— И зачем, интересно знать, я так сделала?
— А это, мисс Бакс, мне тоже очень интересно, — уполномоченный отложил папку с бумагами, выдвинул одну из своих ножницеобразных конечностей, жалобно хлюпнув поршнями, и перевернул ящик набок. — Я спрашивал мистера Лю, но он оказался совершенно не в состоянии мне помочь. Правильно, мистер Лю?
— Я рассказал все, что мне известно.
— Видимо, мне следовало проявить к вам более серьезный интерес, мистер Лю — как вы думаете? У вас очень интересное прошлое, судя по отчетам полиции. Вы хорошо знали Джеймса Бакса, верно?
Ксавьер пожал плечами:
— Кто его не знал?
— Вы работали у мистера Бакса. Значит, вы не просто знали о его существовании, так?
— У нас были чисто деловые отношения. Я делал ремонт на его корабле. Я много кому делал ремонт. И вы хотите сказать, что все они были моими закадычными друзьями?
— Но вы, несомненно, понимали, что Джеймс Бакс представляет для нас определенный интерес. Что это человек, которого не очень-то волновали понятия «хорошо» и «плохо». Человек, которого не волновало, насколько его действия противоречат закону.
— Откуда он мог знать? — возмутился Ксавьер. — Вы, чертовы ублюдки, вы меняете свои законы каждый раз, когда…
Робот сделал невероятно быстрое движение, словно превратившись в черный вихрь. Антуанетта почувствовала только порыв ветра, а потом увидела, что Ксавьер снова болтается в воздухе — выше, чем в прошлый раз, и машина держала его крепче. Лю задыхался, царапая манипулятор и безуспешно пытаясь разжать его хватку.
— Вы знали, мистер Лю, что дело Меррика никогда не было закрыто?
Ксавьер не мог ответить.
— Дело Меррика? — переспросила Антуанетта.
— Лайла Меррика, — уточнил представитель. — Вы знали этого человека. Торговец, как и ваш отец. И такой же нарушитель закона.
— Лайл Меррик мертв…
Лицо Ксавьера начало синеть.
— Но дело не закрыли, мисс Бакс. Слишком много было свободных концов. Что вы знаете о Постановлении Мандельштама?
— Как я понимаю, один из ваших сраных законов?
Представитель полиции уронил Ксавьера на пол. Он был без сознания… по крайней мере, Антуанетта надеялась, что это так.
— Ваш отец, мисс Бакс, знал Лайла Меррика. Мистер Ксавьер Лю знал вашего отца. Соответственно, мистер Лю почти наверняка знал Лайла Меррика. Что касается вашей склонности к транспортировке мертвых тел в зону боевых действий без логической причины, то она также представляет интерес, понимаете?
— Если вы еще раз коснетесь Ксавьера…
— Что, мисс Бакс?
— Я буду…
— Вы ничего не сделаете. Вы беспомощны. В этой комнате нет скрытых камер и жучков. Я знаю. Я уже проверил.
— Мразь.
Робот наклонился к ней:
— Конечно, вы могли перевозить некий секретный прибор, как я полагаю.
— Что?!
Антуанетта отступила и прижалась к стене, глядя на протянутый к ней манипулятор. Потом вдохнула, словно пыталась вжаться в стену, но это не помогло. Робот прикоснулся к ее подбородку — очень аккуратно, но Антуанетта с ужасом осознавала, что он может сделать с ней все, что захочет. Затем манипулятор погладил шею девушки и двинулся ниже, задержавшись на груди.
— Ты… мразь.
— Я думаю, что у вас есть оружие или наркотики.
Снова вихрь металла и мерзкий ветерок. Все закончилось прежде, чем Антуанетта успела вздрогнуть. Робот разделался с ее жакетом. Жакет Антуанетты, ее любимый, сливового цвета, был изрезан на лоскутки. Теперь на ней осталась лишь узкая черная «разгрузка». Девушка извивалась, пытаясь вырваться, но робот держал ее крепко. И стягивал с нее безрукавку — как казалось Антуанетте, вместе с кожей.
— Я должен убедиться, мисс Бакс.
Она представила себе пилота в металлической канистре, которая висит под днищем полицейского куттера, припаркованного где-то неподалеку. Нечто чуть большее, чем препарированная нервная система плюс кое-какие расширения…
— Ты, вонючий ублюдок!
— Я просто… тщательно проверяю, мисс Бакс.
За «спиной» робота раздался грохот, и машина застыла. Антуанетта перевела дух. Черт возьми, что происходит? Может быть, пилот вызвал других «прокси» и решил позабавиться от души?
Робот выпрямился и очень медленно развернулся… чтобы оказаться перед живой стеной, оранжево-коричневой с переливами черного.
Обезьяны. По оценке Антуанетты, их было не меньше дюжины: шесть или семь орангутангов и примерно столько же модифицированных горилл с серебристой шерстью на спинах. Они стояли в полный рост, сжимая в руках инструменты… которые вполне могли служить оружием. У предводителя «серебристых» был карикатурно огромный гаечный ключ.
— Отпусти ее.
В голосе гориллы, похоже, присутствовали инфразвуковые частоты. Антуанетта скорее чувствовала этот звук животом, чем слышала.
Представитель полиции застыл. Где-то неподалеку его пилот взвешивал шансы. Весьма вероятно, что робот разделается с приматами — в его арсенале есть клеевые пистолеты, шокеры и прочие неприятные устройства. Но за этим последует долгое объяснение с вышестоящим начальством. К тому же нет гарантии, что робот не получит повреждений прежде, чем усмирит или перебьет приматов.
Словом, игра не стоила свеч. Тем более, в дело могли вмешаться влиятельные профсоюзы и члены политического парламента, которые защищают права генетически модифицированных приматов. Феррисвильскому Конвенту было куда важнее расследовать гибель гориллы или орангутанга, чем человека — и тем более на Карусели Нью-Копенгаген.
Полицейский послушно втянул манипуляторы и ретировался. Какое-то мгновение живая стена не шевелилась, словно приматы отказывались выпустить робота, и Антуанетта забеспокоилась: дело могло дойти до кровопролития. Но обезьяны просто хотели закрепить успех.
Стена расступилась, и робот поспешно удалился.
Антуанетта глубоко вздохнула. Она хотела поблагодарить приматов, но сейчас важнее было помочь Ксавьеру. Опустившись на колени рядом с ним, Антуанетта коснулась его шеи, проверяя пульс, и почувствовала, как ее затылка коснулось горячее дыхание.
— Он как?
Девушка посмотрела на величественное лицо «серебристого». Оно казалось выточенным из черного камня.
— Думаю, все в порядке. Как вы узнали?
— Ксавьер нажал кнопку тревоги, — прогудел «серебристый». — Мы пришли.
— Спасибо.
Примат выпрямился, нависая над ней.
— Мы любим Ксавьера. Ксавьер относится к нам хорошо.
Чуть позже она осмотрела то, что осталось от разгрузки. Отец подарил ей эту вещь на день рождения, в семнадцать лет. С тех пор Антуанетта выросла из нее, разгрузка едва доставала до талии, как жилетка матадора — но это не имело значения. Это была любимая вещь, которая оставалась великолепной, несмотря ни на что. И вот теперь она превратилась в кучку истерзанных клочьев и восстановлению не подлежала.
Когда приматы ушли, Ксавьер поднялся на ноги. Его все еще трясло, но все обошлось без физических повреждений. Теперь надо было прибраться в офисе.
Уборка заняла несколько часов; в основном Ксавьер и Антуанетта раскладывали по местам бумаги. Ксавьер всегда проявлял щепетильность в отношении документации. Его маленькая фирма была на грани банкротства, но он утверждал, что даже в этом случае не позволит этим ублюдкам-кредиторам вытянуть из него больше, чем положено.
К полуночи офис выглядел вполне прилично. Но Антуанетта уже знала, что все только начинается. Полиция вернется, только на этот раз убедится, что приматы не смогут придти на выручку. Даже если никто никогда не узнает, что она на самом деле делала в зоне боевых действий — все равно найдется тысяча поводов, чтобы разорить ее. Например, этот представитель мог уже конфисковать «Штормовую Птицу». Все, что творил робот — действиями которого руководил пилот-человек, напомнила себе Антуанетта, — это игра, цель которой — превратить ее жизнь в ад кромешный. Может быть, просто ради развлечения. Может быть, для чего-то еще.
Она хотела спросить Ксавьера, почему полиция так заинтересовалась ее отцом и при чем тут дело Лайла Меррика, но затем решила выкинуть это из головы — по крайней мере, до утра.
Ксавьер прогулялся наружу, принес две бутылки пива. Пиво они выпили, пока расставляли мебель по местам.
— У нас все получится, Антуанетта, — сказал он.
— Ты правда так считаешь?
— Ты это заслужила, — сказал Лю. — Ты чудесный человек. Ты сделала все это для того, чтобы выполнить волю отца.
— Тогда почему я чувствую себя идиоткой?
— Пожалуйста, не думай так, — ответил Ксавьер, и поцеловал ее.
Они снова занимались любовью, совсем как в последние дни перед отлетом. Потом Антуанетта задремала. Она все глубже погружалась в пласты смутного беспокойства, пока не достигла бессознательного состояния. Ей опять приснился сон-пропаганда Демархистов: она была на лайнере, на лайнер напали «пауки»; ее отвезли на комету, где была их база, и стали готовить к операции.
Но в этот раз продолжение оказалось другим. Когда «пауки» пришли, чтобы вскрыть ей череп и вживить имплантаты, один из них нагнулся над ней и снял белую стерильную маску, которая скрывала лицо. И она узнала его — по хроникам, которые просматривала накануне. Это было лицо бородатого патриарха с белыми волосами, лица, которое не перепутаешь ни с каким другим — печальное и лукавое одновременно. Лицо, которое при других обстоятельствах показалось бы ей добрым и мудрым.
Это был Невил Клавейн.
— Я же предупреждал: не попадайся, — сказал он.
Материнское Гнездо осталось позади, на расстоянии световой минуты. Следуя навигационным данным, полученным от Скейд, Клавейн приказал корвету повернуть и понемногу запустить тормозные двигатели. Системы крошечного звездолета повиновались безупречно. Тени, чередуясь с пятнами бледного света, скользили по полулежащим телам Клавейна и двух пассажиров. Корвет был самым быстрым и маневренным из кораблей внутрисистемного флота Объединившихся, но размещение внутри его корпуса трех человек одновременно можно было считать математической задачей по оптимальной укладке. Клавейн занимал кресло пилота, оснащенное тактильным управле