Обхватив руками разбитые щеки Коула, заживающие после тренировок медленнее, чем мне бы того хотелось, я выдавила улыбку, которую он не увидел.
– Возвращайтесь как можно быстрее, – прошептала я Коулу, запечатлев на его губах короткий поцелуй. – И делайте это как можно тише.
Коул резко переменился в лице и уже было открыл рот, но я приложила к нему палец. Тогда он, немного поколебавшись, отступил, сделавшись сосредоточенным и собранным, как никогда раньше.
– Да будет так, моя Верховная.
Убедившись, что Коул последовал за Гидеоном наверх, я пригладила рукой растрепанные волосы и двинулась следом за призраком прошлого навстречу еще одному.
«Одри, ты ведь почитаешь мне перед сном? – спросил Ноа, сонно зевая, будто утомился от полуночных гуляний с мишкой наперевес. – В прошлый раз мы не дочитали, чем кончилась история Короля-лягушонка».
Во рту осел медный соленый привкус. Я не сразу поняла, что таковы на вкус слезы, которые приходилось душить и сглатывать.
«Идем! Быстрее! Пока монстр снова из-под кровати не вылез», – взвизгнул Ноа, скрываясь за углом.
Я прекрасно помнила этот день. Гроза, такая же сильная, как и сегодняшняя, подпалила орешник на заднем дворе, а вместе с тем сожгла и любимые качели Ноа. Он проснулся от очередного небесного взрыва и вбежал на кухню к гувернанткам в той самой пижаме. Позже она запачкалась кровью, брызнувшей от удара об угол маминого алтаря… Но это было позже. А в тот день я успокаивала его – лелеяла на руках, как собственного ребенка, пока Виктория была в отъезде по делам ковена. Ноа так сильно замерз – не столько от непогоды, сколько от страха, – что мне пришлось еще два часа отпаивать его какао и читать сказки.
«Сюда!»
Я пересекла узкий коридор и подошла вплотную к двери в детскую комнату, из-за которой лился мягкий зернистый свет от музыкального ночника. Мелодия давно заглохла, и ночник лишь жалобно скрипел, освещая отпечатки ладоней и желтой краски на стенах – Ноа обожал разрисовывать обои. В его спальне все осталось нетронутым: узкая постелька в форме лодки, заправленная голубым велюровым одеялом; под занавесками восседали игрушки и оловянные солдатики, сторожащие подоконник. Зои прибиралась здесь сама, чтобы я не видела и не вспоминала, каким крохотным и невинным был мой младший брат, которого смерть все равно не пощадила.
Воздух в комнате стоял влажный, пропитанный озоном. Я медленно прошла к распахнутому окну и налегла на неподатливую ручку. Раскат грома, последовавший за ослепительной вспышкой, прокатился по всему Шамплейн.
Призрак малыша, наблюдающий за мной с порога комнаты, удовлетворенно кивнул, когда окно закрылось. Ноа не отбрасывал тень и пропускал свет сквозь себя. Он улыбнулся мне и сел на ковер с росписью железных дорог, раскрывая перед собой книгу про Короля-лягушонка, настоящую, в твердом бархатном переплете.
«Ну что, начнем?»
Я оторвала взгляд от черно-белых картинок на страницах и медленно наклонилась к Ноа. Мои пальцы прошли сквозь его прелестную светловолосую голову, развеивая не призрака, но иллюзию.
– Одно из моих любимых воспоминаний, – прошептала я. – Зачем так жестоко, Джулиан?
Дверь скрипнула, и от нее отделился длинный силуэт. Свечение ночника затанцевало на прекрасном, но безразличном лице.
– Прости, – сказал Джулиан, словно бы и впрямь сожалея. – Поддался ностальгии.
Я думала, что готова к этой встрече, что, столкнувшись с Джулианом лицом к лицу, смогу выстоять под его масленым взглядом, алчно пожирающим мои губы, на которые он смотрел чаще всего. К этому моменту я должна была стать полноценной Верховной ведьмой, освоив все восемь даров, а за окном должна была стоять поздняя осень, украшенная хеллоуинскими костюмами гудящей ребятни. Но я все еще не была такой Верховной, и для осени было слишком рано.
– Как? – только спросила я, перебирая в голове все условия нашего договора, который не мог допустить таких чудовищных нарушений.
И все же Джулиан стоял передо мной во плоти – живой, невредимый и даже не стонущий от боли из-за такого мизерного расстояния между нами. А ведь именно он нарушал клятву – его страдания должны бы быть адскими!
В ответ он поднял правую ладонь, которую, как и мою, должен был украшать ритуальный шрам. Но его там не было. Как, впрочем, и ладони.
На месте запястья виднелся безобразный стык кожи с металлом, а ладонь заменял изящный протез из стерлингового серебра, инкрустированного белыми опалами. Они скорее были украшением, чем выполняли какую-то практическую функцию. Весил такой протез, похоже, нехило – приложись им по затылку, и жертва уже не встанет.
– Ты отрезал себе руку? – ахнула я, попятившись.
Он улыбнулся, и улыбка эта больше походила на оскал гончей – предвкушающая, болезненная. Хотелось бежать со всех ног при виде нее. А когда Джулиан шагнул ко мне, я едва совладала с желанием выпрыгнуть в окно.
Крутящийся ночник замер, и блики застыли на прекрасном лице Джулиана, уродуя и извращая его черты. Красота была дана ему с лихвой, как компенсация за то, что не была дана человечность.
– Посмотри! Это все ради тебя, – произнес он с благоговейной дрожью в голосе и подставил протез под струи света, плавно сгибая и разгибая пальцы, чтобы продемонстрировать всю гениальность его «решения». – Лучше, чем настоящая рука. Ферн постаралась на славу! Нашему отцу можно было бы такую же сделать. Слышал, он тоже без руки остался… Иронично, не находишь? Я имел возможность пару раз понаблюдать за ним. Такой смешной! Как мать вообще умудрилась лечь с ним в постель?
Я тряхнула головой, не позволяя праздной болтовне Джулиана запутать меня.
– Как?! – повторила я настойчиво, глядя ему в глаза: они горели в темноте, зараженные безумием.
На лбу Джулиана выступила вена – он тщательно обдумывал свой ответ, прежде чем сказать:
– Рука сильно кровоточила каждый раз, как я пытался увидеть тебя…
– Да, так и должно быть! Потому что мы повязаны договором, Джулиан. А ты его нарушил!
– К черту договор! – заорал он и импульсивно подался ко мне, но притормозил, заметив, как я выставила вперед руки, готовая обороняться. – Я скучал по тебе, Одри… Я не мог спать, есть, думать, лишенный даже права подсмотреть за твоей жизнью. Это неправильно – быть вдали от той, с кем ты делил утробу матери и любимые игрушки… Отрезать руку – малая плата за возможность снова тебя коснуться. Вот что ты делаешь со мной, сестра. Вот насколько я тебя люблю. Разве не все женщины мечтают иметь такую власть над мужчинами?
– Тебе лечиться надо, – сглотнула я.
Джулиан ухмыльнулся:
– А по-моему, это романтично. Мне, к сведению, руку пришлось по старинке рубить. Ферн долго протестовала…
– Не думала, что когда-нибудь скажу это, но Ферн явно благоразумнее тебя. Ты перешел все границы, Джулиан. – Он фыркнул, но я упрямо продолжила, ткнув пальцем в свою раскрытую ладонь: – Видишь это? Мой шрам все еще здесь. Клятва действует, и тебя ждет расплата. Думаешь, избавился от метки – разрушил свою часть договора? Магия не так работает!
– Ты вздумала учить меня правилам магии?! – вспыхнул он, надвигаясь грозовой тучей. Комната Ноа была достаточно большой, чтобы лавировать среди вещей и держаться от него на расстоянии, но слишком маленькой, чтобы сбежать или спрятаться. – Я и без тебя все знаю! Это просто… временное решение. На одну ночь. Потом я придумаю что-нибудь еще или… Или прикую себя цепями к батарее, чтобы дожить до Самайна и не сойти с ума от тоски.
Обычно смех разряжает обстановку, но только не смех Джулиана. Я прижалась спиной к стене и отползла в сторону, стараясь не пялиться на раскрытую дверь, за которой уже притаились две тени.
– Где сейчас Ферн? – спросила я и, наступив своему страху на горло, шагнула к Джулиану. Этот жест доверия он воспринял так радушно, что не заметил за своей спиной Коула, который раскрыл навахон одним движением.
– Атакует с берега.
– А твоя роль…
– На подхвате. Она не знает, что я уже в доме. Впрочем, не думаю, что для нее это станет сюрпризом. Она в курсе, какую слабость я питаю к тебе и что я не смог бы устоять перед соблазном увидеть тебя прежде, чем все закончится, – промурлыкал Джулиан таким влюбленным голосом, будто мы были на свидании.
Он подошел совсем близко, и я податливо его подпустила, давая время Коулу и себе. Даже когда Джулс мягко взял мои руки и поднес к губам, целуя каждый палец, я не отпрянула от него в отвращении, как бы ни желала этого.
– Прежде чем все закончится? – спросила я, сдерживаясь, чтобы не закричать от его ласки и противного ощущения холодного протеза. – Зачем именно пришла Ферн?
– Чтобы напомнить о себе… И чтобы забрать свое, конечно. Я здесь с той же целью.
Джулиан нагнулся и взял меня за подбородок, приближая к своему лицу. Пепельно-русые волосы защекотали мне лоб. Прежде чем наши губы встретились и меня бы стошнило, со свистом взмахнул навахон.
Коул подкрался совсем бесшумно и занес клинок над головой Джулиана. Еще секунда – и он бы отделил ее от шеи, но брат повернулся в последний момент и выставил перед собой серебряную ладонь. Глаза его хищно сузились.
– Быстро, охотник, но недостаточно.
Навахон заискрил при столкновении с протезом. Джулиан сомкнул на лезвии металлические пальцы и дернул его на себя. Зарычав, Коул вырвался и занес навахон снова. Удивленный такой наглостью, Джулиан выставил магический щит, но тот не выстоял: Коул рассек его так же легко, как воздух.
– Хм, когда мы встречались в прошлый раз, этого меча у тебя не было, – заметил он, отскочив за книжный шкаф и разглядывая издалека сверкающий навахон. – Закаленный… Рукоять из палисандра и знак Шивы. Однажды я уже сломал такой, а потом и шею той, что его носила. Тебе крупно повезло, охотник. Твое оружие так же неуязвимо для магии, как и ты, но нестрашно: я справлюсь с тобой и без нее.
Коул молчал, обратившись в слух. Заходили желваки и заскрежетала челюсть, будто у него на зубах был песок. Он смотрел в пол, но зеркально отражал каждое движение Джулиана: тот двигался назад – Коул вперед, тот вправо – Коул влево.