да забеременела, то стала для Дэниэля центром мира, как это часто бывает. Они сразу объявили о своем намерении, но наш отец отказался их отпускать. Твой дед был… довольно сложным человеком. – И, будто подтверждая, какой неизгладимый отпечаток оставила на нем эта «сложность», Джефферсон снова отхлебнул виски прямо из горла. – Он не мог лишиться обоих сыновей, поэтому поставил ультиматум: уйти может лишь один из нас. Дэниэль умолял меня остаться вместо него… И я остался. Чего не сделаешь ради счастливого будущего своего брата? А затем все они умерли. И я остался единственным Гастингсом, преданным Ордену. Я мог бы уйти тоже, как Дэниэль, ведь держать меня на коротком поводке было больше некому, но… Зачем? Я не смог бы спать. Не смог есть. Ведь все, о чем я мог думать, – это об упущенном шансе. Будь я предан Охоте сразу, с тех пятнадцати лет, когда меня послали на инициацию – мою первую ведьмину казнь, – то, быть может, я бы успел добраться до Виктории Дефо… И убить ее раньше, чем она погубила твоих родителей.
Коул не дышал. И я не дышала тоже: дрожь свела пальцы, горло, и я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю, куда себя деть. Зачем вообще продолжаю стоять здесь и слушать все это? Почему не войду? Но ноги будто приклеились к полу, а лоб – к дубовым дверям. Я лишь зажмурилась и постаралась не потерять концентрацию, чтобы заклинание видения не прервалось.
– Сколько ведьм ты убил? – спросил Коул, будто не было той исповеди, которая заставила глаза Джефферсона покраснеть, а бутылку Чиваса – опустеть уже на треть. – Сколько погибло от твоих рук с тех пор, как ты занялся охотой всерьез?
– Коул…
– Отвечай.
– Понятия не имею! – Джефф всплеснул руками и бутылкой, зажатой в них. Несколько темных янтарных капель окропили его мятую зеленую футболку, облегающую каменные мышцы. – Я со счета еще лет пять назад сбился. Где-то семьдесят-восемьдесят, наверное…
Коул издал странный писк, как щенок, которому слишком туго затянули ошейник.
– Ты же… Ты убил за свою жизнь больше, чем серийные убийцы Зодиак и Тед Банди, вместе взятые! – воскликнул он исступленно.
– С одной оговоркой: они убивали людей, а я – ведьм, – гневно сузил глаза Джефферсон. Он считал это весомым аргументом. – Но, к сведению, даже среди ведьм я не трогаю тех, кто младше тринадцати. Твой дед не считал это за правило, а я считаю.
– Щадишь детей, но убиваешь родителей у них на глазах? – переспросил Коул. – Какой в этом смысл?!
– Я даю им право на жизнь, подобную человеческой; отречение от магии избавит их от моего возвращения, – сухо ответил Джефферсон, нянча в руке бутылку. – Жизнь без колдовства… Или же право на месть. Этого выбора более чем достаточно.
– Угадай, что выберут они, – прошептал Коул, стиснув кулаки: те так и чесались приложиться к лицу Джеффа. Притаившись за дверью, я боролась с тем же самым желанием. – Однажды пощаженные ведьмы вырастут и придут за тобой. Все повторится сначала. Смертям не будет конца…
– Хм, пожалуй. – Джефферсон согласился с Коулом так быстро, что он недоверчиво сощурился, но все быстро встало на свои места. – Может, именно этого я и добиваюсь? Взращиваю себе достойных соперников. В конце концов, постоянно побеждать тоже скучно.
– Ты конченый урод.
– А я о чем!
Джефферсон явно остался доволен разговором и тем выводом, что сделал из него Коул. Откинувшись на спинку кресла, он лениво потянулся, прикрыв глаза. Под низко опущенными ресницами они казались ореховыми, как спелый фундук и зеленые фисташки, перемешанные в одной вазе. Коул тоже молчал. Расхаживал взад-вперед перед подоконником, как Штрудель, когда за окном пролетали первые ласточки. Вены у него на руках вздулись, так крепко он сжимал кулаки. Того и гляди наши метки вспыхнут оранжевым!
– Гидеон, – хрипло продолжил Коул, не глядя на своего дядю. – Ты когда-нибудь встречался с ним раньше?
Джефферсон покачал головой, стуча пальцами по подлокотнику кресла, – это была такая же наследственная привычка, как и их проклятая Охота.
– Нет, никогда. Думаю, он и сам не знает обо мне.
– Отлично. Что мне нужно сделать, чтобы так оно и оставалось? Чтобы ты убрался из Шамплейн и больше не трогал мою семью?
– Твою семью? – переспросил Джефферсон с манерной насмешкой, под которую попытался замаскировать уязвленное эго. – Ты имеешь в виду… Ах, так вот что это за колечко!
Я увидела что-то странное и зажмурилась, пытаясь изо всех сил прочувствовать ту незнакомую мне вещь, которую Джефф крутил в левой руке над головой, дразня побагровевшего Коула. Что-то круглое, блестящее… поднявшее в Коуле волну замешательства напополам с ребяческим стыдом и гневом.
Подлетев к Джефферсону с космической скоростью, Коул едва не споткнулся о смятый угол ковра и вырвал у него из рук заветную вещицу.
– Кудряшка-растеряшка, – продолжил издеваться Джефф. – Первое правило охотников: не носи в карманах мелкие предметы. Начнется драка – сто процентов где-нибудь выпадут. Зеркальце свое, кстати, тоже забирай. Мне чужого добра не надо. Тем более оно принадлежало Лиссе…
Он подбросил зеркальце в воздух, и Коул с легкостью поймал его, успев вернуться к подоконнику и возобновить трехметровую дистанцию между ними. Огладив исцарапанными пальцами такую же исцарапанную крышку, Коул хмыкнул и убрал зеркальце в задний карман брюк.
– Как я понимаю, теперь ты точно не разрешишь мне и Дарию остаться в Шамплейн даже при условии, что мы будем жить в фургоне, – устало простонал Джефферсон. – Значит, придется остановиться в Бёрлингтоне. У меня там нарисовались кое-какие дела. Не знаю, на сколько они затянутся, но я буду рад, если ты как-нибудь составишь мне компанию.
В горле встал ком, и я не поняла, у кого именно – у меня или у Коула. Он растер пальцами свою метку и расправил плечи, вытянувшись во весь рост. Джефф был ниже его, хоть и ненамного, и Коул будто стремился лишний раз это подчеркнуть, глядя на него сверху вниз.
Мы с ним оба знали, о каких таких «делах» говорит Джефферсон. Эхоидун. Убийство царицы. Истребление магии и тех, кто состоял из нее на молекулярном уровне.
– Если Одри разрешит вам с Дарием остаться, – в чем я, конечно, очень сомневаюсь, уповая на ее благоразумие, – как я могу быть уверен, что ты не причинишь ей и другим вреда?
– Я что, похож на идиота? – Джефф закатил глаза, снова прогуливаясь по гостиной и разминая затекшие плечи. – Ты ведь связан с ней кровью, Коул. Без сомнений, если ты действительно пошел в Дэниэля, ты не только такой же глупый, как и он, но и такой же верный. Ты будешь защищать Шамплейн до последнего вздоха, а я бы очень не хотел биться насмерть с родным племянником. Что уж поделать, если ты так сильно запал на это сероглазое исчадие? Черт бы тебя побрал! – Джефферсон тяжело вздохнул и, скривившись, с отвращением оглядел светло-голубую тинктуру на потолке, превращающую его в ясное безоблачное небо. – Ты и Одри… Ваш союз… Это все меняет.
– Что он может изменить для такого, как ты? – фыркнул Коул, вдруг выйдя из себя. – Будто бы тебе не плевать!
– Можешь не верить, но нет, не плевать. Мы семья, хочешь ты того или нет, а членов семьи Гастингсы не обижают. Даже если ненавидят их.
– И все же… Я понятия не имею, как вы вычислили нас, но если сюда заявится еще хоть один охотник…
– Не заявится, – тут же выпалил Джефферсон. У него было жесткое лицо с упрямыми чертами лица, но когда его озаряла широкая улыбка, он становился похож на Коула: в десять раз обворожительнее и в два раза моложе. – Клянусь, Коул! Я никому не расскажу, что Шамплейн существует. Как минимум потому, что мне некому рассказывать: охотников осталось мало, все они разбросаны по свету. Дарий единственный, с кем я имел дело за последние пять лет. Больше никто твою ведьму не тронет, обещаю.
Коул в ответ недоверчиво хмыкнул. Пускай ни он, ни Джефф не видели меня, но я все равно чувствовала себя третьей лишней. И как после такого войти в комнату?
Но раньше чем я успела придумать способ, Джефферсон по-отечески взъерошил Коулу волосы, стащил у него из-за спины навахон и прошелся до дверей. Дубовые половицы скрипнули под его весом, и я испуганно замерла, слушая, как он любовно причмокивает над мечом.
– Помню, как этот навахон достался Дэниэлю. Мы тогда были совсем…
Что-то заглушило его слова, хотя Джефф стоял под самой дверью, и моя магия оборвалась. Я больше ничего не ощущала – ни его, ни комнаты. Что произошло?
– Если магия – зараза, то они – пенициллин. Джефферсон убил столько ведьм, что рядом с ним магия умирает, как рядом с его предками.
Я вздрогнула и обернулась на Зои. Она крутила золотые обручи на запястьях, глядя на запертую дверь гостиной. Глаза ее, снова желтые-желтые, как солнце, были подернуты пеленой прошлого, настоящего и будущего. Но эта пелена быстро развеялась, стоило мне подойти поближе.
– Ой, – пискнула Зои. – Что-то я замечталась. Решила прогуляться по особняку и посмотреть, что здесь изменилось… Мне нравится ремонт! Но раз пять я точно заблудилась. Хм, это на меня не похоже…
– Вот именно! – вспыхнула я. – Почему ты здесь?! Ты должна оставаться наверху и отдыхать. Мы же договорились!
– Мне уже гораздо лучше. Хочу тоже готовиться к Йолю и приезду Морган! Например, научить Диего выбирать нормальные подарки. Ты в курсе, что он сделал для нее чучело бобра? Кто дарит девочке на шестнадцатилетие дохлую шапку?! Конечно, Морган будет рада и фантику, если его подарит именно Диего, но бобер… По-моему, это чересчур. – Зои постучала ноготком со свежим слоем светло-зеленого лака по подбородку и прищурилась, выглядя почти как прежде: в клетчатой рубашке Сэма, затянутой поясом, как платье, и в ворохе блестящих побрякушек. Разве что кости до сих пор из-под кожи выпирали то там, то здесь… – Возьму на себя подарки. Попрошу Сэма съездить со мной в Бёрлингтон. Там в одной лавке вчера… А, нет, позавчера на продажу такое красивое колечко выставили! С блестящими камешками! Морган точно будет в восторге.