Хоури наклонилась к Скорпиону, ее губы шевелились, но рев крови в его ушах заглушал все звуки. Однако не прочитать по губам четыре слога было невозможно: «Ре-мон-ту-ар».
Скорпион кивнул. Объяснения были не нужны, хватало того, что он видел, и самого факта вмешательства.
– Спасибо, Рем, – прошептал он; казалось, собственный голос доносится из-под воды.
Вокруг плавающих на поверхности и бьющихся черных щупалец уже собиралась серо-зеленая масса жонглеров образами. Над головой мглистый столб потянулся обратно в облачное одеяло, все еще сохраняя круглые полости в своем теле. Скорпион думал об упавших в море ингибиторах – хватит ли им сил, чтобы справиться с жонглерами и снова наброситься на лодки, – когда сферический, стометрового диаметра кусок моря исчез вместе с туземными организмами и инопланетными машинами. На глазах у Скорпиона море зависло над ямой, словно какое-то мгновение не желало мириться с отсутствием своей части, отобранной неведомыми силами. Потом оно рванулось вперед, и в небо поднялась башня грязной зеленой воды, а от ее подножия понеслась прочь грозная кольцевая волна.
Скорпион прижал к себе инкубатор, а другой рукой стиснул хрупкий борт лодки.
– Держись! – крикнул он Хоури.
Глава двадцать четвертая
В эту ночь в небе над Араратом появились странные огни – огромные, расположенные в явном порядке, словно по рисункам забытых созвездий. Они не походили на зарницы, которые колонисты видели раньше.
Огни стали возникать в сумерках после заката, на западной стороне неба. Облаков не было, звезды сияли, спутники висели так же низко, как и во время долгого путешествия спасателей к айсбергу. Одинокий шпиль корабля оставался единственным темным пятном на фоне багрового заката – словно коридор к настоящей космической ночи из дымчатой атмосферы Арарата.
Никто не знал, откуда взялись огни. Обычное объяснение, что это светятся верхние слои атмосферы в результате применения лучевого оружия, было отвергнуто. Наблюдение при помощи нескольких камер, установленных в различных точках поверхности Арарата, позволило определить параллактическое расстояние до «созвездий». Как минимум одна световая секунда – а это далеко за ионосферой Арарата.
Время от времени удавалось заметить и нечто привычное: вспышку взрыва обычной боеголовки или поток частиц неопределенной природы после выстрела лучевого орудия. Иногда колонисты замечали искру выброса сочленительского двигателя, или струю из ракетной дюзы, или ниточку засекреченной лучевой связи. Но по большей части война над Араратом велась с применением неизвестных его жителям средств.
Одно не вызывало сомнений: с каждым часом огней становилось все больше и светились они все ярче. И все чаще тени мелькали в заливе между волнами. Они сливались и распадались, неуловимо меняя очертания. И это копошение казалось совершенно лишенным цели. Пловцы из отряда по контактам с жонглерами нервничали и не желали входить в море. По мере того как убыстрялось движение огней в небе, ускорялась и суета фантомов в заливе.
Коренные обитатели Арарата тоже знали о появлении пришельцев.
Грилье занял свое место в большом зале «Пресвятой Морвенны», в ряду кресел, установленных перед темным окном. В помещении царил полумрак, металлические жалюзи на остальных витражных окнах были опущены. Указатели с электрической подсветкой вели наблюдателей к их сиденьям, основной же свет давали многочисленные канделябры. Свечи придавали мрачную живописную торжественность процессии и благородство всем лицам – от высшего сановника Часовой Башни до мелкого техника из машинного отделения.
По сути, в темном окне высматривать было нечего, разве что смутные контуры окружающей кладки.
Грилье пригляделся к собранию. Кроме группы техников, выполняющих необходимые обязанности, сегодня сюда должны были явиться все обитатели собора, пять с лишним тысяч. Он знал большинство по именам – почти каждый в свое время побывал у него под подозрением. Незнакомых не набралось бы и пятисот.
Приятно было видеть столько народу в одном месте, и особую радость доставляла мысль об узах крови, соединивших всех этих людей. Он зримо представлял себе висящее над собранием пышное, широкое кружево, прозрачные драпировки в алых тонах, невероятно сложную и прекрасную сеть.
Умозрительная картина навела на мысли о Харбине Эльсе. Генерал-полковник медицинской службы сказал правду: молодой человек погиб при расчистке Пути. После собеседования Грилье его больше не встречал, хотя бодрствовал часть срока службы Харбина в соборе. Аппарат службы крови работал так, что парень не мог не пройти через руки если не самого генерал-полковника, то его помощника. Согласно общей для всех процедуре сбора крови, взятый у Харбина образец должен был пройти регистрацию и попасть в спецхранилище «Пресвятой Морвенны».
А теперь в поле зрения Грилье снова появилась Рашмика, и он приказал срочно доставить образец крови Харбина из хранилища, чтобы тщательно его проанализировать.
Это был выстрел с дальним прицелом, и он стоил трудов. Вопрос, который задавал себе Грилье, был таков: дар у девочки приобретенный или врожденный? Если врожденный, то содержится ли в ее ДНК компонент, отвечающий за эту способность?
Грилье знал, что из тысячи человек только один может понимать микромимику, а таких сверхчутких, как Рашмика Эльс, не найдется и одного на миллион. Несомненно, умение можно развить, но люди, подобные Рашмике, не нуждаются в тренировках: они просто досконально знают правила этой игры. Ближайший эквивалент их наблюдательности – абсолютный слух. Их удивляет чужая неспособность видеть знаки, столь очевидные для них. И это вовсе не означает, что умение разгадывать мимические коды – сверхчеловеческая черта. Этот дар – продукт социальный. Его обладатель не приемлет даже «ложь во спасение». Например, если он уродлив, а его назовут красавцем, это не даст ничего, кроме боли и унижения.
Грилье просмотрел соборные архивы, накопившуюся за века медицинскую литературу в поисках генетической обусловленности способностей Рашмики. Увы, материалы оказались до обидного скудными. Многие труды были посвящены клонированию и продлению жизни, а вот о генетических маркерах способности к чтению слабейших проявлений эмоций нашлось совсем мало.
Тем не менее он не пожалел труда на анализ крови Харбина. Пытался найти там что-нибудь аномальное, прежде всего в генах, связанных с центрами восприятия в мозгу. Харбин едва ли обладал даром в той же степени, что и его сестра, но сам по себе образец его крови мог оказаться интересным. Если выяснится, что их гены различаются не более чем в обычной для неоднояйцевых брата и сестры мере, то дар Рашмики можно будет считать скорее приобретенным, чем наследственным. Возможно, какое-то отклонение от нормы в ее развитии, нетипичное воздействие окружения в раннем возрасте обусловили появление этой способности. И если найдутся таковые аномалии, они позволят Грилье вычислить нестандартные гены, ответственные за появление нестандартных функций мозга. Известны же медицине случаи, когда люди, из-за травмы мозга лишившиеся дара речи, приобретали в качестве компенсации иные способности. Если дело действительно в этом, если удастся найти ответственный за чтение микромимики участок мозга, то умение, которым обладает Рашмика, можно будет внедрять искусственно, хирургическим путем.
Воображение понеслось галопом: Грилье уже мечтал, как будет ставить нейронные блокировки в голове Куэйхи, строить шлюзы и клапаны, чтобы открывать и закрывать их дистанционно. Стоит только отыскать такой участочек в человеческом мозге, и можно будет освещать или затемнять его по мере надобности, а то и вовсе выключать. Эта мысль привела Грилье в восторг. Какое великолепное подспорье для переговоров, позволяющее моментально разгадать любую ложь!
Но пока что в распоряжении генерал-полковника находился только образец крови брата Рашмики. Анализ образца не выявил никаких существенных аномалий, ничего такого, что могло бы пробудить в Грилье интерес к этой семье, не узнай он случайно о таланте сестры Харбина. Возможно, это говорило в пользу версии о приобретенной способности. Но полную уверенность даст только изучение крови самой Рашмики Эльс.
В этом, конечно же, мог бы посодействовать квестор. При правильном подходе ему было бы совсем несложно получить от Рашмики образец. Но для чего рисковать, если процесс и так благополучно идет к завершению? Письмо уже дало ожидаемый эффект: девушка распознала в письме подделку, предназначенную для того, чтобы сбить ее с пути. Невнятные объяснения квестора о происхождении письма никоим образом не могли убедить ее. В результате решимость юной Эльс только окрепла.
Грилье улыбнулся своим мыслям. Да, он может подождать. Очень скоро Рашмика окажется здесь, в соборе, и тогда врач возьмет у нее столько крови, сколько понадобится.
Зал вдруг утих. Грилье оглянулся: по проходу катилась передвижная черная кафедра. Черный высокий ящик погромыхивал при движении. К его верху, поднятая почти вертикально, крепилась койка настоятеля. Где бы ни находился Куэйхи, даже в этом зале, благодаря сложной системе зеркал и световодов, идущей от Часовой Башни, Халдора неизменно висела у него перед глазами. За кафедрой шествовали техники в рясах, поправляли трубки и зеркала длинными шестами с крюком на конце. В помещении свет был приглушен, поэтому Куэйхи не надел солнечные очки поверх рамок, не дававших закрыться его больным векам.
Многие присутствующие – и уж конечно, те, кто поселился на «Пресвятой Морвенне» в последние два-три года, – впервые получили возможность увидеть Куэйхи во плоти. С некоторых пор он все реже покидал Часовую Башню, отчего только крепли возникшие десятилетия назад слухи о его смерти.
Кафедра повернула, проехала вдоль переднего ряда и остановилась точно перед темным окном. Куэйхи полулежал спиной к окну, лицом к пастве. В сиянии свечей он казался сделанным из того же материала, что и кафедра, которая снизу поддерживалась барельефом – изображениями святых в скафандрах.