– Неправда. – Коул медленно повернулся. Холод, сковавший его, шел не от каменных стен подвала, а изнутри. – Есть еще Гидеон…
– Я видел Гидеона. – Джефф безрадостно улыбнулся и пояснил в ответ на удивленный взгляд Коула: – Помнишь, я отлучался из Шамплейн по делам? Так вот, я заезжал в «Этан Аллен». Да, навел справки и выяснил, что Гидеона держат там. Судя по тому, что я видел, он вряд ли когда-нибудь сможет завести детей. Разве что нарисует их.
– Так тебя волнует продолжение нашего рода? Тогда можешь не переживать, – сказал Коул спокойно. – Однажды дети у меня будут.
Челюсть Джефферсона сжалась.
– Дети-ведьмы?
Коул стойко выдержал его взгляд.
– Да, – кивнул он без колебаний. – Дети-ведьмы.
– Именно так роду Гастингсов придет конец, идиот! – воскликнул Джефферсон, опуская глаза в пол под тяжестью того бремени, что намеревался переложить на плечи Коулу. – Это ведь не просто фамилия. Это ремесло! Реликвия, что мы несем в своей крови и передаем от сына к сыну, от дочери к дочери. Наши предки ведут охоту с первой реинкарнации Эхоидун. Может быть, наша миссия по истреблению магии больше не имеет смысла и ты действительно прав насчет того, что не все ведьмы заслуживают кары, но… Всегда найдутся те, без кого мир точно станет чище. Взять хотя бы Аврору Эдлер. Наша охота не должна закончиться, Коул! Ты не обязан становиться охотником, раз уже избрал путь атташе, но твои дети должны иметь эту возможность. А если они будут ведьмами… Или если просто родятся в окружении ведьм… – Джефферсон поморщился: – Твой прадед, дед, отец… Мы все…
– Убийцы, – откликнулся Коул эхом, и его пальцы сжались в кулак так крепко, что даже я в Вермонте это почувствовала: у меня тоже свело руку. – Я не собираюсь продолжать охоту никоим образом – ни сам, ни через своих потомков. Довольно разговоров об этом! Я сделал свой выбор еще полтора года назад. Вижу, ты его сделал тоже. Я надеялся, что, оставив тебя в Шамплейн, смогу объяснить… Надеялся, ты поймешь, когда сам поживешь рядом со мной и Одри… Неужели все это время ты думал лишь о том, как подложить под меня другую женщину?!
– Поверь, Одри скоро задумается о том же самом, если уже не думает. – Джефферсон бесстрашно приблизился к Коулу. – Она же Верховная! От вашего союза может не только твой род прерваться, но и ее собственный.
– О чем ты?
– Ты ведь в курсе, что магия наследуется по гендерному признаку? А Одри вроде как свой ковен возрождать нужно, верно? Теперь представь, что природа сыграет злую шутку и у вас будут рождаться только мальчики. Они не будут ведьмами. Что тогда? Создадите армию атташе? Вряд ли это вписывается в планы твоей Верховной.
Коул оторопел. Благодаря истории с Джулианом он знал об этом, но никогда не задумывался всерьез. Наследование магии специфично: у матери-ведьмы и отца-человека может быть только дочь-ведьма, а сын – только человек. И наоборот. Однако Одри никогда не обсуждала с ним сей… нюанс. Да и зачем? Было слишком рано и слишком некогда. Но теперь…
– Я… Не знаю… Я никогда не думал, что Одри может не захотеть такой семьи… Что я могу обречь ее и Шамплейн…
Заметив, что он задел нужные струны (нет, даже порвал их), Джефферсон обнял Коула за плечи:
– Знаю, ты еще очень молод и вряд ли видишь смысл заглядывать так далеко, но лучше рано, чем поздно. Вам с Одри не по пути, слышишь? Ваши отношения прелестны, но бесперспективны. Ей нужен ведьмак, а тебе – обычная девушка. Любая может стать твоей! С такой-то мордашкой, – произнес он, похлопав его по окаменевшей спине. – Идем наверх, выпьем пива. Ты что-то совсем на взводе.
Пиво, однако, не помогло. Роящиеся мысли не позволили Коулу опьянеть ни на йоту. Он слушал философские речи Джефферсона и всем своим видом изображал интерес. Тот упорно продолжал промывать племяннику мозги и, как ему казалось, отлично справлялся со своей задачей. Протертое кресло было неудобным, от пыли першило в горле, и Коулу чертовски хотелось сесть в джип и вернуться в Берлингтон. Он ведь уже выслушал целый ворох детских историй о своем отце, перезнакомился с дюжиной баров в Бостоне и даже на фамильный особняк посмотрел изнутри. Почему же он до сих пор здесь?..
Впрочем, Коул знал ответ на этот вопрос.
– Так мы выедем на рассвете? Хм… Далеко отсюда до заправки? – спросил он, задумчиво поддев носком ботинка коробку с хламом. – У меня бензин на нуле.
– Боюсь, до ближайшего города миль десять. Но в сарае за домом есть канистры. – Джефферсон гордо усмехнулся и, сделав радио погромче, откупорил новую бутылку пива. – Я регулярно заезжаю сюда и обновляю запасы. Пользуйся на здоровье! Только давай займемся делами утром.
Коул выдавил благодарную улыбку, а через пятнадцать минут, в разгар новой беседы, отлучился в туалет. К счастью, в доме ни его, ни водопровода не было, поэтому пришлось идти на улицу.
Морозный воздух. Такие яркие звезды над головой, что можно разглядывать ковш Большой Медведицы. Запах бензина.
– Что ты, твою мать, творишь?!
Джефферсон отпрыгнул от струи топлива, метящего на его протертое кресло и ящик с пивом. Расплескивая бензин сразу из двух канистр, Коул не пропустил ни один угол: тщательно полил пирамиду из картона, захудалую мебель, забаррикадированную хламом лестницу и даже стенд с оружием, которым так хвастал Джефф.
– Остановись!
Он набросился на Коула, пытаясь вырвать канистру у него из рук, но Коул замахнулся ею, точно мечом, и очередная струя бензина ударила Джеффу прямо в лицо. Тот закашлялся, отпрыгивая, насквозь мокрый в горючем, и молча покачал головой.
– Не будь дураком, – вздохнул Джефф, когда Коул отшвырнул пустую канистру и вынул из внутреннего кармана зажигалку, стащенную из незапертого фургона Джеффа по пути в сарай. – Ты ведешь себя как подросток в пубертате! Что и кому ты хочешь доказать? Это дом твоего отца! Твой собственный дом, Коул!
Он ничего не ответил. Коул уже давно знал, где его дом на самом деле – там, в Вермонте, ждет, когда же он вернется из этого дурацкого путешествия. Его дом любит чай с мятой, жемчужные шляпки и демонических котов. Этот дом там же, где пенится серо-голубое озеро, похожее на море, и где души утопленников сторожат кленовые леса. Коул всегда будет возвращаться туда. Коул всегда будет знать, что правильно, а что нет.
Он никогда не бросает своих обещаний на ветер, даже если однажды бросят его самого.
– Последний из рода Гастингс, значит? – прошептал Коул и щелкнул зажигалкой на расстоянии вытянутой руки. Пламя затанцевало в расширенных зрачках, а затем принялось танцевать на паркете: зажигалка упала. Дом загорелся раньше, чем Коул договорил: – Тогда пусть здесь все сгорит дотла!
Жаккардовые шторы вспыхнули в мгновение ока, а следом – коробки и мебель. Даже если бы он не полил все бензином, дом, облицованный внутри деревом, был обречен. Сейчас же ему и вовсе хватило всего пары минут, чтобы превратиться в огненный смерч. Коул не без наслаждения наблюдал, как Джефферсон мечется между столбами пламени, ругаясь, пытаясь укротить высокое пламя ударами своей куртки.
Затем Коул вышел из дома и, забравшись в свою машину, достал сотовый телефон.
Жужжание, донесшееся из спальни, вернуло меня в реальность. Метка атташе моргнула оранжевым светом несколько раз и потухла. Я медленно сфокусировала взгляд на ванной комнате из нежно-розовой керамики, возвращаясь в родное тело. Руки и ноги были еще ватными, голова болела, а спина затекла – в трансе я провела по меньшей мере полтора часа. Мне пришлось умыться, чтобы прийти в чувство и переварить увиденное. Когда же я вернулась в комнату и отыскала под тушей Монтага свой телефон, то прочитала СМС:
«Скоро буду дома».
В ту ночь мне так и не удалось заснуть. Я сидела на краю кровати и думала о Коуле: в ответ на мое сообщение «Все в порядке?», набранное вспотевшими пальцами, он ответил лишь «Да». Судорожно звонить ему и разбираться, какого черта он устроил поджог, не позвав меня, казалось неуместным. Я ведь не только видела, что он делает, но и думала то, что думает он! Это было нечто большее, чем вторжение в личное пространство, – это было его уничтожение. Поэтому, заставив себя спрятать телефон под подушку, я легла на постель и наказала себя тем, что пялилась до рассвета в потолок, снедаемая виной.
Так вот, значит, что имела в виду Эмиральда, когда назвала нашу с Коулом любовь «бесплодной» и сказала, что у нее нет будущего… Об этом же со мной пыталась поговорить Тюльпана в Лас-Вегасе и Рашель в ковене Завтра. Я прекрасно помнила, как еще в шестнадцать лет клялась и себе, и маме однажды возродить ковен Шамплейн. По этой причине я никогда не забегала вперед в своих отношениях с Коулом… И поэтому же мне было так тяжело пропускать шутки Тюльпаны о «потомстве» мимо ушей.
Неужели из-за чертовой природы мне правда не дано исполнить свое обещание в полной мере? Или не дано любить того, кого я хочу любить?
Утром Гидеон позавтракал своими любимыми хлопьями и снова принялся за работу. В доме пахло мазутом и сухими травами, с которыми я заваривала чай. Бакс скакал у нас в ногах и везде сопровождал Гидеона. Проводив их обоих взглядом до второго этажа, куда Гидеон относил доски, я сделала еще глоток лимонного чая, который был моим единственным завтраком, и подошла к окну на кухне.
Ферн тем временем ждала меня на крыльце, раскачиваясь в починенном Гидеоном кресле-качалке. На ней не было куртки, только майка – зачем остальное, если, дойдя до конюшни, она снова разденется? Кажется, ей даже нравился мороз: закрыв глаза, Ферн охотно подставлялась ветру, явно забыв о том, что лишена колдовства и вылечить пневмонию одним щелчком пальцев уже не получится.
В этот момент Гидеон как раз спускал с чердака доски. Скрепив их джутовой веревкой, он закинул всю связку себе на плечо и вышел на улицу. Я незаметно выглянула в окно, чтобы проследить за ним и его встречей с Ферн, которая, открыв глаза от скрипа половиц, уже повернула голову к двери.
Ее кресло-качалка остановилось.