аким образом, что ее края доходили почти до земли, превращая дом в равнобедренный треугольник, а стены поросли мхом и непонятными травами, пахнущими, как розмарин.
– Знаю, вы уже жили вместе раньше, но надеюсь на ваше благоразумие, – мягко сказала Ворожея, и мы с Коулом почти хором переспросили:
– Благоразумие?..
– Ну, понимаете, свободный домик всего один в деревне, а мы очень строго блюдем законы целомудрия. У нас близость между мужчиной и женщиной допустима лишь в том случае, если они пытаются завести детей. А вы ведь не собираетесь размножаться прямо сейчас, правда? – Ворожея многозначительно повела бровью, сложив руки на животе. Она говорила так серьезно, поочередно заглядывая мне и Коулу в глаза, что мы оба неловко зарделись и переглянулись, раздумывая, бежать прямо сейчас или дождаться вечера ради приличия? К счастью, уже в следующую секунду Ворожея расхохоталась: – Это шутка! Любитесь, сколько влезет. Главное, чтобы дети не видели. Они у нас любят в окна заглядывать.
Ворожея махнула на хижину рукой, облокотившись о крыльцо из связанных бревен с зарубками.
– В этом доме есть все, что вам нужно. Друзья смогут навещать вас, но лишь у древа, если не готовы пройти испытание. Вы же можете входить и выходить в любой момент – теперь двери Пустыни всегда открыты для вас.
Я завороженно прошлась по хлипким ступеням. Внутри дом пах смолой и ладаном – я уже просунула голову в приоткрытую дверь, но спустилась обратно, услышав:
– Прошу меня извинить! Верховная Шайя зовет.
Ворожея, не моргая, озабоченно смотрела в ту сторону, откуда мы пришли. Она уже хотела сорваться с места, оставив нас с домом наедине, как я перегородила ей дорогу:
– Подожди… А ты разве не она? Не Верховная ведьма?
Ворожея покачала головой, и мой взгляд прилип к ее раскачивающимся серьгам завораживающей красоты.
– Она самая. У нас несколько Верховных, точнее – три.
Я потеряла дар речи, не в силах представить, сколько же ссор и неурядиц им пришлось преодолеть, чтобы поделить Верховенство и при этом не убить друг друга. Но для моих расспросов времени не хватило.
– Ах, Луна, что ты творишь?!
Что-то смачно ударило меня по лодыжке и дернуло на себя. Я завалилась на спину и осталась лежать так с широко распахнутыми глазами, взирая на мускулистую девушку с угольной кожей и волосами, как розовый перламутр. На ней был костюм из серой выбитой кожи с минимумом украшений – лишь ремешки на открытых бедрах и потрепанная книга с Трикветром, висящая на боку.
– Дерись! – прорычала она, удерживая меня за ногу при помощи хлыста, обвившего икру.
Коул вскинул навахон, но уже спустя секунду тот вылетел у него из рук и вонзился в песок рядом с моей головой. Никогда не видела, чтобы кто-то так дрался – яростно и неистово, как гепард, и даже лучше атташе. Каждое ее движение было отработано до автоматизма и занимало лишь долю секунды – никаких колебаний. Неудивительно, что уже спустя миг Коул валялся рядом со мной.
– Луна, прекрати немедленно! – потребовала Ворожея, и ее голос прогремел на всю деревню, но Луну это все равно не остановило.
– Дерись, – повторила она, сверля меня глазами такими же серебряными, как небесный диск, в честь которого ее назвали. – Или умри сейчас!
Коул подскочил, собираясь снова броситься в атаку, но я успела раньше: собрала горсть песка и поднесла раскрытую ладонь к губам.
– Ламия, дым предков, ешь колдовство, как ешь младенцев. Туман просачивается внутрь, он заставит молчать. От Ламии никому не сбежать!
Я выдохнула заклинание вместе с воздухом, и вместо песка с моей ладони сорвался туман – густой, как молоко, обволакивающий и шипящий от прикосновения с кожей. Луна ахнула и завизжала, выронив хлыст: ноги ее запузырились, разъедаемые кислотой до сырого мяса и сухожилий. Туман окутал ее, укрыл собой, жаля больнее тысячи пчел и заставляя скакать из стороны в сторону, чтобы отогнать его.
– Одри!
Сквозь красную пелену, застилающую глаза, я разглядела испуганное лицо Коула. Он тряхнул меня за плечи, вырывая из цепких лап Шепота, который больше не подчинялся контролю – теперь он подчинял меня себе.
Ворожея подскочила к Луне и взмахнула рукой, рассеивая туман. Ее золотой пояс светился, как костяные серьги в ушах и спиралевидные узоры на теле. Спустя несколько мгновений Луна снова стояла передо мной с хлыстом в руке, целая и невредимая, бесстрастно взирая, как я подымаюсь с песка и рассыпаюсь перед ней в оправданиях.
– Смотри, кого ты привела в деревню! – воскликнула она, сматывая хлыст и вешая его на бедро, прежде чем подлететь ко мне и выкрутить руки так, чтобы рукава платья задрались. – Погань! Она несет с собой тлен!
– Ох…
Ворожея склонилась над моими руками: они выглядели как обугленные, сплошь черные и покрытые венами, которые пульсировали под кожей. Черноты стало больше: теперь она достигала пальцев и ногтевых пластин, изуродовав их до неузнаваемости. Губы Ворожеи стянулись в тонкую линию, а нос сморщился.
– Как она вообще прошла испытание? – рыкнула Луна, отбрасывая мои руки и судорожно отряхиваясь, будто я была заразна. – Шепот – первое заклятие, которое она вспомнила! Неужели это ни о чем тебе не говорит?! Я так и знала! Она отравлена, как и Эмиральда… Надо гнать ее из деревни, пока не поздно!
Ворожея кивнула.
– Ты сама сказала: она прошла испытание. Это главное.
– Что? – Брови Луны, мерцающие алмазной крошкой, как и ее волосы, взметнулись вверх. – Ты серьезно? Возьмешься ее обучать?
– Да, и ты тоже. Все три Верховные, как и заведено. Ты слишком молода и многого не понимаешь. Тьма – это не всегда разрушение, милая. Свет тоже может ослеплять, разве нет? Посмотри на солнце, не закрывая глаз…
– Но Эмиральда…
– Древо отвернулось от твоей сестры не потому, что она выбрала тьму, а потому, что выбрала разрушение. Причина не в магии, которой ее научили, – причина в том, для каких целей она ее использовала. Прими это, Луна, чтобы жить дальше. И больше не бросайся с кулаками на наших гостей.
Луна фыркнула Ворожее в лицо и толкнула меня плечом, быстрым шагом устремляясь вниз по реке. Коул выдернул из песка свой навахон и вернул его на место, держа меня под руку, будто боясь, что кто-нибудь снова выпрыгнет на нас из кустов, желая убить ни за что.
– Простите ее. Половина драк в деревне на совести Луны. Иногда она воспринимает свою обязанность защищать Завтра слишком буквально, – сказала Ворожея шутливо и в то же время абсолютно серьезно. – Она не хотела причинить вам вред, просто у нее есть свои… испытания. Вдобавок она переживает из-за предательства своей сестры, вот и вспыхивает как спичка.
Я заторможенно кивнула, пытаясь собраться с мыслями. Эмиральда. «Она – воплощение пустыни и жажды», – сказала Зои однажды. Загорелая блондинка с рисунком роз на лице, пришедшая вместе с Ферн сровнять мой ковен с землей… Мир действительно тесен. Неудивительно, что Луна так враждебна к нам.
– Отдохните и приведите себя в порядок. Как будете готовы – приходите к главному костру. Я пришлю за вами огоньки, чтобы вы не заплутали, – улыбнулась Ворожея и цокнула языком, глянув на мои руки. – Но с этим придется что-то делать, Одри…
Я потупилась и принесла Ворожее тысячу извинений, пока она не ушла, а потом Коул затащил меня под крышу дома, пыльный и красный от зноя.
Внутри хижина оказалась такой, каким я и представляла себе жилище архаичного ковена, в котором на протяжении веков не менялось ничего, кроме времен года. Крыша ходила ходуном от ветра, а комнат не было вовсе: весь дом представлял собою единое пространство, где гостиная плавно перетекала в кухонный уголок, а поодаль стояла подвесная кровать. Не считая ее, немногочисленная мебель видала и лучшие дни: допотопный умывальник, старое радио, книжный шкаф с креслом-качалкой. Зато украшений было в избытке: ковры ручной работы, шторы из земляничного льна, паникадило, подвесные витражи и пучки трав, раскачивающиеся под потолком. Камин и вовсе занимал полдома: из красного кирпича, он тянулся вдоль всей стены, но источал не жар, а прохладу, как кондиционер. Очаг не угасал, даже когда я попыталась залить его водой эксперимента ради – очевидно, зачарованный, да крепко.
Настоящим шоком стали мини-холодильник и газовая плита, замаскированная под голландскую печку, – все-таки Ворожея не соврала, и современные блага у них тоже имелись! Как и водопровод: ванна, выточенная из цельного бревна можжевельника, стояла в самом углу под мозаичным окошком. Очень быстро ее наполнил душистый пар, напоминающий о скандинавских банях, а еще чуть позже довольный Коул развалился на подушках в одном полотенце, закрученном вокруг бедер.
– Блаженство, – выдохнул он, глядя на потолок, заросший паутиной. – Тюльпана убьет нас за то, что мы не вернулись… Хорошо, что в машине полно яблочных пирогов и кошачьего корма. Кстати, уже почти стемнело! Мне не терпится увидеть Белтейн.
– Хм, а Ворожея не соврала, – пробормотала я, распахивая платяной шкаф, мокрая и взъерошенная, как и Коул: мы едва уместились в одной ванне и чуть не подрались за кусок лимонного мыла. – Здесь действительно есть все, что нам нужно. О!.. Кардиган, который я купила с Зои месяц назад! Неужели шкаф и вправду переносит вещи? Но почему-то мне кажется, что надеть нам стоит именно это…
Я повертела в руках незнакомое белое платье с бахромой на рукавах, тиснением по декольте и вышивкой в виде колеса года. Таким же знаком были помечены карманы мужских штанов из песочного хлопка, которые нерешительно надел Коул, и его рубашка с прорезью почти до живота. Эта прорезь открывала и переплетения родинок на молочной коже, и старые шрамы (что нравилось мне особенно в этом наряде).
Когда мы оба были почти готовы, в дом ворвался непрошеный сквозняк: все окна и двери были закрыты, но он все равно затушил горящий очаг, который я прежде не могла погасить даже водой. Сухие ветки застучали по окнам, поторапливая нас, и в воздухе повеяло магией – смерть мира во тьме и возрождение в свете.