Дольше находиться в комнате стало просто невыносимо. Клавейн шагнул через порог, чтобы поскорее оказаться в коридоре с голубыми лампами.
— Вы говорите, что Мерсье действительно существовал?
— Вот именно. В таком случае возможны два варианта. Либо Сухой знала историю покойного Ива Мерсье и верила в то, что на самом деле он жив, или она говорила правду.
— Но это невозможно.
— Я предпочитаю думать, что это возможно, мистер Клавейн. Более чем возможно. Паулина говорила правду. Для нее Ив Мерсье никогда не умирал. Она работала с ним, здесь, в этой комнате, где вы только что стояли. Он был ее ассистентом и присутствовал при несчастном случае.
— Но Мерсье умер. Вы же сами видели записи.
— А теперь представьте, что никаких записей нет. Представьте, что он пережил Эпидемию, продолжил работу над основной квантово-вакуумной теорией и в итоге привлек мое внимание. Представьте, что Ив стал сотрудничать с Сухой, исследуя переходы из нестабильных состояний. А затем произошел несчастный случай, который на самом деле повлек перемещение в очень опасное состояние. По словам Паулины, Мерсье находился намного ближе к генератору поля, чем она, когда это произошло.
— И оно убило его.
— Более того, мистер Клавейн. Оно стерло его из существования, — Хи посмотрел на гостя, кивнул и заговорил, точно учитель с учеником — терпеливо и настойчиво: — Похоже, вся история Ива оказалась удалена. Всю кривую соприкосновений во времени и пространстве вырезали из нашей реальности, с того момента, где его убили во время Комбинированной Эпидемии. По-моему, логичнее всего предположить, что он умер в нашем пространственно-временном потоке, в котором находимся мы с вами.
— Но для Сухой он жив, — сказал Клавейн.
— Да. Для нее он жив. Она помнит, как все происходило. Полагаю, Паулина находилась достаточно близко к фокусу поля, и ее воспоминания оказались перепутаны, переплетены с первоначальной версией событий. Мерсье был «стерт», но у нее, тем не менее, сохранились воспоминания о нем. Так что Сухой вовсе не сошла с ума и не бредила. Просто она оказалась свидетелем события, которое выходит за пределы нашего понимания. Мистер Клавейн, вас не пугает, что эксперимент вообще мог привести к такому результату?
— Вы уже говорили, что это было опасно.
— Более опасно, чем мы могли себе представить. Интересно, сколько еще пространственно-временных линий были стерты из существования до того, как хотя бы один свидетель оказался так близко, чтобы почувствовать изменения?
— Вы не против, если я задам вам вопрос? — спросил Клавейн. — Чему на самом деле были посвящены те эксперименты?
— Хороший вопрос. Как я уже сказал, исследованию переходов… и более экзотических состояний квантового вакуума. Мы научились высасывать инерцию из материи. В зависимости от состояния поля есть возможность выкачивать ее до тех пор, пока инертная масса материи не станет максимально приближенной к нулю. Согласно Эйнштейну, материя без массы имеет только одну возможность: двигаться со скоростью света. Она вынуждена стать фотонной, полностью превратиться в излучение.
— Именно это и произошло с Мерсье?
— Нет, не совсем. Насколько я понял тему работы Сухой, состояние нулевой массы было бы очень трудно осознать физически. Как только она приближается к нулевой массе, то вакуум склоняется к тому, чтобы скользнуть на другую сторону. Паулина назвала это туннельным эффектом.
Клавейн поднял бровь.
— На другую сторону?
— Состояние квантового вакуума, в котором материя имеет воображаемую инертную массу. Воображаемую в чисто математическом смысле, ведь корень квадратный из минус единицы является воображаемым числом. А теперь представьте, что из этого вытекает.
— Материя становится тахионной, — проговорил Клавейн. — Начинает двигаться быстрее скорости света.
— Вот именно, — с довольным видом ответил Хи. — Оказывается, заключительный эксперимент Мерсье и Сухой был посвящен переходу между тардионным — обыкновенным, с которым мы знакомы — и тахионным состоянием материи. Они исследовали состояния вакуума, которые позволяют конструировать скоростные системы быстрее света.
— Но это просто невозможно, — произнес Клавейн.
Хи положил руку ему на плечо.
— На самом деле… не уверен, что это правильное направление мысли. Личинки знали, конечно. Они разработали эту технологию, однако предпочли ползать между звездами. Такой выбор — лучший ответ на вопрос, стоит ли нам это знать. Дело не в том, что это невозможно. Просто это очень, очень не рекомендуется.
Долго, очень долго они стояли в молчании, на пороге темной комнаты, где Мерсье был стерт из памяти этого мира.
— Кто-нибудь пытался возобновить эксперименты? — спросил Клавейн.
— Нет. Откровенно говоря, после того, что произошло с Ивом, никто больше не изъявлял желания работать с устройствами личинок. На тот момент мы узнали достаточно. После этого все лаборатории были вывезены из подвалов. Сейчас сюда почти никто не спускается. Те, кто все-таки рискует здесь появиться, рассказывают о приведениях. Возможно, это тени тех людей, кого постигла такая же участь, что и Ива Мерсье. Должен сказать… сам я никогда их не видел и считаю, что привидения — это обман сознания, — Хи попытался говорить беззаботным тоном, но добился прямо противоположного. — Не стоит верить в такие вещи. Вы же не верите в духов? Верно, мистер Клавейн?
— И никогда не верил, — отозвался Клавейн. Он был готов переместиться в любую точку пространства, лишь бы немедленно покинуть подвалы Замка.
— Странное сейчас время, — бесцеремонно произнес Хи. — У меня такое чувство, что мы живем в конце истории, и скоро начнется великое подведение итогов. И всем нам предстоит нелегкий выбор. А теперь… не пойти ли нам к тем людям, о которых я вам уже говорил?
Клавейн кивнул.
— Не могу дождаться.
Поезд остановился, и Антуанетта вышла на станции, ближайшей к доку, который арендовала ремонтная мастерская Ксавьера. Вспоминая слова Лю, девушка пыталась понять, что именно ее насторожило. С некоторой тревогой она заглянула в приемную, потом в контору… Там явно ничего не изменилось. Никто не появлялся, только на двери висела табличка «закрыто». Дважды убедившись, что в доке есть атмосфера, Антуанетта вошла внутрь, потом пробежала по ближайшему соединительному мостику, стараясь не глядеть под ноги. От запаха аэрозолей, который висел в воздухе, защипало глаза и захотелось чихать. У входного шлюза корабля она позвала:
— Ксавьер!..
Никто не отозвался. Похоже, Ксавьер где-то в недрах «Штормовой Птицы» и не слышит. Теперь придется или искать его, или подождать здесь. Она сама сказала, что будет через двадцать минут.
Антуанетта прошла на главную палубу. Пока все выглядело нормально. Ксавьер использовал для диагностики какие-то экзотические данные: она некоторое время изучала показатели на дисплеях, ощущая легкое недоумение. Но в целом… примерно так оно и бывает после того, как Лю вытащит наружу половину внутренностей корабля.
— Мне действительно очень, очень жаль.
Она оглянулась. Ксавьер стоял у нее за спиной с запредельно виноватым видом. Позади Антуанетта увидела двоих. Этих людей она никогда в жизни не встречала. Тот, что повыше, тощий и лысый, жестом пригласил ее проследовать в кают-компанию, в направлении кормы и главного мостика.
— Пожалуйста, делайте, что я вам скажу, Антуанетта, — произнес лысый. — Это не займет много времени.
— Думаю, тебе лучше подчиниться, — добавил Ксавьер. — Прости, но они сказали, что начнут ломать корабль, если я тебя не позову.
Антуанетта кивнула и направилась в коридор.
— Ты правильно сделал, Ксав. Не вини себя. Так что это за клоуны? Они представились?
— Высокий — мистер Клок. С ним гиперсвин, мистер Пинк.
Визитеры по очереди кивнули.
— И откуда они свалились?
— Не сказали. Их интересует Клавейн. Думаю, или «пауки», или работают на них.
— В самом деле? — осведомилась Антуанетта.
— Я бы так не сказал, — ответил Ремонтуа. — То же самое касается моего друга.
Мистер Пинк помотал головой, точно горгулья.
— Я бы позволил нас проверить, если бы не столь серьезные обстоятельства, — продолжал Ремонтуа. — Уверяю, у нас нет никаких имплантатов Объединившихся.
— Это не значит, что вы не можете быть их осведомителями, — возразила Антуанетта. — Итак, что я должна сделать, чтобы вы убрались с корабля ко всем чертям?
— Как правильно заметил мистер Лю, нас интересует Невил Клавейн. Присядьте, пожалуйста… — в голосе мистера Клока появился металл. — Будем цивилизованными людьми.
Антуанетта разобрала откидной стул и села.
— Никогда не слышала ни о каком Клавейне, — сказала она.
— Но ваш партнер слышал.
— О да. Замечательный парень, Ксав.
Антуанетта испепелила любовника взглядом. Черт подери, он что, не мог дурачком прикинуться?
— Нехорошо, Антуанетта, — назидательно проговорил Клок. — Нам известно, что вы доставили его сюда. Мы ни в коем случае не обвиняем вас за такой поступок… в конце концов, это было проявление гуманности.
Антуанетта скрестила руки на груди.
— И что дальше?
— Все, что вам нужно — это рассказать, что случилось потом. Куда пошел Клавейн после того, как оказался на Карусели Нью-Копенгагена.
— Понятия не имею.
— Вы хотите сказать, что он растворился в воздухе? И даже не сказал «спасибо»? Не дал понять, что собирается делать?
— Сказал. Что чем меньше я буду знать, тем лучше для меня.
Некоторое время мистер Клок задумчиво смотрел на мистера Пинка. Скорее всего, он обдумывал ситуацию. Клавейн действительно хотел, чтобы она знала как можно меньше. Всю информацию Антуанетта вытянула из него ценой безумных усилий. Но этому лысому типу незачем знать такие подробности.
— Конечно, — добавила она, — я его расспрашивала. Мне самой было интересно, чем он собирается заниматься. Я поняла, что ваш Клавейн тоже из «пауков». Но он не стал ничего мне объяснять. Сказал, что мне же будет лучше. И сейчас я вижу, что он прав. И вы не можете заставить меня что-то рассказать — просто потому, что рассказывать нечего.