Я метнула панический взгляд на дверь. Где же, черт возьми, Гидеон?!
– Будем считать твой навахон форой. Ты ведь теперь у нас калека, биться с тобой унизительно. То, что Одри до сих пор не выгнала тебя, говорит лишь о ее добром сердце. В детстве она тоже таскала домой ворон с подвернутыми лапками, – подразнил его Джулиан, но ни один мускул на лице Коула не дрогнул. Еще в тот миг, когда прозвучал горн Нимуэ, он утратил свою дурачливость, уступчивость и милосердие – теперь передо мной стоял охотник на ведьм, а не человек. – Хочешь реванш?
– Реванш, – ответил Коул бесцветным голосом и занял позицию, такую же, как на тренировках Рашель.
Во всем доме будто остались только мы втроем, но и я была здесь лишней.
– В сторону, Одри! – приказали они оба, и я успела вовремя пригнуться, когда навахон Коула разрезал картину над моей головой, не поспевая за скоростью Джулиана.
Это была вовсе не битва, а дуэль. Джулиан и Коул сошлись в поединке не для того, чтобы положить конец войне за Верховенство, а чтобы каждый смог доказать свое превосходство. В их сражении было столько же личного, сколько и в моем противостоянии Ферн: они должны были завершить начатое любой ценой.
Коул стоял в центре комнаты, прижимая к плечу лезвие навахона и склонив голову, чтобы слышать пространство вокруг. Перехватив серебряную руку Джулиана, целящуюся ему в лицо, Коул ударил его рукоятью меча в живот и швырнул в стену.
– Слух… – догадался мой брат в какой-то момент, переводя дыхание, и его разбитые губы тронула недобрая усмешка. – Вот как ты это делаешь. Интересно.
Я не сразу поняла, что он задумал, но когда Джулиан плавно подошел к книжному шкафу и приложил к нему ладонь… Вся комната вдруг завибрировала, загудела, исторгая почти человеческий крик, будто ожили пережитые здесь трагедии. Я покачнулась, оглушенная не меньше чем Коул, лишенный своего последнего преимущества.
По крайней мере так считал Джулиан. Он прошептал заклятие, и серебряные пальцы его протеза сплелись вместе, образуя тонкий изгиб мизерикорда.
Крик застыл у меня в горле, но еще никогда Коул не выглядел таким спокойным – умиротворение и решимость наполняли его, как сосуд, меняя и направляя. Обхватив обеими ладонями навахон, он выпрямился, прижал его к груди и глубоко выдохнул, прежде чем обернуться и встретить серебряный клинок Джулиана.
Раздался металлический звон, и выстрелил сноп искр. Не ожидая отпора, брат ушел в глухую защиту, позволив Коулу перехватить инициативу боя. Удар за ударом тот принялся оттеснять колдуна к стене, продолжая полосовать выставленный протез.
Поняв, что его маневр с шумом не сработал, Джулиан ловко ушел с линии атаки, но Коул развернулся и пнул его коленом в живот. Очередной взмах лезвия очертил скулу Джулиана, прорезая до кости.
– Как так получилось, что, ослепнув, ты стал драться лучше прежнего? – спросил Джулан, кашляя и растирая солнечное сплетение.
Коул отряхнул навахон от крови и расправил плечи. Ему тоже изрядно досталось: челка слиплась, дыхание было хриплым из-за разбитого носа, а щеки алели, выдавая усталость.
– У меня был хороший учитель, – ответил Коул, вытерев тыльной стороной ладони испачканное лицо. – Кстати, ты ее убил.
Джулиан удивленно приоткрыл рот. Не тратя драгоценные секунды, Коул рванул вперед, а я скрестила пальцы и потянулась к ним обоим.
– Contritum…
Но едва Джулиан поморщился от моих чар, как что-то вытолкнуло меня из комнаты и из реальности.
Особняк был таким огромным, что, находясь в одном его конце, можно было не знать, что происходит в другом. Передо мной пронеслись витражные окна: в них четверо моих друзей отбивались снаружи от двух неизвестных колдунов и их подручных, напоминающих гибридов склизких жаб и клыкастых горных львов. Под ногами Сэма вилась дымка, втягиваясь в его кожу и превращая обычного полицейского в мантикору с горящими рубиновыми глазами и ядовитым скорпионьим хвостом. Через него перепрыгнула Рашель, вонзая катану в одно из существ. Зои не двигалась, но двигались ее губы: вероятно, она предсказывала движение каждого, кто пытался подступить к ним слишком близко и прорваться внутрь дома. В ее руке лежал череп Мари Лаво: из него исходило сияние, как от лампы, и на миг мне почудилось, будто его зияющие глазницы смотрят на меня. Вокруг двигалась Тюльпана: я никогда не видела, чтобы кто-то так ловко управлялся с четырьмя элементами стихий одновременно.
Потом все вокруг вновь закрутилось, как в калейдоскопе. Рывок…
Хруст замерзшей травы и гальки под ногами. Вихрь ветра, пробравшегося под одежду. Где-то неподалеку шумел прибой. Запах рома и кубинского табака смешался с ароматом хвои. Вспышка молнии осветила вермонтский лес, над которым низко висели чернильные тучи, заслоняя звезды.
Меня оглушило громом, и голова загудела. Я завертелась на месте, вглядываясь в темноту и различая лишь очертания деревьев, выстроившихся вокруг кольцом. Сложно было сказать, в какой стороне находится дом, ведь я очутилась в глубине леса.
– Какого черта?..
– Ничего личного, голубка, – сказал Рафаэль, выйдя из тени. Он держал в руках плетеную куклу вуду с прядью моих волос, из головы которой торчала швейная игла. Когда его палец надавил на игольное ушко, мои виски пронзило болью. – Как ты знаешь, я бизнесмен. А честный бизнесмен обязан возвращать свои долги, чтобы поддерживать репутацию.
Я жадно хватала ртом воздух и развернулась, надеясь скрыться в лесу, но уже на втором шаге почувствовала, что обездвижена. Перевязав ноги куклы шерстяной нитью, Рафаэль занялся ее руками – мои запястья тут же скрестились вместе, связанные тоже. Черная кожа Верховного колдуна Вуду блестела от испарины, а жакет был изрядно потрепан: на фиолетовом жаккарде виднелось несколько дыр от пуль. Очевидно, Рафаэлю успело достаться от Сэма, пока он пытался телепортировать меня из дома.
– Идиот, – выдавила я, хотя язык с трудом ворочался во рту. – Ферн тебя использует…
– Это был честный обмен: она мне – ритуал, дающий больше силы, чем у Зои, чтобы Мари Лаво избрала преемником меня. Я ей – любую услугу в любое время, когда она попросит. Ферн призвала меня сегодня – значит, пришло время вернуть должок. Как я и сказал: ничего личного, Одри.
Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы и улыбнулась из последних сил.
– Без проблем, Рафаэль. Ничего личного.
Я закрыла глаза, как учила Тюльпана, и отпустила себя. Зачесались десны, и ребра вывернулись наизнанку. Обнажились животные инстинкты. К счастью, наши уроки прошли не зря.
Кукла вуду в руках Рафаэля вдруг утратила силу – та, к кому она была привязана, перестала существовать.
– Ох, Самеди, – вскрикнул Рафаэль, когда ему в лицо бросилась оскалившаяся норка.
Когтистые лапки ожесточенно драли его одежду и лицо, раздирая плоть и ткань. Я вгрызалась в любое место, до которого могла добраться. Неуловимая и проворная – пожалуй, именно эти качества были присущи мне в жизни, а потому воплотились в серой шкуре. Я действовала инстинктивно, так, будто всегда жила в лесу и каждый день боролась с хищниками в десять раза крупнее меня. Я успела приноровиться хлестать Рафаэля хвостом, прежде чем мне все же удалось вырвать у него куклу и разгрызть ее пополам.
– А ты хитра. Лисица подошла бы тебе больше, – усмехнулся Рафаэль, слизывая кровь с прокушенного пальца, когда я, перевоплотившись обратно, поправила смятую одежду и демонстративно растоптала куклу сапогом. Было так холодно, а в меху так тепло, что я с трудом заставила себя его сбросить. – В прошлую нашу встречу даров у тебя было поменьше.
– А у тебя совести было побольше! – ответила я раздраженно. – Влез в политику чужого ковена и помогаешь двум психопатам прыгать на балансе космоса, как на батуте. Почему все так одержимы этим гребаным Верховенством?!
– Тебе не понять, – оборвал меня Рафаэль, вытаскивая из-под полы пиджака еще один вуду-атрибут – колокольчик Grans Bwa, призывающий лесных духов. – Ты золотая девочка! Твое Верховенство незыблемо согласно традициям вашего ковена, а нам, в Вуду, приходится бороться, чтобы урвать самый лакомый кусок. Мне все равно, что Ферн хочет сделать с тобой и Шамплейн. Я здесь только для того, чтобы…
– Вернуть должок, да-да, я поняла, – закатила глаза я.
Рафаэль рассмеялся. И я покрылась мурашками, но ни он, ни холод не были тому виной. Кто-то задышал мне в затылок, когда Рафаэль потряс своим деревянным колокольчиком и вдруг начал таять в воздухе.
– Выдохни, ma chérie[11]. Мой долг уплачен. Дальше тобой займутся мои добрые друзья. А мне пора навестить сестренку…
Эти «добрые друзья» Рафаэля, которые явились на его звон, оказались не чем иным, как болотными или блуждающими огнями. Они вспыхнули по периметру опушки, словно пламя свечей, хаотично рассредоточившись по ивовым ветвям. Я знала, что они обитают в лесах Шамплейн, но никогда не видела их так близко. Играя сахарными сине-зелеными оттенками, они выглядели безобидно, но я прекрасно помнила легенды: в древности болотные огни принимали за неупокоенные души утопленников, и не зря. Сойдешь за ними с дороги – утонешь тоже.
– Трус! – закричала я в пустоту, швырнув камень в туманную дымку с запахом горького чили, которая осталась вместо Рафаэля.
Он исчез, бросив меня и не оставив иного выбора, кроме как следовать тропой из злополучных огней. И я последовала.
Лес, который еще минуту назад казался непроходимой стеной, расступился. За смородиновыми порослями пролегала дорожка из мелкого гравия. Болотные огни, колышущиеся и мерцающие, облепили ее, затухая за миг до того, как я бы наступила на них. Вокруг не было ни намека на человеческое присутствие: только шуршание влажных листьев и плач грома в небе, которое никак не могло разразиться дождем. Пришлось обнять себя руками, чтобы защититься от колючего ветра, пытающегося выдуть из меня душу.
– Хорошо вам, – буркнула я себе под нос и попыталась пнуть огонек носком сапога, но не вышло. – Вы хотя бы не мерзнете.