– И что с данными?
– Они только подтверждали наши подозрения. Эта информация дополняла результаты моих собственных наблюдений, а те свидетельствовали, что за нами следят. И делают это не люди и не ингибиторы, а кто-то или что-то, сопровождавшее нас до самого Арарата. А может быть, оно находилось у Арарата еще до нашего прибытия.
– Почему ты решил, что это не уловки ингибиторов? Мы пока слабо изучили их приемы.
– Передвижения этих таинственных агентов говорит о том, что они намерены держаться в стороне не только от нас, но и от ингибиторов. Они не так осторожничают, как мы, но тем не менее.
– И кто же они, по-твоему?
– Не знаю, Скорп. У меня есть только вот этот осколок. Мы нашли его после очередной схватки – их аппарат подлетел чересчур близко и был поврежден. Это просто обломок кораблекрушения, Скорп. Точно такой же, как весь тот плавник, который ты видел на Арарате. Просто часть обломков упала в море.
– Но кто мог построить эти корабли?
– Неизвестно.
– Чего они хотят от нас?
– Это тоже загадка. Мы знаем только одно: что интересуем их.
– Мне все это не нравится.
– Поверь, Скорп, мне тоже. Они не вступают с нами в контакт, и все их поведение указывает на желание как можно дольше оставаться в тени. Ясно, что технически они более развиты, чем мы. Они скрываются во тьме, умеют пробираться мимо ингибиторов; они выжили, наконец. Они благополучно существуют в этой галактике, а мы находимся на грани истребления.
– Они могли бы помочь нам.
– А вдруг они ничем не лучше ингибиторов?
Скорпион взглянул в лицо старику-сочленителю: спокойное до жути, выражающее лишь полное внимание к их разговору.
– Послушать тебя, так придешь к выводу, что они нас оценивают, – сказал свинья.
– Я тоже думал об этом.
– А что Аура? О чем говорит она?
– Ни разу не упомянула, что рядом есть кто-то еще, – ответил Ремонтуар.
– Может быть, они и есть тени?
– Тогда зачем нам лететь на Хелу? Нет, Скорп, это не тени. А нечто другое, нечто, о чем она не знает или решила нам не говорить.
– Теперь я не смогу спокойно уснуть.
– А я, мистер Пинк, этого и добивался. Кто-то должен был узнать о том, что не дает мне покоя.
– Если Ауре неизвестно о присутствии этой новой силы, можно ли верить остальной ее информации?
– Непонятно. В том-то и закавыка.
Скорпион дотронулся до осколка. Материал был прохладным и едва ли существенно тяжелее воздуха, который он вытеснял.
– Попробую рассказать об этом Ауре, может, она вспомнит.
– Либо тебе следует держать эти сведения при себе, потому что распространять их слишком опасно. Не забывай: это может быть дезинформация, подкинутая нам Скади, чтобы подорвать доверие к Ауре. Если девчонка заявит, что ничего об этом не знает, сможешь ли ты и дальше доверять ей?
– Я все равно хотел бы получить эти данные, – ответил Скорпион.
– Чересчур опасно. Если я передам их тебе, они могут попасть и к Ауре. Она из моей породы, Скорп, – сочленитель. Я оставлю тебе осколок как напоминание о нашем разговоре. Думаю, этого будет достаточно.
– По-твоему, я вообще не должен ей ничего говорить?
– Нет, я только имею в виду, что решать тебе и это решение не из легких. – Ремонтуар помолчал, потом скупо улыбнулся. – Я тебе не завидую. Возможно, слишком многое поставлено на карту.
Скорпион убрал плавник в карман.
«Помоги, Рашмика, – проговорил голос, когда она осталась одна. – Не дай нам погибнуть вместе с собором».
– Я не могу помочь вам. И не уверена, что хочу.
«Куэйхи ненадежен, – настойчиво продолжал голос. – Он уничтожит нас, потому что мы трещина в броне его веры. Жить с этой трещиной, Рашмика, для него невыносимо. Ради тебя самой, ради твоих сородичей, не повторяй ошибку вертунов. Не закрывай перед нами дверь».
Рашмика уткнулась лицом в мокрую подушку, вдыхая запах своего вчерашнего пота, пропитавшего желтоватую ткань за время бессонных ночей. Ей хотелось только одного: чтобы голос замолчал, чтобы все стало так же просто и ясно, как раньше.
– Но вы так и не сказали, каким образом проникли сюда. Если дверь закрыта…
«Дверь открывали ненадолго. Когда выдохся вирус, у Куэйхи наступил кризис веры. В это время он усомнился в своем толковании исчезновений. Настоятель приказал отправить на Халдору зонд, обычную ракету, битком набитую электроникой».
– И что?
«Он спровоцировал отклик. Зонд достиг Халдоры в момент исчезновения. Из-за этого оно продлилось сверх обычного, больше секунды. В этот роковой миг Куэйхи узрел очертания машины, которую сделали вертуны, чтобы вести с нами переговоры через балк».
– Но наверняка еще кто-нибудь увидел то же самое.
«Потому-то отчет об этом исчезновении и стерт из всех общедоступных архивов, – ответил голос. – Нельзя было допустить повторения».
Она вспомнила, что говорили тени о масс-синтезаторе:
– И отправка зонда привела к тому, что вы проникли сюда?
«Нет. В этой бране мы пока не присутствуем физически. Зонд лишь ненадолго восстановил линию связи, бездействовавшую с тех пор, как исчезли вертуны. Нам удалось передать через балк представление о нашей сущности – ограниченно разумный призрак, запрограммированный только на выживание и переговоры».
Значит, вот с кем она имеет дело: не с самими тенями, но с их полуразумным представителем. Она не думала, что разница велика: голос звучал вполне здраво и убедительно, не хуже, чем у любой из умных машин, с которыми ей приходилось иметь дело.
– И чего вы достигли? – спросила Рашмика.
«Едва зонд вошел в проекцию Халдоры, мы проникли в его электронику. Оттуда по каналу телеметрии добрались до Хелы. Но дальше продвинуться не удалось. С тех самых пор мы заключены в резной скафандр».
– При чем тут скафандр?
«Об этом спрашивай Куэйхи. Похоже, скафандр имеет для него какое-то личное значение, связан с его спасением и исчезновениями Халдоры. Его любовница, женщина по имени Морвенна, погибла в этом скафандре. Куэйхи не нашел в себе сил выбросить или уничтожить страшную вещь. Скафандр напоминал о его появлении на Хеле, все время заставлял искать ответ, был обелиском Морвенне. Перед тем как отправить к Халдоре аппарат, Куэйхи распорядился начинить скафандр электроникой для управления зондом и обработки получаемых от него сигналов. Так эта оболочка стала нашей тюрьмой».
– Я не смогу вам помочь, – повторила Рашмика.
«Ты должна помочь. Скафандр очень прочный, но даже он не выдержит падения „Пресвятой Морвенны“. Допустив его разрушение, ты утратишь необходимый для переговоров канал связи. И тогда человечество не сможет ничего противопоставить ингибиторам. Знаешь же, машины приближаются с каждым днем. Времени осталось совсем мало».
– Вы слишком многого просите, – отпиралась Рашмика. – Я просто не смогу.
«Сможешь, если поймешь, какую пользу способна тем самым принести. Мы не знаем о тебе всего, но в одном уверены: ты не та, за кого пытаешься себя выдать».
Она приподняла лицо над подушкой, откинула мокрые волосы с глаз.
– И что вы сделаете, если я откажусь?
«Ну, во-первых, будет лучше, если Куэйхи ни о чем не узнает, верно?»
Генерал-полковник сидел совсем один в своем кабинете, в офисе службы крови на верхнем уровне Часовой Башни. Он напевал под нос, довольный одиночеством. Даже качка «Пресвятой Морвенны», усилившаяся на ухабистой дороге, что вела к мосту, была ему в радость – это постоянное движение стимулировало жажду деятельности. Он так увлекся анализом, что уже и забыл, когда ел в последний раз; даже руки дрожали от азарта. Задача продления жизни настоятеля ставила перед Грилье много головоломных частных проблем, но подобного интеллектуального восторга он не испытывал с тех пор, как служил у королевы Жасмины директором фабрики тел.
Он еще раз тщательно проверил результаты анализа крови Харбина. Врач искал в генах молодого человека объяснение той уникальной силы, которой была наделена его сестра. Но пока ничто не подтверждало наличия у злосчастного чистильщика сестриной сверхчувствительности, хотя это могло объясняться просто: мутация генов проявилась только у девушки. Грилье не знал точно, что ищет, но имел общее представление о когнитивных структурах, способных подвергаться тем или иным воздействиям. Особенность Рашмики можно было назвать атипичным аутизмом; ее обостренная восприимчивость к эмоциональному состоянию окружающих людей – полная противоположность холодному равнодушию. Сравнивая генотип Харбина с архивом службы крови, где хранились не только образцы, взятые у обитателей Хелы, но и приобретенная у ультра новейшая информация, врач надеялся обнаружить какую-нибудь аномалию. Даже если эта аномалия не бросится в глаза сразу, тщательный компьютерный анализ в конце концов позволит ее выявить.
Но кровь Харбина оказалась до скуки обыкновенной, без малейших признаков ненормальности. Грилье сходил в банк крови за резервным образцом на случай, если вышла ошибка с маркировкой. Но результат повторился: в крови Харбина не было ничего, что намекало бы на необычность его сестры.
В таком случае, рассуждал Грилье, что-то может обнаружиться в ее крови, например результат заурядной перестановки родительских генов, которая почему-то не отразилась на Харбине. Если же и эта попытка окажется безуспешной, придется признать, что сверхчувствительность девушки есть нечто приобретенное, что это навык, который при должном старании можно привить любому человеку.
Анализатор звуковым сигналом обозначил окончание процесса. Генерал-полковник откинулся на стуле, ожидая выведения данных на экран. Результаты анализа крови Харбина – гистограммы, круговые диаграммы, генетические и цитологические карты – уже светились на дисплее. Наконец рядом появились только что полученные данные по Рашмике Эльс. Почти мгновенно аналитические программы принялись за поиск совпадений и несоответствий. Грилье хрустнул пальцами. Он видел свое отражение с белым нимбом волос, плавающее на экране.