Сорвав ее, Зои прильнула к зеркалу лбом.
Только это была уже не Зои.
– Мари Лаво готовила этот ритуал весь месяц, что был отведен ей на прощание с семьей, – прошептал Барон с усмешкой, и даже от дыма его сигар, заволокшего комнату, у меня не пекло в груди так, как пекло от страшного озарения. – Видишь те свечи, что догорают на спинке кровати? А вон те, что на полу? Они расставлены по контуру веве Кальфу – темнейшего из нас… Хранитель перекрестков, он всегда берет высочайшую плату. Даже я предпочитаю не иметь с ним дел. Зои, маленькая неиспорченная ящерка, конечно, не заметила никакого веве, когда вошла в комнату. Точно так же она не заметила и того, что целый месяц пила кровь Мари, пробуя ее кашу на вкус, когда та ворчала, что не хватает соли… То была ночь Волчьей луны – Мари дожидалась ее специально. Она так не хотела умирать… А Королева Вуду всегда получает то, что хочет.
– Боже мой, – выдохнула я, наблюдая, как Зои (Мари?) щупает собственное лицо, не в силах налюбоваться своим новым отражением.
Улыбка ни на секунду не сходила с ее прекрасных губ. Пальцы очертили изгиб маленького курносого носика, божественно симметричный овал лица, острые скулы и даже длинную лебединую шею. Зои накрутила на палец и спиральку волос, морщась, ведь у Мари волосы были длинные и прямые, будто вытянутые утюжком, а к такому безобразию она не привыкла. Пестрый платок с крупными бутонами жемчуга и вовсе ввел ее в ступор: Зои оттянула его пальцем, но, немного подумав, отпустила. Взгляд ее переместился ниже, скользнул по узким плечам к полной груди и невольно задержался там. Зои усмехнулась, огладив ее ладонями и точно так же «проверив» на прочность свои ягодицы. Явно оставшись довольной своим молодым и упругим телом, она склонила голову вбок и часто-часто заморгала, прогоняя желтизну глаз. Метаморфоз сполз с радужки, возвращая им природную черноту, но затем Зои вдруг передумала, и глаза пожелтели обратно. Словно неожиданно вспомнив о чем-то, она застыла.
Барон Суббота вновь повернулся ко мне, раскурив новую сигару. Голос его, как голос рассказчика, сплелся с происходящим, будто бы я читала книгу, а не смотрела на все собственными глазами, остолбенев у шкафа:
– Вот только Мари Лаво была слишком стара, чтобы продумать настолько сложное заклинание до мело– чей и не допустить осечки. Нет, кое-где дорогая мамбо просчиталась… Никогда не доверяй Кальфу и его заклятиям!
У Зои вдруг подогнулись ноги, и она рухнула перед зеркалом там же, где и стояла. Руки, которыми она любовалась всего минуту назад, затряслись и забарабанили по полу в приступе исступленной ярости.
– О нет, – выдавила она, захлебываясь в слезах, брызнувших из глаз на саржевую юбку. – Что я наделала?.. Господи!
– Куда подевалась душа Зои? Ушла в никуда? Нет, это так не работает, – зацокал над моим ухом Барон Суббота, не переставая комментировать. – Мари и раньше притворялась собственными дочерями, но то было всегда лишь притворство – она никогда не становилась ими по-настоящему. До этого дня. Бедная мамбо не знала, что древнее заклятие, купленное ею у Кальфу, – это вовсе не переселение душ. Это слияние. Мысли Мари – чувства Зои. А Зои чувствовала столько всего!.. Уж точно побольше своей дражайшей матушки, не знающий ни любви, ни милосердия. Все это пробудилось в ней с невиданной силой, утопило, заставив ужаснуться своему поступку. Так и родилась мамбо Зои-Мари.
– Моя малышка, – проскулила она, обняв зеркало и прижавшись к нему, как к той дочери, которой отныне была. – Что я сделала с тобой? Моя маленькая ящерка…
Зои взвыла. Сотрясаясь в рыданиях, она молила духов вуду о прощении, а затем доползла до постели Мари и схватила ту за лодыжку, что-то шепча. Снова, снова и снова, пока голос ее не надорвался, охрипнув. Пока руки снова не ударились об пол в бессилии. Возврат не работал – вернуться в мертвое тело было уже невозможно. И обернуть ритуал вспять – тоже.
– Мари нужно было молодое тело, чтобы править ковеном и дальше, – продолжил Барон, пока я не сводила глаз с ведьмы, что так и просидела перед зеркалом несколько иллюзорных часов, раскачиваясь взад-вперед. – Для этого она и объявила Зои следующей Верховной. Готовила ее для себя. Однако Зои хотела отказаться… В ковене Вуду она чахла, как цветок без полива. И когда случилось то, что случилось, ее желания стали желаниями Мари. Все смешалось. Она поняла, что сойдет с ума, если останется здесь. Если проживет с осознанием своего поступка еще хоть день… Забытье стало для нее спасением, а та жизнь, о которой всегда мечтала Зои, – искуплением.
Я смотрела на то, как Зои судорожно собирает свои вещи. Как впопыхах бросает в чемодан только самое нужное. Колода Ленорман, склянки с травами, пара кофтанов (пестрых, какие любила Зои, а не Мари), пачка денег и золотые украшения. Проверив, что ничего не забыто, Зои вернулась к зеркалу и пнула его раму так сильно, что то опрокинулось, разлетевшись на сотню мелких осколков. Затем она подскочила к постели.
– Ненавижу тебя!.. Себя! Ненавижу! Oblivisci! – прошипела Зои сквозь глухое рыдание, и ее ногти оставили незаживающие ссадины на шее мертвой Мари Лаво, от которой уже начинал растекаться смрад миазмов и гнили.
Костяной череп вместо набалдашника трости Рафаэля. Он называл его регалией – подтверждением собственной власти. Он знал, что в нем таится сила, но не мог забрать ее, потому что не имел права. Это могла сделать лишь сама Зои, ведь сила принадлежала ей… Как и воспоминания, тоже отданные бренным костям. И то и другое она заберет, когда придет время. Когда она будет готова вспомнить свою ненависть и попытаться ужиться с ней заново. Когда будет готова вновь стать Верховной…
Это Зои и сделала там, на берегу Шамплейн, чтобы помочь мне отразить нападение Ферн и защитить своих друзей.
– Да, верно. Зои-Мари спрятала Верховенство в своем мертвом теле, – прошептал за моей спиной Барон, когда я подалась ближе к постели, чтобы разглядеть, как светятся руки Зои, сместившиеся на затылок Мари, как свечение это перетекает внутрь нее. – И часть памяти, что не позволила бы ей жить без мук совести, спрятала тоже. После этого она отдала череп на хранение Рафаэлю и соврала, что Мари выбрала его в качестве преемника. Рафаэль думал, что все это благодаря Sibstitisyon, что он стал сильнее и мать наконец-то разглядела его потенциал. Он не стал задавать вопросов, а Зои-Мари просто ушла. Начала жизнь с чистого листа, как мечтала Зои, и чего в молодости так не хватало самой Мари, по правде говоря… В результате у них обеих появилась Лавка Саламандры, а еще чуть позже новая семья – Шамплейн.
– Но Зои не притворялась, так? – спросила я хрипло, не в силах сдвинуться с места и даже взглянуть на Барона Субботу, который вновь улыбался. Трагедия семейства Лаво была для него не чем иным, как спектаклем, развеивающим бессмертную скуку. – Когда была… со мной, в моем ковене. Зои осознавала, что является Мари Лаво, вселившейся в тело родной дочери, или нет?
– Нет, – ответил Барон, и меня укололо предательское облегчение. – В глубине души – точнее, двух душ – она знала лишь то, что отделила от себя нечто важное и поместила куда-то, но не помнила, что именно. Это осталось на уровне инстинктов. Поэтому она так и стремилась везде таскать с собой череп Мари. Отсюда же ее страсть к земному наркотику… Ты же не веришь, что кокаин и впрямь помогает ей видеть будущее? Ха! Он помогал не вспоминать. Однако сейчас, не сомневайся, мамбо Зои-Мари все прекрасно помнит и осознает. Мысли Мари – чувства Зои. – Барон повторил это еще несколько раз, будто хотел, чтобы оно отпечаталось у меня на подкорке.
– Значит, ее не в чем винить, – сказала я. Тем временем Зои, захлопнув чемодан в центре комнаты, уже направилась к двери, где мы стояли. – Это не Мари… Но и не прежняя Зои. Теперь это совсем другой человек, а какое она предпочитает имя – мне неважно.
Зои смотрела прямо на меня и шла вперед, не замечая. Краем глаза я увидела, как раскиданные вещи залетали по комнате, сами собой возвращаясь на прежние места. Комната стремилась к исходному виду, в каком была до моего прихода. Коллапс замкнулся, а это означало лишь одно – вот-вот все начнется сначала. Зои должна была пойти на тысячный круг своего личного ада.
– Зои! – воскликнула я, хватая ее за плечи, когда она уже хотела разобрать чемодан обратно и вернуться к старой роли, как шарнирная кукла, управляемая Дуатом за леску. – Это я, Одри! Посмотри на меня!
– Ну вот, – буркнул Барон Суббота за моей спиной, разочарованно швыряя в огонь очередную бутылку и исчезая, как дым от его сигарет, висящий зыбками клочками под потолком. – Такое представление испортила! Я ведь сюда только и приходил за тем, чтобы на горяченькую Зои-Мари посмотреть…
Не слушая его, я встряхнула Зои за плечи, отдергивая от чемодана и не позволяя вновь окунуться в это безумие. Барон Суббота хотел, чтобы я увидела правду о ней – и я увидела. Теперь было пора вытаскивать нас отсюда.
– Зои! Ты спишь! Мы в Дуате. Посмотри на меня! Supreme venefica Audrey Defoe. Это ты помнишь?
Она моргнула один раз. Затем второй. В ее взгляд начала медленно возвращаться осмысленность – и вот он уже скользит по моему лицу, изучая как нечто забытое, но встреченное с облегчением и нетерпением. Наконец-то.
– Одри? – произнесла Зои совсем сипло, цепляясь за мои руки и сдавливая их так сильно, что мне пришлось улыбаться сквозь боль. – Одри…
Я подалась вперед, но обхватила руками лишь сгусток зеленого тумана. Зои растаяла так быстро, что я даже не успела ничего понять. Пальцы прошли сквозь эмалевый пояс ее платья и сквозь звенящие браслеты. Последним исчезли глаза – солнечно-желтые с малахитовыми нитями, широко распахнутые в недоумении.
И дом вдруг затрещал по швам.
Мою панику обуздала лишь мысль, что, находясь в царстве мертвых, умереть все-таки нельзя. Обвалившаяся с треском крыша и расклеившиеся стены действительно не причинили мне вреда, рассеявшись так же, как рассеивались все призраки Дуата. Торшеры, напольные часы, разбитое зеркало в античной раме и даже труп Мари – все исчезло, а я обнаружила себя в абсолютной пустоте, заполненной коричневым песком. Лишь он и девочка в белом платье, радостно подпрыгивающая на месте, как пружинка.