— Что-то пошло не так? Если мы не смогли вмешаться…
— Нет, Клавейн, — ее тон стал назидательным, словно она указывала на ужасную ошибку, которую он совершил в ходе политической компании. — Нет. Ты не должен так думать. Посмотри, что произошло.
Они находились достаточно близко и могли общаться способом Объединившихся. Фелка проецировала в его сознание образы, картины из сцены гибели Ресургема. Клавейн видел последние часы планеты. Гравитационный бур Волков — то, что все называли орудием Подавляющих — пробил отверстие в самое сердце звезды, воткнув невидимое жало в раскаленное термоядерное ядро. Диаметр скважины не превышал нескольких километров в самом широком месте, и плазма вырвалась наружу под огромным давлением. Звезда истекала кровью, но процесс не напоминал бесконтрольное кровопускание. Тонкую струю раскаленных продуктов ядерного синтеза изогнули дугой, которая чуть расширялась и охлаждалась по мере удаления от поверхности звезды. Скорость потока составляла половину световой. Сдерживаемый и направляемый гравитационными импульсами, которые его породили, поток образовал плавную параболу, которая упиралась в дневную сторону Ресургема. В точке столкновения ширина плазменной струи составляла почти тысячу километров. Эффект оказался катастрофическим и наступил почти мгновенно. Атмосфера испарилась в ослепительной вспышке, через секунду испарились ледяные шапки и несколько водоемов. Обезвоженная, лишенная воздуха кора начала плавиться, словно лицо планеты превращалось в чудовищный вишнево-красный ожог. Луч проникал все глубже, на сотни километров, выбрасывая в космос сгустки расплавленной породы. Тем временем сейсмические волны уже обогнули планету и встретились на ночной стороне, уничтожив все живое — каждое человеческое существо, каждый организм, что люди привезли на Ресургем. Впрочем, жизнь на планете была все равно обречена. Через несколько часов гибнущая планета завершила бы оборот, последовательно подставляя обезумевшему светилу каждый дюйм своей поверхности. Поток продолжал свой чудовищный путь, поступающая из звезды плазма не иссякала. Он давно сжег кору Ресургема, но продолжал вгрызаться в изуродованное ядро.
Три недели спустя от Ресургема остался дымящийся бесформенный сгусток, похожий на головешку диаметром четыре пятых от первоначального. Затем луч обрушился на другую цель, и там повторилось то же самое. Материя истекала из сердца Дельты Павлина, оставляя холодную пустую оболочку. В дальнейшем реакции синтеза в ядре неизбежно прекратятся. По словам Фелки, этот момент еще не наступил — по крайней мере, если верить сигналам, которые удавалось получить из системы. Последним сигналом, который оповестит о том, что это произошло, станет грандиозный взрыв.
— Вот видишь, — сказала она, — нам на самом деле очень повезло. Мы смогли спасти очень многих. Остальные погибли, но не по нашей вине. Мы просто сделали все, что могли в данных обстоятельствах. И нет смысла казнить себя. Не появись мы здесь, погибли бы все. Флот Скейд не в счет. Они бы не стали вести переговоры.
Клавейн вспомнил вспышку, в которой погибла «Ночная Тень». И Галиана — необратимо, навсегда. Это было сделано по его приказу. Даже сейчас он чувствовал боль.
— Но ведь Скейд мертва, верно? Я взорвал ее вместе с кораблем. Другие корабли флота действовали каждый сам по себе, даже когда мы вступили с ними в бой.
— Ну да, — уклончиво отозвалась Фелка.
Клавейн проследил взглядом за пурпурным ара, который перелетал от дерева к дереву.
— Я могу консультировать вас по стратегическим вопросам, но не испытываю ни малейшего желания стать капитаном и владельцем этого корабля. Для начала, это не мой корабль. Вольева могла говорить что угодно. Во-вторых, я слишком стар, чтобы командовать. И в любом случае, зачем я нужен этому кораблю? У него есть свой собственный Капитан.
Голос Фелки стал вдвое тише.
— Значит, ты помнишь Капитана?
— Я помню, что сказала Вольева. Но не припоминаю, чтобы разговаривал с самим Капитаном. Он все еще при делах — в том смысле, как она говорила?
— Все зависит от того, что ты называешь «делами», — очень осторожно ответила Фелка. — Его инфраструктура до сих пор цела, но с тех пор, как мы покинули Дельту Павлина, он ничем не проявляет себя как разумное существо,
— Получается, Капитан мертв?
— Нет, я бы так не сказала. Если верить Вольевой, от него зависит работа чуть ли не всех корабельных систем. Она рассказывала: когда Капитан в очередной раз входил в ступор, это выглядело так, словно на борту отключали энергию. Ничего подобного не происходит. Корабль все еще заботится о себе, поддерживает работу устройств, производит саморемонт и иногда модернизацию.
Клавейн кивнул.
— Может быть, Капитан действует бессознательно? Он перестал быть разумным существом… как пациент, у которого сохранились базовые мозговые функции, но не более того?
— Это все, что мы можем предположить. Но дальше предположений дело не идет. Иногда у него бывают короткие проблески разума. Тогда корабль делает для себя некоторые вещи без команды или необходимости. Вспышки творчества. Словно Капитан до сих пор здесь, но спрятался еще глубже.
— Возможно, он оставил тень самого себя, — сказал Клавейн. — Бессознательную оболочку, которая тупо воспроизводит поведенческие образцы.
— Чем бы это ни было, Бренниген искупил свою вину. Он сделал нечто ужасное, но в итоге спас сто шестьдесят тысяч жизней.
— И Лайл Меррик тоже, — добавил Клавейн, впервые с момента пробуждения вспомнив секрет корабля Антуанетты и самопожертвование человека, заменявшего субличность «Штормовой Птицы». — Два искупления по цене одного? Думаю, для начала неплохо, — он отколол щепочку и повертел в пальцах, — Итак, что произошло, Фелка? Зачем меня разморозили, хотя знали, что это может стоить мне жизни?
— Сейчас увидишь, — ответила она и посмотрела в сторону водопада.
Клавейн недоуменно проследил за ее взглядом. Только что они были совершенно одни… но теперь у самого уреза воды, у подножья водопада кто-то стоял. Туман чуть размывал очертания.
Но он узнал эту женщину.
— Скейд…
— Привет, Клавейн, — произнесла она, но не сделала ни шага в его сторону.
Ее голос звучал глухо — акустика в помещении была не самая лучшая. Клавейн ощутил приступ раздражения, почти гнева. Похоже, его просто дурачат.
— Бета-копия, как я понимаю? — произнес он, обернувшись к Фелке. — Похоже, Производителю Работ удалось выкроить достаточно рабочей памяти, чтобы засунуть по одной Скейд на каждый корабль.
— Да, это «бета», — она уверенно кивнула. — Но в остальном все немного иначе. Правда, Скейд?
— Данная бета-симуляция сделана совсем недавно, Клавейн, — Скейд слегка повернулась, демонстрируя свое металлическое тело. — Мой оригинал отправил ее тебе во время сражения.
Клавейн помотал головой.
— Извини… Может быть, у меня проблемы с памятью, но твой оригинал я уничтожил до сражения. Это я помню очень хорошо. Я взорвал «Ночную Тень» вскоре после того, как спас Фелку.
— Это только твои воспоминания. Впрочем, примерно так оно и было.
— Ты не могла уцелеть, Скейд, — упрямо произнес Клавейн, словно его вера могла рассеять призрачную фигуру, которая сейчас стояла перед ним.
— Я никогда не теряю голову, Клавейн. Я была уверена, что ты уничтожишь «Ночную Тень», после того как забрал Фелку. По правде сказать, у меня были некоторые сомнения. Сотворить такое, когда у меня на борту Галиана… — она улыбнулась, и на ее лице появилось нечто близкое к восхищению. — Я напрасно сомневалась, верно? Ты оказался куда более безжалостным противником, чем я могла себе вообразить — даже после того, что ты со мной сделал.
— У тебя находилось тело Галианы, а не Галиана, — ровно произнес Клавейн. — Я всего лишь дал ей покой. Это следовало сделать сразу после ее смерти, много лет годы назад.
— Но ты же сам в это не веришь. Ты всегда знал, что это не конец, а тупик.
— Это все равно что смерть.
— Но шанс выйти из тупика есть всегда, Клавейн. Не сейчас, так в будущем. Когда-нибудь она могла бы избавиться от Волка… — голос Скейд стал вкрадчивым. — Ты в это верил. Ты верил, что когда-нибудь ее можно будет вернуть.
— Я поступил так, как должен был поступить, — отрезал Клавейн.
— Такая жестокость… Ты меня восхищаешь. Ты куда больший «паук», чем кто-либо из нас.
Клавейн встал и подошел к воде. Теперь между ним и бета-симуляцией осталось несколько метров. Из-за тумана она казалась призраком, парящим над землей.
— Я поступил так, как должен был поступить, — повторил он. — И всегда поступал именно так. Я не жесток, Скейд. Будь я жестоким, я бы не чувствовал боли.
— А ты чувствовал?
— Это самое отвратительное, что я совершил в своей жизни. Я выкинул ее любовь из Вселенной.
— Сочувствую, Клавейн.
— Как ты смогла выжить, Скейд?
Она провела пальцем по шее, словно отрезала плоть от доспехов.
— Как только вы с Фелкой улетели, я отсоединила свою голову и поместила ее внутрь маленькой ракеты. Ну, разумеется, ввела себе интерглиальные[67] медишны — чтобы мозг выдержал ускорение. Потом запустила ракету с кормы «Ночной Тени», в сторону своей эскадры. Маленький снаряд… Я знала, что ты его не заметишь — тебя беспокоило только то, что летит в сторону твоего корабля. Ну вот… ракета вышла из зоны обнаружения твоих приборов, а потом активизировала систему генерации направленного пульс-сигнала. Один из звездолетов направился в мою сторону, сбросил скорость… Ракету поймали и доставили на борт, — Скейд улыбнулась и на секунду прикрыла глаза. — На одном из кораблей находился доктор Дельмар… к сожалению, на том самом, который вы уничтожили. Правда, свою задачу он все-таки выполнил. Он успел создать мой клон. Реинтеграция прошла на удивление успешно. Попробуй как-нибудь, не пожалеешь.
— Значит… — он не находил слов. — Ты опять… целая?
— Да, — колко ответила Скейд, словно это вызывало у нее легкое сожаление. — Именно так. Снова. Целая и невредимая.