– Очень тревожное происшествие.
Клавэйн шел по коридорам, а вернее, по настоящим тоннелям в скале, с грубо обработанными стенами. Синие фонари подчеркивали неровности каменных сводов. Воздух был холоден и сыр, ходьба босиком по стылому камню пола не доставляла никакого удовольствия. Прошли комнату, где стояли рядами, словно молочные бидоны на ферме, серебристые канистры, спустились еще ниже по пандусу.
– Мадемуазель хорошо охраняла свои тайны, – сказал Эйч. – Когда мы штурмовали Замок, она уничтожила многое из добытого на корабле личинки. Немало забрала Скади. Но и нам осталось достаточно, чтобы начать исследования. И в последнее время они продвигаются с отрадной быстротой. Вы заметили, как легко мои суда обгоняют катера конвенции, как легко проскальзывают сквозь плотно контролируемую атмосферу планеты?
Клавэйн кивнул, вспомнив, сколь быстрым показалось возвращение на Йеллоустон.
– Вы тоже научились преодолевать инерцию?
– К сожалению, особыми успехами похвастаться не можем. Но кое-какие устройства стоят на нескольких наших кораблях. Простое уменьшение массы на восемьдесят процентов дает нам явное преимущество над силами конвенции. Полагаю, сочленители добились куда большего.
– Возможно, – нехотя признал Клавэйн.
– Тогда им уже известно о том, что это крайне опасная технология. Мистер Клавэйн, обычно квантовый вакуум – это глубокий стабильный минимум, уютная спокойная долина среди весьма разнообразной местности возможных квантовых состояний. Но как только начинают манипулировать вакуумом, охлаждать его, чтобы уменьшить ведущие к возникновению инерции флуктуации, меняется вся топология местности. Ранее стабильная долина оборачивается мешаниной опасных хребтов и провалов. И малые флуктуации могут приводить к скачкообразным фазовым переходам. Рассказать вам кое-что из жанра ужасов?
– А разве вы не этим сейчас занимаетесь?
– Мистер Клавэйн, я собрал лучших физиков-теоретиков со всего Ржавого Пояса. Я нанял всех, кто проявлял хоть малейший интерес к проблеме квантового вакуума, и внушил, что в их интересах помогать мне.
– Шантаж?
– Да что вы! Просто дружеское убеждение.
Эйч оглянулся с улыбкой, показав заостренные резцы.
– Большинство и убеждать не требовалось – у меня были инструменты и материалы, какие и не снились демархистам. Их агентурная сеть рассыпалась в клочки, они ничего не знали о личинке. Сочленители выполняли свою исследовательскую программу, но присоединиться к ней значило присоединиться к сочленителям, а это слишком уж большая цена за любопытство. Потому ученые весьма охотно перебрались в Замок Воронов.
Эйч ненадолго замолчал, а когда заговорил снова, в его голосе появились ностальгические нотки:
– Среди них был гениальный дезертир – сбежавший от демархистов ученый Полина Сухая.
– Она погибла? Ее участь оказалась хуже смерти?
– Вовсе нет. Но ей пришлось оставить работу у меня. После упомянутого тревожного происшествия она не смогла продолжать исследования. Это было выше ее сил. Я пошел ей навстречу и позаботился о том, чтобы она получила хорошую работу в Ржавом Поясе.
– Видно, случай и впрямь тревожней некуда, – равнодушно проговорил Клавэйн.
– Да, именно. Для всех нас, а в особенности для Сухой. Она участвовала во многих экспериментах. Внизу, в подвалах замка, десяток небольших групп изучал различные аспекты технологии личинок. Сухая возглавляла одну из команд. За год проявила себя великолепным исследователем. И бесстрашным, даже слишком. Это она занималась наиболее нестабильными конфигурациями вакуума.
Эйч провел Клавэйна мимо нескольких дверей, ведущих в большие темные залы, остановился у очередной. Внутрь не вошел.
– Тревожное случилось в этой комнате. С тех пор никто из ученых, работающих с вакуумом, не соглашался туда войти. Говорят, сами стены могут запечатлевать прошлое. Мистер Клавэйн, вы ощущаете неприятное предчувствие, животную инстинктивную тревогу, необъяснимое нежелание переступить этот порог?
– Вы же меня предупредили. Теперь я не могу с уверенностью определить, что именно чувствую.
– Ну, так войдите, – предложил Эйч.
Сочленитель миновал дверной проем и ступил на гладкий пол. Тот был холоден, но не холоднее прочих мест в подвале. Клавэйн выждал, пока глаза приспособятся к сумраку, различат очертания объемистого помещения. Тут и там на потолке, стенах и полу виднелись гнезда, клапаны и крепления, но отсутствовала какая-либо аппаратура или мебель. Зал был пуст и очень чист.
Клавэйн прошел вдоль стен. Не сказать, что пребывание в комнате казалось приятным, но дискомфорт – легкий страх, ощущение чужого присутствия – мог быть результатом самовнушения.
– Что же здесь случилось? – спросил он.
– Авария, затронувшая лишь эксперимент Сухой, – ответил Эйч из-за порога. – Она была ранена, но не критически, и вскоре поправилась.
– Больше в ее группе никто не пострадал?
– Сухая предпочитала работать в одиночестве. Аппаратуру немного повредило, но та отремонтировалась самостоятельно. Сухая оставалась в здравом уме и твердой памяти. Мы думали, она вернется к работе, как только придет в себя.
– И?
– Она задала странный вопрос. Не просто странный, а такой, что у нас волосы дыбом встали.
– И что же это за вопрос? – спросил Клавэйн, подходя к двери.
– Она пожелала узнать, что случилось с другим экспериментатором.
Клавэйн пожал плечами:
– Повреждение нервной системы. Ложная память. Вряд ли это так уж странно.
– Но ее «ложная память» оказалась на удивление подробной, в ней запечатлелись имя и биография. Полина утверждала, что напарника звали Ив. Ив Мерсье. Его наняли в Ржавом Поясе одновременно с нею.
– Но Ива Мерсье не существовало?
– Человек с таким или похожим именем не появлялся в Замке. Никогда. Как я уже говорил, Сухая предпочитала работать в одиночестве.
– Возможно, Сухая ощущала потребность приписать вину за свою неудачу другому, и ее подсознание создало козла отпущения.
– Мы поначалу так и посчитали. Но к чему столь отчаянная попытка снять с себя вину за пустяковый инцидент? Никто не погиб, ущерб невелик. В сущности, мы благодаря этой аварии продвинулись дальше, чем за недели кропотливой работы. Сухую винить было не за что, и она это знала.
– Значит, причина выдумки не в этом. Логика подсознания загадочна. Простого объяснения словам пострадавшей может и не быть.
– Да, мы тоже пришли к такому выводу. Но Сухая упорствовала. Когда выздоровела, ее воспоминания стали четче. Полина описывала мельчайшие детали: как Ив выглядел, чем предпочитал питаться, как шутил. Вспомнила и его прошлое, то, чем он занимался до работы в Замке. И чем сильнее мы пытались убедить ее в вымышленности Мерсье, тем энергичней она настаивала на своем. Вплоть до истерики.
– Значит, умственное расстройство.
– Мистер Клавэйн, все тесты утверждали, что она совершенно здорова. Бред ограничивался «общением» с Мерсье. Во всем прочем Сухая была абсолютно нормальной. И я задумался…
Клавэйн кивнул, показывая Эйчу, что внимательно слушает.
– Мне несложно было поднять архивы Ржавого Пояса – те, что пережили чуму. И я обнаружил: многое из рассказанного Сухой подтверждается с точностью.
– А именно?
– Ив Мерсье существовал.
– Вряд ли это слишком редкие имя и фамилия у демархистов.
– Да. Но был лишь один человек с такими именем и фамилией. И его дата рождения совпала в точности с названной Полиной. Правда, настоящий Мерсье умер много лет назад, вскоре после того, как эпидемия уничтожила Блистающий Пояс.
Клавэйн пожал плечами и сказал:
– Совпадение.
Но прозвучало нетвердо, словно он пытался убедить себя в том, что вызывало серьезные сомнения.
– Возможно, и совпадение. Но видите ли, Мерсье был в то время блестящим студентом, причем специализировался именно на квантовом вакууме. Выживи Мерсье, судьба неизбежно свела бы его со мной.
Клавэйну расхотелось находиться в комнате, и он вышел наружу, в свет синих фонарей.
– То есть вы утверждаете, что Мерсье, каким его видела Сухая, существовал в действительности?
– Именно. И тут возникают две возможности. Первая: Сухая узнала о погибшем когда-то Мерсье и по непонятной причине решила считать его живым. Вторая: Полина говорила правду.
– Второй вариант исключен.
– К сожалению, нет. Думаю, все рассказанное Сухой – истина в буквальном смысле этого слова. Каким-то непостижимым для нас образом для нее Мерсье был жив, работал с ней в лаборатории, где вы только что побывали, и присутствовал при аварии.
– Но Мерсье умер! Вы же сами видели архивы.
– А вдруг нет? Предположим, он пережил эпидемию, занялся общей теорией квантового вакуума, привлек мое внимание и в конце концов стал работать вместе с Сухой над нестабильными состояниями вакуума. В ходе эксперимента с особенно небезопасным состоянием случилась авария. Сухая говорила, что Ив стоял ближе ее к полевому генератору в момент непредвиденного перехода.
– И погиб?
– Более того – погибло самое его существование. – Внимательно глядя на сочленителя, Эйч продолжал по-учительски терпеливо: – Похоже, вся его жизнь, вся его мировая линия отделилась от нашей реальности в тот момент, когда его погубила плавящая чума. Думаю, это самый вероятный момент его разлучения с мировой линией, в которой находимся мы с вами.
– Но с Полиной Сухой он не разлучался.
– Да. Она помнит события альтернативной линии. Должно быть, Полина оказалась слишком близко к точке фазового перехода, и в ее памяти отпечатались события сразу обеих линий. Когда Мерсье был вычеркнут из бытия, она сохранила воспоминания о нем. То есть Полина вовсе не сумасшедшая, и то, о чем она рассказывает, – не галлюцинации. Она всего лишь свидетель несчастного случая, который в нашем понимании лежит за гранью вероятного. Мистер Клавэйн, разве вас не пугает до дрожи сама возможность такого события?
– Но вы же сразу сказали, что эксперименты были опасны.