– «И зажглись на небе звезды – миф и небыль, след вселенского пожара… Но закрыли звезды тучи – сгустки пара. Слышишь чей-то стон и шепот? Это ветер», – прочел Коул, хмурясь. – Это точно писал не Гидеон.
Я забрала у него дневник, медленно повторяя услышанное.
– Это отрывок из «Фауста» Гёте, – вспомнила я, и в глазах Коула мелькнуло недоумение напополам с восхищением. – О, не смотри так! Я же говорила, что мама усердно занималась моим образованием. Она начала преподавать мне мировую литературу сразу же, как я научилась самостоятельно ходить на горшок.
– Есть идеи, зачем Ферн написала это?
– Хм… Может быть, это отсылка к Мефистофелю, который заключил с Господом пари на душу Фауста? Или намек на Вальпургиеву ночь… – Я вздохнула и замолчала, но несколько минут тишины не дали никаких результатов. Не то из-за сонливости, не то из-за собственной глупости я лишь всплеснула руками и подытожила: – Идей нет.
– Ладно, тогда будем кататься, пока они не появятся! – воскликнул Коул, как будто только и ждал подходящего момента.
Я постаралась выразить на лице все оттенки своего негодования, но Коул этого не заметил.
– Кататься на чем?
– На лошадях, конечно! Не простаивать же им без Гидеона вечность в стойлах.
Я побелела от одной лишь мысли о копытах с железными подковами и скачках галопом, а Коул умиленно рассмеялся и укутал меня в старый камзол Гидеона, пахнущий костром и сеном.
– Не бойся! Я тебя всему научу. Это не сложно.
– Скажи на милость, как эта идея вообще пришла тебе на ум?!
– Седло и лесная прогулка прочищают мозги не хуже, чем бокс Сэма или «волшебный порошок» Зои. У каждого свой метод, и это – мой!
Других вариантов, кроме как вернуться в постель и ворочаться без сна в догадках, у нас все равно не было. Сдавшись и позволив ему снарядить меня митенками, кирзовыми сапогами и дождевиком, я нахлобучила на лоб жокейку и отправилась навстречу сотрясению мозга.
– И кого мне взять?
Я прошлась по конюшне в задумчивости и дошла до последнего стойла, где томилась гнедая кобыла с кисточками на ногах. Я отлично помнила ее – Кэссиди, которой мы с Мартой когда-то вместе чесали гриву. Казалось, это было в прошлой жизни. Я улыбнулась и скормила ей заветное яблоко: да, это та лошадь, на которой я впервые в жизни буду скакать верхом.
– Хороший выбор, – одобрил Коул, бодро застегивая на ней амуницию, пока она жевала яблоко. – Кэсси – покладистая девочка, и она тебя помнит. А я возьму себе Меркурио.
Он похлопал по шее коня, вороного и в два раза массивнее Кэссиди. Тот выглядел куда надменнее и своевольнее: взмахнул хвостом и клацнул челюстью в ответ на мою попытку его погладить, но охотно потерся мордой о плечо Коула.
Решив, что мне хватит и расположения Кэсси, я вернулась к ней и попыталась укрепить нашу связь, почесывая ей за ухом.
– Так, все готово. Ты тоже, – вынес свой вердикт Коул, проверив мою жокейку и подсадив на лошадь.
С третьей попытки у меня получилось ровно усесться в седле, после чего Коул проверил крепления уздечки и вывел Кэссиди из конюшни. Ох, и зачем я только согласилась?
Было пасмурно. Земля прогревалась только к полудню, и сейчас воздух казался морозным, почти как в феврале. Камзол Гидеона, подбитый мехом с внутренней стороны, согревал, и я мысленно воспела ему вису благодарности, втянув голову поглубже в воротник.
– Держи крепко, – велел Коул, вложив поводья мне в руки. Я уставилась на него сверху вниз, пытаясь не отвлекаться на то, как идеально на нем сидели верховая жилетка и лаковые сапоги. Еще бы мундштук – и можно отправляться на королевские скачки! – Одри, ты слушаешь?.. Кэссиди покладистая лошадь, но все они хорошо чувствуют эмоции всадника. Будешь бояться ее – она перестанет слушаться. Запомни: если Кэсс вдруг понесет и ты почувствуешь, что начинаешь падать, лучше брось поводья и хватайся за седло. Главное – удержаться. А сейчас поставь ноги сюда.
Он взял меня за лодыжку и продел мои ступни в стремена, а затем показал, как давить на них, чтобы дать команду Кэссиди идти вперед.
– Если захочешь остановиться – просто потяни на себя поводья. Но не сильно! Никто не любит, когда трензель бьет по зубам. Прижми стремена к бокам Кэсси и опусти пятки вниз, вот так. Держи спину прямо, расправь плечи.
Его теплые руки нежно скользили по мне, поправляя, где надо, и направляя. Я делала все, как говорил Коул, но в голове была каша. Убедившись, что я более-менее освоилась, он вознаградил меня одобрительным кивком и грациозно сел на Меркурио.
– Если ты просто хочешь от меня избавиться, скажи прямо. Необязательно так изощряться, – пробормотала я, когда мы вместе двинулись в сторону леса: Коул – гарцующей уверенной рысью, а я – трусливым мелким шагом, боясь сделать что-то не так и летально испортить отношения с Кэссиди. Смех Коула подхватил ветер, донеся до меня лишь обрывки.
Девственный лес, обступающий ферму Гидеона, был гуще, чем в Шамплейн. Он сохранил ту первобытную дикость, что была свойственна природе до встречи с родом людским. Воздух здесь опьянял, а шорох травы успокаивал измученный ум. Я вдруг как никогда явственно осознала все, что мне говорил Коул: в верховой езде была своеобразная магия. Дурманящий коктейль из свободы, умиротворения и раздолья. Север, юг, запад и восток – иди, куда зовет душа! Запах кислого рябинового сока, пение утренних птиц и хлюпанье грязи, в которой увязали копыта. Кончик моего носа заледенел, но я не замечала ни холода, ни ноющей боли в паху и бедрах от жесткого седла – только покой. Цветение гвоздики и кустовых роз, тянущихся за моей лошадью на запах колдовства.
– Вижу, тебе нравится, – улыбнулся Коул, светясь от гордости за свою затею. Он подъехал ближе, и Меркурио прижался к боку Кэссиди, а Коул – провел рукой по моей разрумянившейся щеке. – Еще не хочешь домой?
– Ни за что! – жадно хватая воздух ртом, воскликнула я.
– Отлично, тогда не отставай. Впереди чудесный водопад!
Я кивнула и мягко потянула стремена вниз, немо прося Кэссиди ускориться. Не сразу, но у меня получилось, и вот ветки уже беспощадно хлещут меня по лицу.
Коул обернулся, жестом указывая на горный каскад, откуда доносился шум воды и веяло живительной прохладой. Мы резво поскакали туда, и я засмотрелась на крутые холмы – недаром их называли Зелеными. Они то взлетали к самому небу, то тянулись скучной плоскостью, идеально подходящей для пикника. Залюбовавшись, я не заметила, как упустила Коулу из виду и он умчался далеко вперед.
– Коул? Черт… Давай догоним его, малышка.
Я закатила глаза, поражаясь собственной невнимательности, и направила Кэссиди по прямой в сторону нарастающего шума воды. Но риск потеряться оказался не единственной неприятностью, поджидающей меня в лесу.
– Кэссиди, успокойся!
Лошадь вдруг разбуянилась, едва мы вышли к ручью: встала на дыбы, пытаясь скинуть меня и отбиться передними копытами от чего-то невидимого. Я дернула поводья, напрочь забыв о напутствиях Коула, и тут же почувствовала, как скатываюсь вниз. Раздался глухой удар: моя пластиковая жокейка встретилась с камнем, а я – с сырой землей, утонув в бурьяне и дикой пшенице. Всего одна секунда отделила меня от смерти: я успела вовремя перекатиться вбок и увернуться от копыта, целящего мне прямо в лоб.
– Кэссиди, тише, девочка.
Голос Коула звучал удивительно спокойно на фоне моего истерического кряхтения и попыток отползти в сторону, чтобы не попасть под раздачу. Он ловко перехватил поводья Кэсс и, удерживая ее на месте, успокоил одним касанием, прижав ладонь к месту между ушами.
– Спокойно, – снова и снова повторял он вкрадчивым голосом, пока я вставала и отряхивалась. – Вот так… Это проволока, сейчас сниму.
– Ты вроде говорил, что Кэсс покладистая лошадь! – напомнила я, слишком разозленная и напуганная, чтобы обойтись без упреков.
Коул виновато потупился, обходя Кэсс по кругу и развязывая что-то, блестящее на ее шее.
– Да, спокойная, но только когда ее ничего не душит.
– Что? – не поняла я, переводя дыхание. Сердце билось так сильно, что ныли ребра.
Лошадь облегченно фыркнула, когда Коул стянул с нее мотки проволоки, на которой висели сухие листья и треугольные подвески из латуни. Я недоуменно заморгала, силясь понять, что это вообще такое, но ответом мне стал мелодичный перезвон, раздавшийся с ветвей соседнего клена.
– Эй-эй, угомонись! – Коул бросил проволоку на землю и похлопал вновь занервничавшую Кэсс по шее. – Это всего лишь ветер.
Объясняя очевидное не только лошади, но и мне, Коул отошел, чтобы отодвинуть листву и открыть музыкальную подвеску из металлических колб и минералов. Она задрожала от порыва воздуха и зашлась высоким перезвоном.
– Гидеон называл их ловцами ветра. Он их по всему лесу развесил, чтобы не заблудиться. В одном из таких Кэссиди случайно и запуталась. Должно быть, вчерашним ураганом сломало ветку… Обычно Гидеон не вешает ловцы прямо на дороге. Это указатели. Видишь? – Он ткнул пальцем в золотую стрелу, крутящуюся на леске, но неизменно возвращающуюся острым концом в ту сторону, откуда мы пришли.
«Это ветер…»
Я будто встала под тот самый водопад, до которого мы так и не дошли: меня захлестнуло волной озарения, бодрящего и пронзающего. Тело покрылось гусиной кожей, пока я металась между деревьями, складывая мозаику.
– Одри, ты чего?
– Это ветер! – закричала я, сгоряча сорвав с ветки музыкальную подвеску. – Вот ответ на загадку Ферн! Здесь есть еще такие штуки? – В моих руках ловец больше не качался и не звенел – лишь сверкал на солнце и мерцал, как елочная игрушка.
– Да они по всему лесу…
– Покажи.
Все еще озадаченный, он взял поводья лошадей и повел нас к началу тропы, что начиналась за водопадом. Она шла параллельно той, которой мы пришли, и была в два раза уже. Заросшая высокой травой и бурьяном, тропа явно давно забыла о человеческой поступи.
– Это дорога Гидеона, – пояснил Коул. – А та дорога, по которой шли мы, – моя.