– Отлично. Что там еще?
– Музыка громче. Находит волнами, иногда убыстряется. Кажется смутно знакомой.
– Отчего же смутно? – хмыкнул Клавэйн. – Это Бах. Пассакалья и Фуга си минор, если не ошибаюсь.
Свинья повернулся к офицеру СБ:
– Ты останешься здесь, нужно прикрывать этот вход.
Жакоте знал, что спорить бесполезно.
Скорпион и Клавэйн вслед за Хоури забрались в пробоину. Старик освещал фонарем изуродованные внутренности корабля, временами придерживал шаг, когда свет падал на какой-нибудь изувеченный, но узнаваемый элемент конструкции. Черные захватчики напоминали грибницу, разросшуюся и частью пожравшую организм-донор.
Корабль разбит, напомнил себе Клавэйн, он вот-вот развалится. Нужно смотреть, куда ставишь ноги.
– У них много разных способностей, – понизил голос старик, словно постоянная пульсация музыки не убедила его, что ингибиторы спят крепко. – Например, они все меняют по своему образу и подобию. Все, до чего доберутся, пожирают и превращают в такие же машины.
– Из чего состоят эти черные кубики? – спросил Скорпион.
– Да можно сказать, из ничего, – ответил Клавэйн. – Чистая сила, создаваемая находящимся внутри крохотным механизмом. Как ядро и оболочка атома. С той лишь разницей, что мы так ни разу и не увидели этого механизма.
– Но пытались?
– Мы сняли посредством грубой силы несколько кубиков с людей из команды Галианы, но при этом рвались связи, кубики схлопывались и исчезали, оставляя после себя пятнышко серого праха, ни о чем не говорящего нам. Наверное, это и были механизмы, но обратный инжиниринг не давал результатов.
– Значит, плохи наши дела? – спросил Скорпион.
– Да, у нас проблемы, – кивнула Хоури. – Если на то пошло, нам даже не вообразить, насколько они серьезны. Вот что я вам скажу: мы еще живы и, возможно, будем жить дальше, если выручим Ауру.
– Думаешь, она способна помочь? – спросил Клавэйн.
– Уже помогла. Если бы не она, мы бы вообще до этой системы не добрались.
– Ты уверена, что Аура здесь? – спросил Скорпион.
– Она здесь. Только где именно, пока не знаю.
– Я тоже слышу сигнал, – проговорил Клавэйн. – Правда, он слабый, рассеянный – слишком много шума от еще действующих систем корабля. Не могу сказать, один источник или несколько.
– И что делать? – спросил Скорпион.
Клавэйн направил фонарь в угол. Луч скользнул по зубцам и созвездиям из замерзших черных кубиков.
– Там должен быть двигательный отсек, – сказал он. – Маловероятно, что в нем кто-то выжил.
Он повернулся, ведя лучом вокруг, морщась при виде нелицеприятной картины.
– Пойдемте-ка вон туда. Вроде музыка идет с этой стороны. Осторожней, тут очень тесно.
– А что там? – спросил Скорпион.
– Каюты и рубка управления. Надеюсь, они изменились не до полной неузнаваемости.
– Оттуда тянет холодом, – заметила Хоури.
Они двинулись в указанном Клавэйном направлении. Впереди был еще один пролом; от переборки мало что осталось. Холод стоял такой, что казалось, еще чуть-чуть, и затвердеет воздух. Скорпион торопливо оглянулся, собственный мозг сыграл с ним шутку – чудилось, по дегтярному слою волчьей механики прокатываются вязкие волны.
А на самом деле движение возникло впереди. От черной стены будто отлипла черная же тень…
Мгновенно Хоури навела туда пушку.
– Нет! – воскликнул Клавэйн.
Скорпион услышал, как щелкнула, взводясь, боевая система. Он содрогнулся, ожидая энергетического разряда. Брейтенбахова пушка – не самое лучшее оружие для ближнего боя.
Но ничего не произошло. Хоури на дюйм опустила ствол. Она лишь слегка придавила курок, так и не выстрелив.
В руке Клавэйна трепетал нож, словно молодой угорь.
Тень превратилась в человека в черном скафандре. Он двигался с трудом, будто его конечности были скованы морозом или сочленения скафандра – ржавчиной. В руке сжимал что-то черное. Сделав еще шаг навстречу спасателям, человек упал на колени с таким звуком, будто металл стукнулся о лед. Брызнули в стороны вездесущие кубики. Оружие – или что он держал – отлетело и ударилось о стену.
Скорпион нагнулся и поднял предмет.
– Осторожно! – снова предупредил Клавэйн:
Пальцы Скорпиона сомкнулись на округлой рукояти сочленительского пистолета. Но держать его так, чтобы можно было нажать на спуск, не удавалось – оружие не предназначалось для свиней.
В досаде он бросил пистолет Клавэйну:
– Может, тебе пригодится, если он исправен.
– Успокойся, Скорп. – Клавэйн убрал трофей в карман. – Для меня от него тоже проку нет. Тут настройка на единственного владельца – конечно, если Скади не забыла о своей защите. Но я его подержу у себя, так будет безопаснее.
Закинув пушку на плечо, Хоури опустилась на колено возле лежащего человека в скафандре.
– Это не Скади, – сказала она. – Слишком высокий, и гребень на шлеме неправильной формы. Что-нибудь слышишь, Клавэйн?
– Что-то слышу, но разобрать не могу. – Сочленитель сложил пьезонож и спрятал в карман. – Снимем с него шлем и посмотрим, в чем дело.
– Некогда, – возразил Скорпион.
Но Клавэйн уже возился с застежками скафандра:
– Это и минуты не займет.
У Скорпиона немели руки, ухудшалась координация движений. Он не сомневался, что у Клавэйна та же проблема. Чтобы справиться со сложным механизмом крепления шлема, требовались сила и точность движений.
Раздался щелчок замка, потом скрип металла о металл и шипение воздуха. Дрожащими руками Клавэйн опустил шлем на лед соединительным кольцом вниз.
Они увидели лицо молодой женщины-сочленителя. Знакомые черты, сглаженные, как у статуи, – но это не Скади. Лицо широкое и плоское, бескровная кожа напоминает экран монитора со «снежком». Ее нейронный гребень – идущий от переносицы до затылка костно-хрящевой вырост, предназначенный для отвода тепла, – был не таким экстравагантным, какой Скорпион видел у Скади; по этому гребню наверняка трудно угадать настроение его хозяйки. Вполне возможно, что эта женщина пользовалась более совершенной нейромеханикой, не требующей столь обширной системы охлаждения.
Губы у нее были серого цвета, а брови белые, словно хромированные. Женщина открыла глаза. В свете фонарей ее зрачки отливали синевато-серым металликом.
– Говори, – велел Клавэйн.
Женщина одновременно закашлялась и рассмеялась. Появление человеческой мимики на лице, больше всего напоминающем маску, потрясло всех присутствующих.
Хоури наклонилась ближе.
– Я слышу одни помехи, – сообщила она.
– С ней что-то не так, – быстро подтвердил Клавэйн.
Он приподнял голову женщины, чтобы затылок не касался льда.
– Слушай внимательно. Мы не причиним тебе вреда. Ты травмирована, мы поможем тебе, если ты поможешь нам. Понятно?
Женщина снова рассмеялась, на ее лице отразилась радость.
– Ты… – начала она.
– Да. – Клавэйн склонился ниже.
– Клавэйн.
Старик кивнул:
– Да, это я. – Он оглянулся на остальных. – Ей удалось меня вспомнить, значит травмы не слишком серьезные. Уверен, мы сможем…
Женщина снова заговорила:
– Клавэйн. Фарсидский Мясник.
– Это было очень давно.
– Клавэйн. Перебежчик. Изменник.
Она снова улыбнулась, закашлялась, потом плюнула:
– Ты предал Материнское Гнездо.
Клавэйн тыльной стороной перчатки стер с лица обильную слюну.
– Я не предавал Материнское Гнездо, – возразил он с отеческим спокойствием, словно указывал юной ученице на ошибку. – Это сделала Скади.
Женщина снова рассмеялась и плюнула, да с такой силой, что Клавэйн, которому слюна попала в глаз, зашипел от боли.
Но старик снова подался к женщине и, прикрыв ей рот ладонью, сказал:
– Похоже, нам тут есть над чем поработать. Надо заполнить пробелы в образовании, подкорректировать манеры. Ну да ничего, у меня много времени.
Женщина снова закашлялась. Титаново-сизые глаза светились весельем, хотя ей не хватало воздуха. Ведет себя как идиотка, внезапно понял Скорпион.
Тело в скафандре начало содрогаться в конвульсиях. Клавэйн продолжал поддерживать голову, другой рукой по-прежнему зажимая женщине рот.
– Вы не даете ей дышать, – сказала Хоури.
Клавэйн чуть ослабил нажим. Женщина все улыбалась, широко открытые глаза смотрели не мигая. Что-то потекло между пальцами старика – черная жижа, словно проявление дьявольской порчи. Клавэйн отпустил женщину, и ее голова ударилась об пол. Черная грязь, пульсируя, выдавливалась из ее рта и ноздрей, образуя ужасную бороду, которая начала поглощать лицо.
– Это живая машина! – воскликнул Клавэйн, отступая.
На его левой кисти чернели нити слизи. Старик хлопнул ею по льду, но слизь не желала отлепляться. Нити росли и сплетались; вот они уже скрыли первые фаланги пальцев. Слизь состояла из бесчисленных кубиков, крошечных копий тех, что находились тут повсюду. Кубики разрастались по мере того, как захватывали руку. Судорожными рывками черный нарост поднялся до запястья, кубики скользили один по другому.
Позади засветилось нутро корабля. Скорпион рискнул оглянуться, но успел лишь увидеть, как заряд минимальной силы окрасил в вишневый цвет ствол пушки Брейтенбаха. Жакоте тоже направил оружие на труп сочленителя, но уже было ясно, что в жертве ингибиторов не осталось ничего органического.
От выстрелов волки ничуть не пострадали, лишь часть кубиков была оторвана от основной массы и отброшена в стороны.
Это продолжалось всего мгновение, но Скорпион, повернувшись к Клавэйну, был потрясен выражением муки на лице отпрянувшего к стене старика.
– Как же больно, Скорп! Все-таки они добрались до меня.
Клавэйн закрыл глаза. Черная масса покрыла его руку до запястья. От пальцев остались пеньки, да и те укорачивались по мере того, как ингибиторы продвигались к локтю.
– Попробую их снять. – Скорпион пошарил на поясе в поисках чего-нибудь тонкого и прочного, но не слишком острого, чтобы не повредить руку Клавэйна.