливым взглядом. – Хотим того или нет, мы все игроки в пьесе, истинного масштаба которой никто из нас не представляет. Возможно, сами мы не желали в ней участвовать, как обычно бывает в таких случаях. Дезертирство мистера Клавэйна вызвало настоящую лавину. Думаю, у нас нет выбора, кроме как следовать судьбе до конца. Надо доиграть свои роли. Это касается всех нас, даже Скорпиона.
Раздалось поскрипывание, сопровождаемое мерным цокотом каблуков. Зебра вернулась, толкая перед собой инвалидное кресло вроде того, на котором привезли Антуанетту. На подушке в кресле вертикально покоился цилиндр размером с титан-водонагреватель, блестящий, опутанный трубками и проводами.
Цилиндр слегка покачивался из стороны в сторону, словно его содержимое пыталось выбраться наружу.
– Подкати сюда, – попросил Эйч.
Она приблизилась вместе с креслом. Цилиндр продолжал покачиваться. Эйч наклонился над ним, постучал костяшками пальцев.
– Приве-ет! – громко проговорил он. – Как чудесно, что мы смогли встретиться! Интересно, вы понимаете, где оказались и что с вами случилось?
Цилиндр закачался сильнее.
– Позвольте мне объяснить, – обратился Эйч к гостям. – Перед вами система жизнеобеспечения полицейского катера конвенции. Пилот никогда не покидает катера на протяжении службы, а она может длиться многие годы. Ради экономии веса, бо́льшая часть тела хирургически отделена и хранится в условиях анабиоза в штаб-квартире конвенции. Пилоту не нужны конечности, он управляет катером посредством соединения корабельных систем напрямую с мозгом. В сущности, ему не нужны и прочие части тела. Они отделены, промаркированы и заморожены.
Цилиндр отчаянно раскачивался.
– Эй, там! – предупредила Зебра, придерживая его.
– Внутри этого контейнера, – продолжал Эйч, – находится пилот, ответственный за недавние нехорошие события, случившиеся на борту «Буревестника». Довольно неприятный субъект, надо сказать. Могу представить, какое удовольствие он получал, когда терроризировал экипажи, всего лишь нарушившие пару устаревших и не слишком умных законов. Ай-яй-яй!
– Он не впервые явился нас донимать, – сообщила Антуанетта.
– Но на этот раз, полагаю, наш друг зашел слишком далеко. Эй, старина, я правду говорю? Отсоединить вашу систему от бортовой сети катера было проще простого. Надеюсь, при этом я не доставил вам излишнего дискомфорта. Хотя, кажется мне, при отрыве вашей нервной системы от корабельной сети боль вы испытали немалую. За это прошу меня простить. Я не сторонник пыток.
Цилиндр вдруг замер, будто существо внутри прислушивалось.
– Но ведь я не могу оставить зло безнаказанным. Видите ли, я человек высоконравственный. Собственные злодеяния исключительно обострили мое чувство этики.
Эйч склонился над цилиндром так, что губы почти коснулись металла:
– Слушайте внимательно, чтобы не осталось никаких сомнений в ожидающей вас судьбе.
Цилиндр слегка качнулся.
– Поддерживать вашу жизнь не так уж сложно: немного электричества, питательных веществ. Это не квантовая физика, разобраться нетрудно. Думаю, если вас правильно кормить и поить, вы можете просуществовать в этой банке еще несколько десятилетий. Я и собираюсь держать вас в ней до самой вашей смерти. – Он посмотрел на Зебру. – Ну что, с ним мы разобрались?
– Эйч, мне отвезти его к остальным?
– Пожалуй, это самое подходящее в данной ситуации, – согласился он и окинул гостей удовлетворенным взглядом.
Затем с нескрываемым удовольствием проводил взглядом Зебру, катящую кресло прочь.
Когда она удалилась достаточно, чтобы не слышать Клавэйна, тот произнес:
– Эйч, а вы жестоки.
– Я не жесток – по крайней мере, в смысле, подразумеваемом вами. Но жестокость – полезный инструмент, если пользоваться им в нужное время и в подходящем месте.
– Этот мерзавец сам напросился! – буркнула Антуанетта. – Вы уж простите, Клавэйн, но по нему слез я точно лить не стану. Если бы не Эйч, он бы всех нас прикончил.
Клавэйн вздрогнул – все еще не мог согреться, словно сквозь него прошел призрак, о котором рассказывал хозяин замка.
– А что с другим сочленителем? – встревожился он вдруг. – Это Скади?
– Нет, это мужчина. Его ранило, но неопасно. Вскоре он полностью поправится.
– Можно его повидать?
– Не сейчас. Я хочу быть абсолютно уверенным, что он не причинит мне вреда, придя в сознание.
– Так он соврал! – воскликнула Антуанетта. – А ведь уверял нас, что в его голове не осталось имплантатов!
– Он бы держал имплантаты в голове, пока считал их необходимыми, а избавился бы лишь ввиду серьезной проверки. Для разложения имплантатов нужно несколько минут. Потом остаются лишь незначительные следы их присутствия в моче и крови.
– Будьте осторожны! – рыкнул Скорпион. – Чертовски осторожны!
– И почему же я должен остерегаться? – осведомился Эйч.
– А потому! – Свинья подался вперед, свирепо глядя. – Пауки засунули какую-то дрянь и в мою голову, что-то вроде клапана на артерии, и настроили на имплантаты этого гада. Если он умрет, умру и я. Все просто.
– Хм… – Эйч приложил палец к губам. – Вы полностью в этом уверены?
– Я пытался его задушить. И отключился.
– У вас, похоже, очень теплые отношения.
– Как у смертника с палачом. Он-то знает, что у меня в голове.
– Может, раньше этот клапан и стоял, – возразил Эйч, – но мы тщательно обследовали вас и не нашли имплантатов. Скорпион, вам ничто не угрожает. Должно быть, сочленитель приказал клапану рассосаться, прежде чем вы попали сюда.
Скорпион аж рот открыл – чисто человеческий жест изумления и негодования из-за собственной глупости.
– Да нет же!.. Как эта скотина меня…
– Вы могли бы покинуть его в любую минуту, спокойно уйти – и он ничем не смог бы помешать.
– Говорил же мне папа: никогда не верь паукам, – поделилася Антуанетта.
– Уж кому-кому, а мне это объяснять не надо! – огрызнулся свинья.
– Скорпион, это вас обманули, не меня.
Тот презрительно глянул на нее, но промолчал. Должно быть, понимал, что любые слова лишь выставят его в еще менее выгодном свете.
– Скорпион, я говорил правду: вы здесь не в плену, – сказал Эйч уже серьезным тоном. – Я вовсе не восхищаюсь вашими делами. Но мне случалось совершать ужасные поступки, и я знаю: бывают причины, которые для посторонних невидны и непонятны. Вы спасли Антуанетту, и за это я признателен вам – как, полагаю, признательны и все присутствующие.
– Ближе к делу, – проворчал Скорпион.
– Я не сорву ваш договор с сочленителями. Позволю уйти и присоединиться к вашим соратникам в городе. Даю слово.
Скорпион с усилием поднялся с кресла:
– Тогда я пошел.
– Подождите, – произнес Эйч негромко и вежливо, но его голос заставил свинью оцепенеть.
Показалось, будто все сказанное хозяином Замка раньше было просто данью вежливости и лишь сейчас открылось истинное лицо человека, которому лучше не перечить, если речь зашла о делах по-настоящему серьезных.
Скорпион сел.
– В чем дело? – спросил он тихо.
– Слушайте меня хорошенько! – приказал Эйч, сурово глянув на гостей. – Потому что повторять я не стану.
Воцарилась тишина. Кажется, даже молчание Разговорчивых Близнецов стало глубже и напряженней.
Эйч подошел к роялю, сыграл шесть невыразительных аккордов, потом захлопнул крышку.
– Мы живем в примечательные времена. Несомненно, переворачивается страница человеческой истории. Может быть, даже последняя. Наши глупые детские раздоры, бесконечная грызня фракций, смешные маленькие войны скоро утратят всякое значение. Мы дети, забредшие в Галактику, которая принадлежит существам древним и обладающим огромной мощью. Думаю, женщина, жившая в этом доме, была представительницей чуждой нам и очень немолодой расы. Не знаю, что это за раса и какие цели она преследовала. Но посредством этой женщины чужеродное влияние распространилось на сочленителей. И произошло это наверняка потому, что конец истории в самом деле близок.
Клавэйну хотелось возражать, спорить – но все узнанное и понятое им ранее, вкупе с рассказанным и показанным хозяином Замка, делало спор трудным. Увы, Эйч был прав, и оставалось лишь кивать, соглашаясь, и беспомощно мечтать, чтобы судьба человечества сложилась иначе.
– Теперь даже сочленители, похоже, опасаются внешней угрозы, и это тревожит меня, – продолжал Эйч. – Среди нас их представитель, мистер Клавэйн, человек исключительной отваги и чести… – Он помолчал немного, будто ожидал подтверждения своим словам. – Да, мистер Клавэйн, я немало знаю о вас. Изучая вашу биографию, я иногда жалел, что сам не пошел таким же путем. А ваш путь был воистину трудным. Он вел вас между убеждениями и верами, между мирами, между разными расами. И никогда вы не совершали поступки, повинуясь прихоти или эмоциям. Всегда трезво оценивали ситуацию и делали то, что было необходимо в данный момент.