ставили! С блестящими камешками! Морган точно будет в восторге.
– Хорошая идея, но… ты еще слишком слаба, – покачала головой я.
– Хочешь, докажу, что со мной все в порядке? Джефферсону сорок три года, и он задержится у нас минимум на неделю, хотим мы того или нет. А его напарник Дарий запал на Тюльпану. Он ее сейчас пытается в ванной зажать… А, нет, в библиотеке. – Зои задумчиво подняла глаза к потолку, будто видела сквозь него. – И только что он снова получил по морде. Слышишь?
И в доказательство ее слов наверху что-то загромыхало, словно книги посыпались со шкафов.
– Ладно, я тебе верю, – сдалась я, и Зои просияла, поправляя жемчужный платок, которым были подобраны ее волосы – точь-в-точь такой, какой она носила в ту роковую ночь, когда Мари присвоила себе и ее тело, и ее жизнь. – Радар работает, значит, ты в норме. Если поедешь в Берлингтон, пусть Сэм там приглядывает за тобой, хорошо? – Она часто-часто закивала, счастливая, но не спешила срываться с места, будто чего-то выжидая. Ах да, точно… Зои всегда знает, о чем я собираюсь ее попросить, даже до того, как я сама вспомню об этом. Отстегнув с шеи Вестники даров, я вложила их в раскрытую ладонь Зои, и жемчужины завибрировали, недовольные очередной разлукой. – Можешь зайти перед отъездом к Диего? Мне нужно, чтобы он…
– Я в курсе, что тебе нужно, – кивнула Зои, решительно принимая жемчуг – так бережно и осторожно, будто брала новорожденное дитя. Сверкающие и чистые, воплощение первозданной магии, жемчужины были колыбелью всей истории Шамплейн. – Будет сделано в лучшем виде. А ты… разреши старшему охотнику остаться.
– Что? – изумилась я. Может, Зои и не помнила тех зверств, что охотники творили с ней, но такое предложение все равно было излишне великодушным.
– Джефферсон Гастингс – единственное, что осталось у Коула помимо Гидеона. Тем более… Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Мои советы ведь еще никогда не разочаровывали тебя, правда?
Она замолчала на несколько секунд раньше, чем в гостиной что-то зашумело – видимо, мебель, которую Коул принялся торопливо поднимать, вспомнив, какой нагоняй получит от Тюльпаны, если не приберет за собой бардак. В нашей жизни и так было слишком много хаоса – не хватало его еще и в доме!
Затем послышались шаги и рокот голосов. Я подалась к двери, понимая, что опоздала, и в этот миг она открылась, едва не расквасив мне нос. Зои успела отдернуть меня в последний момент за рукав, и я мысленно благословила ее дар прорицания, спасший мое многострадальное лицо.
– Одри? – растерялся Коул, явно не ожидавший увидеть меня здесь. Джефферсон, застывший позади него с ошалевшим видом, явно не ждал меня тоже. – Ты давно тут?
– Нет, только что пришла, – соврала я и, решив, что лучшего момента для проявления гостеприимства уже не подвернется, натянуто улыбнулась: – Долго размышляла об охотниках, мечах, кишках, многовековом вражде и всяком таком… философском. Джефферсон… Знаю, наше знакомство не задалось, но… – «Ну же, Одри! Помнишь напутствие Зои? Скажи это!» – Может, погостишь немного в Шамплейн вместе с другом? Только ночевать будете в своем фургоне.
Глаза Коула округлились. Я обернулась, ища поддержки, но Зои уже и след простыл. Джефф же только неловко кашлянул и сложил руки на груди. До того как он толкнул пяткой дверь и та скрыла от меня состояние гостиной, я разглядела осколки битой керамики и чайную пару из фарфорового сервиза, стоящую на полу. Не знаю, что меня удивило больше: то, что чашки уцелели, или то, что вкуснейший клюквенный сбитень в обеих остался нетронутым. Черт, а я ведь так корпела над ним!
– Ты уверена в этом, Одри? – Пониженный, но взволнованный голос Коула вырвал меня из ступора. – То есть… Джефф как раз собирался спросить у тебя разрешения, так что очень удачно, что ты сама предложила! Но, по-моему, это несколько… поспешное решение. Мы ведь еще не…
– Ага, я с радостью! – усмехнулся Джефферсон, и Коул бросил на него свирепый взгляд. – Г-хм, то есть я принимаю приглашение, Верховная Одри. И приношу искренние извинения за все, что случилось в Ордене. Заключение мира не обещаю, но буянить не буду точно. Никто не навредит ни тебе, ни твоим ведьмам. Спасибо за радушие.
Несмотря на то что Джефф буквально протараторил это безэмоциональным и официальным тоном, я улыбнулась ему. А затем глубоко вздохнула, чтобы озвучить вторую свою идею, еще более убийственную, чем первая:
– Только есть одно условие: если хочешь остаться, придется поучаствовать в приготовлениях к празднику. Завтра Йоль, и мне как раз нужна помощь на кухне. А вот Коул обещал помочь Сэму с рубкой йольского древа! Оно в оранжерее уже во-от такое вымахало! – И прежде чем Коул открыл рот и уточнил, когда это он успел такое пообещать и откуда у нас в оранжерее вообще взяться ели, я добавила: – Это не займет много времени. Мне просто нужно сварить рождественскую карамель…
– Милая, ты что несешь? Какая еще карамель?! И почему нам с Джефферсоном просто не поменяться ролями? – удивился Коул, выпучив глаза, и я чуть не треснула его со злости. – Он поможет Сэму, а я тебе и…
– Да, отличная идея с кухней, Одри! Я варю просто божественную карамель, – вдруг обрадовался Джефферсон, и у меня бы возникли к нему большие вопросы, не сверкни в его глазах та же самая сталь, какой он едва не вырезал из меня сонную артерию несколькими днями ранее. – А вот в рубке деревьев я, увы, не силен. В рубке голов – другое дело! Так что лучше уж мне заняться карамелью.
Коул – настолько же проницательный, насколько и наивный – не сразу понял правила нашей с Джеффом игры. А когда понял, было уже поздно: Джефф, что-то насвистывая себе под нос, двинулся на кухню, фантастическим образом выучив расположение комнат в доме быстрее, чем выучила их я, живущая здесь уже несколько месяцев.
Коул стиснул зубы, глядя на меня в упор, и я погладила его по руке, очертив пальцами метку, идентичную моей.
Он знал, что и почему я делаю. Мы общались не при помощи мыслей и слов, но при помощи чувств, которые гнал по его крови каждый удар моего сердца. Поэтому, заходя на кухню, я твердо знала, что Коул не отправится искать Сэма и уж точно не выйдет за порог дома, пока я остаюсь наедине с Джефферсоном. Вместо этого он будет стоять у дверей и подслушивать так, как подслушивала я. Такой компромисс всяко лучше, чем новая ссора.
– Так, для начала нужно найти тростниковый сахар, – промычала я, взобравшись на табуретку и роясь в верхних ящичках.
Джефф остановился поодаль, рассматривая что-то на кухонной тумбе: не то цветочный узор плитки, не то крошки, что остались от шоколадного бисквита Диего, пропитывающегося кленовым сиропом в тазе под полотенцем. Все вокруг было заляпано тестом и заставлено формочками с крем-чизом. Облизанные поварешки валялись на скатерти, а из раковины на меня бесстыже смотрела целая гора немытой посуды. Зато пахло здесь просто божественно – сухим деревом и ягодно-шоколадным десертом, который уже к утру будет украшен дробленой карамелью и безе по любимому рецепту Морган.
– Когда я была маленькой, мы всегда готовили на Йоль рождественскую карамель, – принялась рассказывать я, медленно мешая в железной кастрюльке плавящийся сахар. – Мама любила добавлять апельсиновую цедру и имбирь, иногда яблочное пюре… Правда, карамель никто не ел, кроме меня и моего брата Джулиана. Все считали, что традиционная сливочная помадка гораздо вкуснее, но мама продолжала готовить ее ради нас. Эту карамель мы с ним впервые попробовали на ярмарке в Берлингтоне… Тогда я влюбилась в Рождество смертных. Йоль очень похож на него. У этих праздников, между прочим, одни истоки…
Я знала, что не стоит поворачиваться к охотнику на ведьм спиной и что уж точно не стоит доверять ему нож, но сегодня был день, когда я рушила правила. Успев лениво пролистать фамильную кулинарную книгу и поиграться со связками душистых трав над плитой, Джефферсон снял с магнитной доски мясницкий тесак и одним взмахом разрубил им спелый апельсин, выкатившийся из-под моей руки. Я вздрогнула, но не подала виду, что испугалась, до последнего надеясь, что Джефферсон оценит мое доверие, граничащее с бесстрашием. Сочтет жестом примирения… И если не станет доверять в ответ, то хотя бы не пырнет меня исподтишка. Но он сделал кое-что похуже.
– Нет, не получится, – хмыкнул Джефф, когда я потянулась рукой к нарубленным цитрусовым долькам.
– Что именно? Карамель?
– Наша дружба, – произнес он, слизывая оранжевый сок с блестящего кончика ножа. – Я знаю, зачем ты позвала меня варить эту гадость и чего добиваешься… Но этому не бывать. Знаешь почему?
– Хм, дай-ка подумать. – Я состроила гримасу: – Потому что я скрипачка? Нет, не то, секунду… Потому что я лютеранка?
– Потому что ты не ценишь человеческую жизнь. Тебе этого не дано. Как любая ведьма ты противопоставляешь себя людям. Называешь нас этим унизительным «смертные», будто вы живете вечность, – сказал Джефферсон, глядя мне прямо в глаза, и нож покачнулся в сторону в такт его словам. – Однажды ты отнимешь еще одну часть моей семьи. Это лишь вопрос времени.
– Боже! Почему вы все считаете, что Коул непременно умрет на службе атташе?! – воскликнула я устало, швыряя грязную лопатку под струю ледяной воды в раковине. – Да, раньше я тоже этого боялась, но он гораздо сильнее…
– И гораздо влюбленнее. А у вас, Дефо, это наследственное – уничтожать тех, кто вас любит.
Сахар в кастрюльке закипел, как и мой гнев. Я стиснула в пальцах деревянный черпак, мешая карамель как заведенная, хотя по рецепту нужно было давно оставить ее в покое.
– Ты ничего не знаешь о моей семье.
– Ты так считаешь? – Сбоку сверкнуло что-то: не то нож, не то улыбка Джеффа. – То есть это не твоя мать изменяла отцу вашего большого семейства со смертным мужчиной, от которого и зачала близняшек? И это не ей мой брат с женой принесли клятву верности, но не прослужили и года из-за распрей Виктории с той, кого прозвали Королевой Шепота? И это не твой же безумный близнец перебил всех ее шестерых детей из зависти или, как я слышал, от одержимой любви к тебе и к власти? Хм… А другая твоя сестра – та, о существовании которой ты не знала, – разве не превратила твоего отца в страшного ручного демона? Потом ты утопила их обоих. Или только брата? Не помню точно… Словом, прошлое у тебя хуже, чем моя кредитная история! Ну что, я знаю о тебе достаточно, как считаешь?