Вольева подозревала, что это так, и надеялась, что ошибается. Тем не менее, во всех отношениях корабль превратился в нечто чудовищное. Когда Хоури прибыла с Ресургема, Вольева сделала все возможное, чтобы побольше узнать о трансформациях, но делала это скорее для собственного блага, чем ради подруги. Вид корабля буквально выбил Ану из колеи. Незадолго перед тем, как позволить Капитану нагреться, Триумвир получила возможность заглянуть в сознание Бреннигена и пришла к пониманию его преступлений. Сейчас это выглядело так, словно оно растянулось до невероятных размеров, так что по нему можно путешествовать. Капитан стал своим кораблем. Судно унаследовало преступления человека и стало монументом собственным злодеяниям.
Вольева разглядывала контуры того, что раньше было криогенным саркофагом. За последнее время он врос в одну из стен и начал выпускать серебристые отростки во всех направлениях. Они могли возвращаться обратно, в потрескавшуюся оболочку саркофага и в самого Капитана и прорастать в его центральную нервную систему. Теперь эти сенсорные щупальца пронизывали весь корабль, извивались, раздваиваясь и воссоединяясь, подобно гигантским аксонам. Вольева знала множество мест, где серебристые отростки сходились и образовывали что-то вроде ганглия[27] — вероятно, основные центры обработки данных, фантастически запутанные сплетения. От прежнего физического тела Капитана, скорее всего, не осталось и следа, но его разум — раздутый, призрачный, спутанный — обитал на корабле. В этом можно было не сомневаться. Вольева пока не выяснила, чем были эти узлы — независимыми мозговыми структурами или крошечными компонентами единого сознания размером с весь корабль. Но Джон Бренниген до сих пор существовал — и это было единственным, что она знала точно.
Когда попытка проникновения в Цербер привела к катастрофе, Вольева была уверена, что Хоури погибла, и ожидала, что «Ностальгия по Бесконечности» уничтожит и ее саму. По крайней мере, все шло к тому. «Отогрев» Капитана, Илиа рассказала ему, что раскрыла его преступление, и дала все основания наказать ее.
Но Капитан не просто пощадил Вольеву — он спас ее. Он позволил ей вернуться на корабль, где все еще продолжал процесс самопоглощения и трансформации. Капитан игнорировал все ее попытки завязать общение, но предоставил ей возможность выжить. На борту остались укромные места, которые изменились не до полной неузнаваемости, и Вольева нашла их вполне пригодными для обитания. Вскоре она начала исследовать другие палубы и обнаружила, что подобные обиталища возникают повсюду, куда бы она не переместилась. Значит Бреннигену — или тому, чем он стал — удавалось управлять звездолетом, зная о ее присутствии и жизненных потребностях. Позже Илиа нашла Хоури, и ей тоже было позволено находиться на борту.
Это напоминало жизнь в полузаброшенном доме, где обитал одинокий, но необщительный призрак. Корабль предоставлял женщинам минимум необходимого и сохранял полный контроль над уцелевшими механизмами. Однако он не двигался, за исключением коротких внутрисистемных перелетов, и не давал доступа к орудиям, которые оставались в Тайнике.
Вольева не оставляла попыток разговорить Капитана, но безуспешно. Она разговаривала с кораблем — ничего не происходило, посылала визуальные сообщения — на них не отвечали. Невзирая на это, Илиа была уверена, что Капитан все видит и слышит. Он попросту впал в кататонический ступор[28], погрузившись в бездну раскаяния и самообвинения.
Корабль презирал себя.
Потом Хоури покинула «Ностальгию» и вернулась на Ресургем, чтобы внедриться в Дом Инквизиции и устроить на этой треклятой планетке гонки за призраком. Ни для нее, ни для Вольевой не составляло проблем проникнуть куда угодно — было бы желание.
Те несколько месяцев были тяжелым испытанием, даже для Илии Вольевой. Она была вынуждена прийти к выводу, что человеческое общество — вполне пристойная штука. Находиться в компании угрюмого, молчаливого, полного ненависти разума, не имея иной альтернативы… Через некоторое время Илиа почувствовала себя на грани срыва.
И вдруг корабль начал отзываться. Поначалу она едва не проглядела эти попытки. Сотни дел, которые приходилось делать изо дня в день, не оставляли времени на то, чтобы остановиться и спокойно поразмышлять. Иначе она бы заметила эти неуклюжие жесты примирения. Толпы крыс… поломки насосов… постоянная борьба с Эпидемией в критически важных секторах — с помощью нано-агентов, огня, рефрижераторов, химии…
В один прекрасный день роботы-слуги стали вести себя как-то странно. Подобно крысам, которые сейчас одичали и вытворяли черт знает что, они когда-то составляли часть ремонтной и обслуживающей инфраструктуры корабля. Роботы последних моделей были поглощены Эпидемией, но самые старые и примитивные машины уцелели. Они продолжали старательно выполнять свою работу, хотя, вероятно, смутно осознавали, что корабль изменился. От большей части этих старых жестянок не было никакого проку, и Вольева оставила их в покое. Очень возможно, им можно было найти применение, но такого очень давно не случалось.
И вот теперь роботы начали ей помогать.
Все началось с поломки насоса. Илиа обнаружила остановку помпы где-то на нижних палубах корабля и спустилась туда, чтобы разобраться, что там стряслось. К своему удивлению, на месте аварии Илиа обнаружила слугу, который поджидал ее с набором инструментов, более-менее пригодными для ремонта насоса.
Задача номер один состояла в том, чтобы починить помпу. Когда поток испражнений корабля пошел на убыль, Вольева присела и критически огляделась. Корабль выглядел точно так же, как когда Илиа проснулась. Те же бесконечные трубы-переходы, по которым как будто ползали гигантские слизни. Та же полужидкая субстанция, которая сочится и капает из каждого отверстия. Тот же тяжелый от испарений воздух, и в качестве сопровождения каждой мысли — непрестанное гудение насосов, словно исполняющих грегорианский хорал… вот только запись заело.
И все же что-то изменилось.
Вольева сложила в контейнер инструменты, которые принес робот. Когда все было закончено, слуга проворно развернулся на своих гусеницах, покатил прочь и исчез за поворотом коридора.
— Думаю, ты меня слышишь, — громко сказала Вольева. — Слышишь и видишь. Тебе известно, что я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль. Ты мог сто раз убить меня, Джон, если можешь управлять роботами — ведь ты ими управляешь, верно?
Ответа не последовало, но это ее не удивило.
— Ты, конечно, помнишь, кто я такая. Я тебя «отогрела». Я та, которая догадалась, что ты наделал. Возможно, ты считаешь все это наказанием за свои преступления. Ты не прав. Это не в моем стиле; садизм — это жуткая скукотища. Если бы мне хотелось тебя наказать, я бы тебя просто убила… есть тысяча способов, которыми я могла бы это сделать. Меня это тоже не занимает. Просто я хочу, чтоб ты знал мое личное мнение насчет того, что ты достаточно намучился. Ведь ты мучился, правда?
Она смолкла, вслушиваясь в пение насосов и надеясь, что ни один из них не вознамерился в скором времени сломаться.
— Ладно… ты это заслужил. Ты заслужил ад за то, что сделал. Как я понимаю, ты там благополучно пребываешь. И только тебе известно, что это такое — жить так, как ты живешь все это время, так долго. И только ты знаешь, можно ли считать твое нынешнее состояние хоть чем-то, похожим на улучшение.
Пол завибрировал — как будто от отдаленного толчка. Любопытно, что случилось. Возможно, где-то на корабле началась очередная стадия откачки. Или Капитан комментировал ее замечание.
— Лучше так, как сейчас, правда? Должно быть лучше. Ты исчез и стал душой корабля, которым когда-то командовал. Чего еще может пожелать Капитан?
Ответа не последовало. Илиа подождала несколько минут, надеясь ощутить новый один толчок или получить еще какой-нибудь сигнал. Ничего.
— Кстати, насчет робота, — сказала Илиа. — Я благодарна тебе, спасибо. Ты мне помог.
Корабль снова ничего не ответил.
Однако с тех пор роботы помогали ей постоянно, чем только могли. Если о намерениях Вольевой можно было догадаться, машины мчались вперед, чтобы принести ей необходимые инструменты или оборудование. Если работа затягивалась, они доставляли еду и воду из ближайшего пункта снабжения. Однако когда Илиа просто просила что-то сделать, ничего не происходило. Для этого она должна была рассказать о том, что ей нужно — так, будто разговаривала сама с собой, — и тогда корабль соглашался ей услужить. Это не всегда было возможно, но у Илии возникло впечатление, что звездолет старается изо всех сил.
Не исключено, что она ошиблась. Во всяком случае, над этим стоило подумать. Возможно, это был не Джон Бренниген, который преследовал ее, а какой-то другой разум заметно ниже уровнем. Возможно, он представлял собой что-то вроде коллективного разума слуг, и в нем были заложены те же шаблоны подчинения. Тогда, обращаясь к нему как к Бреннигену и разговаривая с ним вслух, она представляла себе этот разум более продвинутым, чем он был на самом деле.
Потом появились сигареты.
Илиа никогда не просила сигарет, она даже не подозревала, что они могут быть припрятаны где-то на корабле. И вдруг… Вольева разглядывала их с любопытством и подозрением. Они выглядели так, словно изготовлены в одной из торговых колоний, которые «Ностальгия по Бесконечности» посещала десятки лет назад. Вряд ли корабль соорудил эти сигареты из местного сырья — для этого они слишком хорошо пахли. Вольева выкурила одну до самого фильтра. Вкус был не менее восхитительным, чем запах. Потом еще одну. И эта тоже не вызвала разочарования.
— Где ты их нашел? — поинтересовалась Илиа. — Где, во имя всего…
Она глубоко затянулась, впервые за много недель наполняя свои легкие чем-то, лишенным обычного корабельного запаха.
— Неважно. Мне не обязательно знать. Благодарю.
С тех пор она уже не сомневалась, что имеет дело с Бреннигеном. Только члены команды знали, какие сигареты Вольева предпочитает. Ни одна машина не могла до такого додуматься, сколь бы глубоко не были заложены программы служения. Похоже, корабль хотел с ней помириться.