Но когда сильные руки сомкнулись за моей спиной, все это перестало иметь значение.
– Моя маленькая Верховная, – прошептала она, утыкаясь носом мне в волосы. – Я не должна была оставлять тебя. Тогда мне казалось это наилучшим решением… Но теперь, по прошествии стольких лет, я вижу, что просто кинула тебя на произвол судьбы.
Я с трудом оторвалась от нее и шмыгнула носом. Лицо Рашель заплыло кровью: она бежала по щекам вместо слез, наполнив глаза. Болезненное напоминание, что передо мной стоит труп, сколоченный из магии.
– Сколько же ты дел наворотила, Одри, – вдруг щелкнула языком она, сощурившись. – Заключила с Джулианом сделку, отдала Вестники, позволила Авроре «заразить» тебя и склонить на свою сторону. Как ты допустила столько оплошностей?!
– Кто тебе рассказал?
– О, детка… Никто мне ничего не рассказывал. Я и так все знаю. – Голос Рашель смягчился. – Чем еще я, по-твоему, занималась в мире духов? Я дала клятву твоей матери и должна была исполнить ее любой ценой, в той мере, в какой могла.
Я не понимала, о чем говорит Рашель, пока она не показала мне мешочек с рунами, подбросив его в руке. Выточенные из кости, они служили мне верными советниками много лет, пока я, как думалось, не сломала их. Но теперь…
– Это была ты? – ахнула я, и лицо Рашель просветлело. – Ты все это время направляла меня через руны? Велела оставаться в Новом Орлеане, затем указала на Коула, а потом…
– Потом я взбесилась, – хмыкнула она. – И руны разлетелись, ударив тебя по лбу. Потому что ты никогда никого не слушаешь, кроме себя!
Я попятилась и села в одно из кресел. Оно качнулось назад, и мне показалось, что я проваливаюсь в никуда.
– «Руны молвят голосом духов», – вспомнила я старые слова Рашель, и она вложила мешочек мне в ладонь, показывая, что согласна. – «За моей спиной стоят десятки женщин нашего рода, Верховные, что были до меня, а скоро они будут стоять за спиной твоей». А это говорила мне мама. Значит, она тоже…
– Не совсем. Не все из умерших отказываются уходить, как я. Но духи… Мы видим все, что ты делаешь; все решения, что ты принимаешь; все дороги, которыми идешь.
Я напряглась и смущенно покосилась на Рашель. Поняв, о чем я думаю, она скривилась:
– Фу, Одри, нет! Я не про твою личную жизнь с Коулом. Духи умеют отворачиваться, когда это уместно. Хотя были вещи, которые я бы хотела развидеть…
– Я разочаровываю ее? – неожиданно вырвалось у меня. – Викторию… Маму.
Рашель подошла ко мне и опустилась на корточки. От этого ее суставы и кости скрипнули, как прогнившие половицы.
– Мы почти не виделись с ней, потому что я все время была здесь, но я уверена, что нет. Как ты можешь кого-то разочаровать, милая? Виви всегда гордилась тобой! Мы обе. Несмотря ни на какие твои ошибки. В конце концов, в этом возрасте их все совершают.
Я вымученно улыбнулась, а Рашель потерла ледяной рукой мою щеку.
– Я думала, хотя бы после смерти вы обретете покой, – вздохнула я. – Будете вместе, как мечтали… Но я даже загробную жизнь вам испортить умудрилась!
Рашель рассмеялась, и, несмотря на то что теперь ее голос звучал гулко, смех остался прежним – нежным и бархатистым.
– В этом и есть мой покой, Одри, – быть рядом с тобой. Я не уйду, пока не буду уверена, что ты в безопасности. Однажды мы с Виви воссоединимся. Мертвым неведома спешка. И она, и я готовы ждать ради тебя.
Рашель встала и потянула меня к дому, давая понять, что пора вернуться к остальным и продолжить то, что она начала до моего возвращения. К тому же на небе сгущались тучи. Я не была уверена, мои ли эмоции влияют на погоду или просто март выдался таким дождливым.
– Твой атташе Коул, – сказала Рашель, придержав дверь, – просто ужасен!
Иного услышать я и не рассчитывала. Повезло, что Коул куда-то делся, постеснявшись мозолить Рашель глаза.
– Он очень старается, но ведь…
– Коул ослеп, защищая тебя, – закончила она за меня, глядя на заморосивший дождь. – Это не оправдание.
– Но без зрения ведь…
– Остается слух. – Рашель повернулась ко мне: – А еще, раз он охотник, у него есть охотничьи инстинкты, не говоря уже о силе духа и любви к тебе. Они творят чудеса, и у Коула всего этого в избытке. У него есть фактура, из которой можно слепить сносного защитника, но работы предстоит много.
В моей груди затлела надежда. Я не стала признаваться, что делаю ставку на Морган с Тюльпаной, которые, возможно, смогут однажды объяснить мне, как вернуть Коулу зрение. Но на это уйдут месяцы упражнений, а уметь постоять за себя Коулу было нужно уже сейчас. Поэтому я воодушевленно спросила:
– Значит, ты научишь его?
– Для этого я здесь, – ответила Рашель, поднеся руку к огню в камине, который, однако, не мог согреть ее мертвую плоть. – А еще за тем, чтобы сказать тебе: разберись с собой, пока не поздно.
Ее палец с длинным фиолетовым ногтем указал на мои руки, и я неловко потерла их. Рашель никогда не давала мне советов и инструкций: просто велела что-то делать – и я делала. В этом заключалась лучшая помощь, какую она только могла мне оказать.
Я задумчиво кивнула, мысленно давая ей обещание.
– Отлично. Тогда возьмусь за Коула прямо сейчас, а тебе советую приступить к освоению следующих даров. Диего пока не сможет обучить тебя некромантии – все его силы теперь сосредоточены на мне, – так что отправляйся к Тюльпане. Эта ведьма многое знает, как и ее мать, но доверять ей не стоит.
Рашель развернулась, но я остановила ее, понимая, что вопросов в голове слишком много, а времени, по словам Диего, практически нет:
– Ты знала о Ферн?
Рашель смутилась, и эта пауза все расставила по своим местам.
– О том, что она жива? – уточнила она, оборачиваясь. – Нет.
– А о том, что моя мама родила Марку Сайферу ребенка?
– Да, она упоминала об этом. У меня были лишь догадки, что это может быть как-то связано… – Она поджала губы, со смесью отвращения и тоски оглядывая холл, где когда-то на перилах висела моя задушенная сестра, а вся лестница и полы были залиты родной мне кровью. – Когда Джулиан сделал то, что сделал, не было сомнений, что он не смог бы справиться со всем ковеном в одиночку. У пятнадцатилетнего мальчишки кишка тонка для такого. Он оказался слишком силен… Даже для меня. Я не знала, откуда это, кто за ним стоит. Грешила на Аврору, но… Вечно забываю, что самые безумные догадки зачастую самые правильные.
Она замолчала, на миг призадумавшись и смотря куда-то в окно, по которому барабанил весенний дождь. Стряхнув с себя горькие воспоминания, как гусь воду, она поспешила наверх на поиски Коула, бросив напоследок:
– Не думай о Ферн сейчас. Ты никогда не предскажешь ее следующий шаг, но однажды она переоценит свои силы и просчитается. Лучше сконцентрируйся на развитии – своем и ковена.
Рашель была права, и, проводив ее взглядом, я двинулась в комнату к Тюльпане и занялась тем, чем положено – начала учиться.
И дни потянулись своим чередом. Тюльпана безрадостно восприняла новость, что ей придется помогать мне не только с восемью дарами, но и с принятием себя. Ее ответ звучал примерно как: «Психотерапия не по моей части. Обратись к специалисту». Однако я была благодарна, что она разжевывала мне каждое заклятие, одно за другим. Начинать сразу с исцеления Тюльпана категорически отказалась, мол, так ничего не получится – не зря же оно седьмой дар, а не первый. Коул поддержал ее, поэтому мы начали с ментальности. Уже скоро я перешла от создания иллюзий к внушению мыслей, а после перехода к главе метаморфоза вдруг увидела ночью сон, в котором штурмовала лес в поисках мелкой дичи и карабкалась по деревьям.
– Неосознанное оборотничество, – диагностировала Тюльпана наутро, когда я вошла в ее комнату в изодранной ночной рубашке и с грязью под сломанными ногтями. – Поздравляю с высшей формой второго дара! Осталось только научиться контролировать это. Ты же не хочешь, чтобы Коул однажды проснулся в постели с норкой?
– С норкой?.. Я была норкой? Фух! Я увидела на простыне следы от лапок и подумала, что я какая-то крыса.
– Ах, если бы! – вздохнула Тюльпана разочарованно. – Приведи себя в порядок и приходи. Сегодня займемся Шепчущей главой.
Мы практиковали заклятия Авроры целый день, и в какой-то момент мне показалось, что темнота поднялась дальше по рукам. Мое сердце тревожно билось при взгляде на них, но Тюльпана лишь усмехалась. Она считала, что это в моих силах – признать существование той своей темной части, которая получала от этой извращенной магии удовольствие.
Стараясь относиться к шепчущему колдовству как к разновидности традиционного, я продолжила читать и учить. Чернота в венах никуда не исчезала, но хотя бы остановилась, и руки перестали зудеть. Наконец пришел черед более сложных даров – некромантии. Тюльпана призналась, что до Диего, воскрешающего мертвых, ей далеко, однако преподаватель из нее и здесь вышел толковый. Я не переставала удивляться, как терпеливо и размеренно она объясняет мне вещи, которые она узнавала еще в глубоком детстве. Когда наступила очередь практики и мне пришлось вызывать призраков местного кладбища на окраине Шелберна, ничего, конечно, не получилось. Все, кто нагрянул к нам в ту ночь, – это подвыпивший сторож и бродячий пес, пришедший на запах сырого мяса, которое мы использовали в ритуале.
– Все еще впереди, – приободрила меня Рашель наутро, когда мы, захватив из дома корзинку с пледами и чаем, отправились встречать рассвет на берегу Шамплейн. – Твоя мама рассказывала, что некромантия далась ей в последнюю очередь. Для этого дара нужен… определенный склад характера.
– Как у Диего? – усмехнулась я, делая глоток из термоса. – Легкомысленный и не воспринимающий ничего всерьез?
– Да, вроде того.
Мы долго бродили в предрассветных сумерках и еще несколько часов после того, как взошло солнце. Иногда я брала Рашель за руку, чтобы удостовериться – она настоящая, прямо здесь, рядом со мной. В ответ Рашель лишь улыбалась уголками губ, но смотрела на горизонт с тоской, будто мы уже прощались. Не успела я заговорить об этом, как песок захрустел под чей-то поступью. Рашель оживилась и, сморгнув наваждение, выдернула из-за пояса короткую катану, которая теперь заменяла ей давно утерянный навахон.