Он покопался в памяти и довольно легко вспомнил свое пробуждение в системе Йеллоустона, когда увидел жуткие следы деятельности волков: оставшиеся от Йеллоустона руины, выпотрошенные и сожженные орбитальные анклавы. Вспомнил и спор о судьбе беженцев с уцелевшего шаттла. Он выиграл схватку, отстояв шаттл, но проиграл сражение. Его поставили перед выбором: сдать командование и превратиться в пассивного наблюдателя или снова лечь в криокапсулу. По сути, и то и другое означало переход власти над кораблем к Малинину и его союзникам. Но холодный сон, по крайней мере, избавил Скорпиона от необходимости наблюдать за этим процессом. Слабое утешение – но он был рад и такому.
И вот его разбудили опять. Скорее всего, за прошедший срок статус не изменился, Скорпион тут по-прежнему на птичьих правах. Но теперь он может, по крайней мере, надеяться на перемену в ситуации.
– Ну что? – спросил он Валенсина, который производил необходимый комплекс анализов. – Я снова обманул вашу статистику?
– У вас, Скорп, были неплохие шансы на выживание, но это не значит, что вы бессмертны. Если еще раз ляжете в эту капсулу, то, скорее всего, уже не выйдете из нее.
– Помню-помню: десять процентов.
– Я надеялся вас подбодрить.
– Неужели вообще никаких шансов?
Валенсин кивнул на криокапсулу:
– Надумаете замораживаться – требуйте, чтобы ее покрасили в черный цвет и прикрутили ручки.
Состояние здоровья Скорпиона действительно соответствовало кладбищенскому юмору Валенсина. Большинство ощущений вряд ли можно было назвать болезненными. Казалось даже, это не побочные эффекты криосна, а результаты простого течения времени – как будто свинья и вовсе не ложился в капсулу. Но зрение и слух ухудшились. Он почти ничего не видел боковым зрением, и даже в границах прямой видимости предметы стали расплывчатыми и зернистыми. Свинья напрягал слух, пытаясь расслышать Валенсина за гудением комнатных кондиционеров. Он прошелся и обнаружил, что быстро устает и высматривает местечко, чтобы присесть и перевести дух. Снизилась работоспособность легких и сердца. Сердечно-сосудистая система гиперсвиней создавалась исключительно в коммерческих целях, а именно для максимально упрощенной пересадки. По этой же причине сердце и кровеносные сосуды оказались не рассчитаны на долголетие. Запланированное устаревание, так это называлось.
Когда «Ностальгия» улетала с Арарата, ему было пятьдесят. И оставалось пятьдесят во всех смыслах: он прожил считаные недели своего субъективного времени. Но погружение в криосон и размораживание отняли семь-восемь лет жизни – процесс безжалостно разрушал клетки. Проведи свинья это время на ногах, живи он вместе с экипажем корабля, результат был бы хуже, но вряд ли намного.
Как бы то ни было, он все еще жив. И в общей сложности просуществовал дольше любого известного сородича. Означает ли это, что Скорпион вытянул счастливый билет свиньи-долгожителя? Он сильно сдал, но назвать его ходячей развалиной было бы преувеличением.
– Так каковы результаты? – спросил он Валенсина. – И где мы находимся? Насколько я понимаю, уже добрались до Сто Седьмой Рыб. Или вы разбудили меня только для того, чтобы сообщить, как плохо сказывается на моем здоровье процесс разморозки?
– Мы в Сто Седьмой Рыб, и вам придется кое-что наверстать.
Валенсин помог Скорпиону подняться со смотровой кушетки, и тут Скорпион заметил, что оба медицинских серворобота наконец сломались. Теперь они стояли по обеим сторонам двери и служили вешалками.
– Мне не нравится ваш тон, – сказал Скорпион. – Сколько лет прошло? Который сейчас год?
– Две тысячи семьсот двадцать седьмой, – ответил Валенсин. – И я сам не в восторге от происходящего. А еще, Скорпион, я вам должен кое-что отдать.
– Что?
Валенсин протянул ему согнутый кривой белый обломок, похожий на гладкий кусок льда:
– Вы держали это в руке, пока спали. Должно быть, ценная вещь.
Что-то было не так, но что именно, никто ему не говорил. Скорпион глядел в лица собравшихся, стараясь понять, в чем дело. Здесь были все, кого он ожидал увидеть: Круз, Эртон, Малинин. А еще несколько начальников, которых он прежде не знал. Хоури тоже присутствовала. Наконец он сообразил, кого здесь не хватает.
– Где Аура? – спросил Скорпион.
– С ней все в порядке, – ответил Васко. – Жива и здорова. Недавно я ее видел.
– Нужно рассказать Скорпиону, – сказала Хоури.
Она постарела, отметил Скорпион. На лице прибавилось морщин, в волосах – седины. Ана теперь стриглась коротко, челка едва доходила до бровей. Сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа.
– И о чем же вы собираетесь мне рассказать?
– Доктор Валенсин вам что-нибудь говорил? – спросил Васко.
– Сказал, который теперь год. Больше ничего.
– Скорп, в ваше отсутствие мы сделали что смогли. Нам пришлось принимать непростые решения.
«В мое отсутствие», – подумал Скорпион. Как будто он ушел и бросил их на произвол судьбы, когда в нем очень нуждались.
А ведь и впрямь – такое чувство, словно он виноват, словно уклонялся от своих обязанностей.
– Уверен, вы прекрасно справились. – Он потер переносицу.
Сразу после пробуждения у него разболелась голова. Мигрень так и не прошла.
– Мы добрались до системы Хелы в две тысячи семьсот семнадцатом году, – сказал Васко. – Перелет от Йеллоустона занял девятнадцать лет.
По спине Скорпиона побежали мурашки.
– Но Валенсин назвал мне другой год.
– И не обманул, – ответила Эртон. – Сегодня две тысячи семьсот двадцать седьмой, по крайней мере в этой системе. Мы прилетели сюда почти десять лет назад. Могли бы разморозить вас сразу же, но сочли это преждевременным. Валенсин объяснил, что снова ложиться в криокапсулу вам опасно. Если бы мы вас разбудили десять лет назад, вы бы уже умерли или снова погрузились в холодный сон, практически без шансов проснуться живым.
– Так было надо, Скорп, – сказал Васко. – Ваша жизнь – слишком дорогой ресурс, чтобы тратить ее попусту.
– Ты даже не представляешь себе, как я рад это слышать.
– Поверьте, мы очень серьезно думали, когда вас лучше разбудить. Вы же сами нам говорили: лучше подождать, пока не доберемся до Хелы.
– Неужели я такое говорил?
– Считайте, что наконец добрались. Что касается местного режима – а это церковь Первых Адвентистов, – то для них мы прибыли в систему пару недель назад. Мы улетали и вернулись обратно, развернувшись в ближайшем космосе.
– Почему? – спросил Скорпион.
– Потому что здесь не все ладно, – ответил Васко. – Прилетев сюда десять лет назад, мы обнаружили очень сложную ситуацию. Адвентисты контролируют доступ к Халдоре, периодически исчезающей планете. Чтобы приблизиться к Хеле, нужно получить добро от церквей, но и тогда они не разрешат отправить зонд для изучения газового гиганта.
– У нас полно оружия, мы можем взять необходимое силой.
– Устроить бойню? На Хеле миллионы ни в чем не повинных мирных жителей, не говоря уже о десятках тысяч момио в стояночной зоне. Вдобавок мы не знаем точно, что ищем. Если сразу открыть огонь, можно уничтожить именно то, что нам нужно, или добиться того, что оно нам никогда не достанется. Но если удастся подобраться к Куэйхи поближе, чтобы изучить проблему изнутри…
– Куэйхи еще жив? – удивился Скорпион.
– Да, сегодня мы с Хоури нанесли ему визит, – ответил Васко. – Он затворник, существует благодаря медицинским технологиям. Не покидает свой собор, «Пресвятую Морвенну», и никогда не спит. У него переделан мозг, так что сон не требуется. Настоятель даже не мигает. Все время, каждую секунду, он смотрит на Халдору, дожидаясь, когда мигнет она.
– Значит, он спятил.
– На его месте любой бы спятил. С ним на Хеле случилось что-то ужасное, вот психика и не выдержала.
– В его крови индоктринационный вирус, – сказала Круз. – Неизвестно, когда Куэйхи заразился – должно быть, задолго до того, как прилетел на Хелу. Сегодня здесь целая индустрия занимается этим вирусом: выделяют из него и сплайсируют фрагменты, смешивают его с другими вирусами, прибывшими вместе с беженцами. Говорят, у Куэйхи бывают минуты сомнения, когда он подозревает, что все созданное им – просто бред сумасшедшего. В глубине души настоятель понимает, что исчезновения имеют рациональное объяснение, никакое это не чудо. В такие мгновения он закачивает себе в кровь порцию свежей индоктринационной дури.
– Похоже, непросто будет найти общий язык с ним, – проговорил Скорпион.
– Невероятно сложно, – согласился Васко. – Но Аура сумела. Это был ее план, Скорпион, не наш.
– Что за план?
– Девять лет назад она спустилась на планету, – объяснила Хоури, глядя прямо в глаза Скорпиону, словно, кроме них двоих, в помещении никого не было. – Ей тогда исполнилось восемь. Я не смогла ее остановить. Она четко знала, для чего прислана в наш мир, и одним из этапов ее пути был поиск Куэйхи.
Скорпион покачал головой:
– Я бы не отправил восьмилетнюю девочку на чужую планету одну, и вам тоже не следовало этого делать. Расскажите, что было дальше.
– Поверь, у нас не было выбора, – отозвалась Хоури. – Я же мать, и то не смогла отговорить ее. Все равно что удерживать косяк лососей, рвущихся против течения реки на нерест. Она бы добилась своего, с нами или без нас.
– Мы нашли семью, – продолжил Васко. – Хорошие люди, живут на Равнине Вигрид. У них был сын, а дочь погибла несколькими годами раньше – несчастный случай. Они не знали, кто такая Аура и что у нее в голове, и не задавали лишних вопросов. Обращались с ней как с родной дочерью. Эти люди играли свою роль без всякого труда, подробно рассказывали ей о погибшей девочке. Они очень сильно привязались к Ауре, полюбили ее.
– И к чему все эти ухищрения?
– Аура забыла, кто она, – объяснила Хоури. – Подавила, похоронила свои воспоминания. Она же наполовину сочленитель – может распределять содержимое разума по своему усмотрению, как мы расставляем в комнате мебель. В какой-то момент она поняла, что способна это делать, и тогда оставалось лишь наработать навык.