– Узри, – сказала она, и непроглядная тьма в ее глазах заструилась наружу, обволакивая меня и утаскивая за собой.
Я успела лишь набрать в легкие как можно больше воздуха, но этого не потребовалось, потому что там, где я оказалась, кислород был не нужен.
– Не делай этого, Одри!
Доски пирса, поросшие мхом, проваливались под моим весом. Ступни заледенели, а колючий ветер терзал ткань хлопковой сорочки. Воздух вокруг искрился от мороза – на берегу Шамплейн не бывало так холодно даже зимой. Сама природа восстала против того варварства, что учиняла Ферн, стоя за моей спиной и словесно подталкивая к краю. Она судорожно искала во мне любые признаки страха, но не находила. Вопреки всему я оставалась совершенно спокойна, ведь знала, что поступаю правильно.
Еще шаг – и пирс сломался раньше, чем я ступила в воду. Она проглотила меня целиком, не жуя, и мир преобразился.
– Гидеон, нет!
Последнее, что я увидела перед тем, как уйти на дно, – окровавленное копье, торчащее у Гидеона из живота, когда он пронзил себя насквозь.
– Ave supreme supremi!
Они опустились перед ней на колени – все до единого. Мужчины, женщины и дети. С рисунками животных на лицах и без них. Молодые и старые. Убежденные с детства и не верящие до последнего. Так много голов, склоненных в благоговении, и так мало радости в ее глазах. Скорее – чувство долга и принятие.
Длинные волосы, похожие на колоски пшеницы, вились от влажности. Она привстала на носочки и потянулась навстречу солнцу, будто пыталась обнять его. Так возвращался к жизни умирающий остров, ведь ради него она творила магию, которой доселе не существовало.
Вечно юный ведьмак с сине-голубыми волосами опустился перед ней на колени самым первым.
– Кричи, Верховная Одри… Как кричали ведьмы, что были до тебя. Как кричали те, кого они судили, ведомые Богом, который отвернулся от своих истинных детей. Гори, как горела наша плоть. Страдай, как страдали мы. Чувствуй то, что чувствовали мы!
Ловушка, из которой не выбраться. Скользкие камни, не поддающиеся ни грубой силе, ни магии. Ногти сточены об них до мяса: дверь не найти, не открыть, не выйти. Малейший шорох расслаивается и оглушает: это место искажает все, что оказывается в его плену – от звука до мыслей. Десятый круг ада на Земле.
Мой собственный крик пронзил воздух, застревая в башне так же, как застряла я.
– Выпустите меня! – Я ударила по стене кулаком, не оставляя попыток достучаться до тех, кто был по ту сторону. – Умоляю… Откройте… Я не могу это вынести!
– Прости, Одри. – Голос Коула едва просачивался сквозь швы каменной кладки. – Но тебе придется.
– Тш-ш! Мы никому не расскажем, обещаю.
Внимательный взгляд глаза в глаза – кто первый сдастся? Отражение зеленого в сером, а серого – в зеленом. Крепкое мужское тело, а сверху – худое женское. Тонкие губы, раскрытые в стоне. Ферн приложила к ним указательный палец, призывая к молчанию, и взобралась на колени Гидеону, отрезая все пути к отступлению. Он оказался в объятиях ее обнаженного тела и собственных мыслей, бороться с которыми было гораздо сложнее, чем с ней.
«Изуродованная» – вот то слово, что просилось на ум при виде Ферн, когда она снимала одежду. Ни одного сантиметра нетронутой кожи – хаос безобразных рубцов и шрамов. К ней было страшно притронуться, но вовсе не от подступающего отвращения, а от жалости: все раны давно зажили, но казалось, коснешься их – и вернется вся ее боль. Гидеон постарался обходить их – не получалось. Ферн рассмеялась в ответ на эти его попытки, находя их милыми, и прижалась теснее, хватая за волосы и кусая за шею под адамовым яблоком.
– В тебе больше нет ничего своего. Все только мое, – прошипела она, воображая, что отчуждение в его глазах просто титанический самоконтроль, а рваное дыхание – зов души, а не низменных инстинктов.
– Cabhrú!
Голубое мерцание клубилось над поверхностью озера – лунный свет, застывающий от прикосновения с прозрачной гладью. Пресная вода стала соленой от слез той, что плакала на ее холодном дне, отравленная стрелой из терновника и крови бесправной наследницы. Прекрасная дева в красной жемчужной шляпке и платье из водорослей, зарывающая в песок не то ноги, не то раздвоенный хвост. Тонкая кожа дрожала, и просвечивал черный сгусток в груди – точно шип от розы, застрявший в пальце. Ядовитое древко не получалось вытащить самой.
– Cabhrú! – повторила она сквозь боль свою мольбу о помощи, которую никто не слышит.
Никто, кроме нее. Так же, как в прошлый раз. Так же, как всегда. Жизнь – просто колесо, и оно снова сделало круг.
Морган задержала дыхание, ныряя, и поплыла на таинственный зов. Воздух, набранный в легкие, иссяк за минуту. Но даже задыхающаяся, напуганная глубиной озера и острыми зубами, мелькающими в темноте, она не собиралась поворачивать назад.
Маленькая ручка запуталась в водорослях, вслепую ища конец древка. Рывок!
Черный сгусток вытек в воду, как чернила, и Нимуэ вдохнула полной грудью. Улыбнулась. Теперь пришел черед запутаться ее руке – в волосах Морган, перебирая их, приглаживая.
«Здравствуй, mor’rigain, старый друг. Ты выглядишь иначе. А циклы жизни все идут… С рыжей шевелюрой ты была гораздо краше!»
Вспышка. Водоворот. Озарение.
В каре-зеленых глазах – отражение минувших дней: огненные колесницы, запряженные гнедыми лошадьми, летящие копья и темные фоморы, высадившиеся на берега древней Ирландии. Железный век и битва при Маг Туиред. Восемь даров, как восемь величайших чудес, защитивших их и изменивших примитивное представление о колдовстве. Кельтские боги, множество королей и всего одна царица. Общие корни – общая история. Две родственные души, встретившиеся спустя тысячи лет на дне Шамплейн, где уже никто не был собою, но где возвращались воспоминания.
Скоро она снова забудет об этом – о своей сути, о доме, о Нимуэ и о том, как сильно скучала по ней, – но успеет доплыть обратно во что бы то ни стало. Она должна помочь друзьям и вернуть зрение одному из них, даже если это будет последнее Великое Благо, на которое хватит ее сил, почерпнутых из далекого прошлого.
– Ах!
Я еще никогда не вырывалась из оков видений так яростно и отчаянно. Стряхнув их с себя и оттолкнув довольно щебечущую Нимуэ, я завалилась на бок, пытаясь отползти от нее на безопасное расстояние.
– Какого черта?! – воскликнула я. – Подожди… Это было настоящее, прошлое или будущее? И в какой последовательности? В той же, в какой ты показала? Или нет?..
Уголки губ Нимуэ разъехались до самых ушей. Каждый зуб напоминал стеклышко, обточенное приливом, а наружу выглядывал раздвоенный лиловый язык. Стоит однажды увидеть ее улыбку вблизи, и видеть ее снова уже никогда не захочется.
– Это было не то, за чем я пришла к тебе, – сказала я, поняв, что вразумительного объяснения мне не дождаться. – Я хотела узнать, что случилось с Морган…
– И ты узнала. Даже больше, чем следовало.
От ее булькающего голоса меня перекосило. Я решила попытаться вновь расспросить ее, но пришедшая волна перечеркнула мои планы, рывком выбросив Нимуэ на берег. Она вскочила на меня, обвив тугим хвостом ноги и обездвижив. Серповидные когти прошлись по моим запястьям и забрались под свитер. Кожа у Нимуэ была липкой и пупырчатой, как осьминожьи щупальца, да и пахла она соответствующе.
– Никогда больше не изливай свою отравленную кровь в мое священное озеро, – прорычала она мне в лицо. – Или мое озеро изольется в тебя!
Затем Нимуэ встряхнула своей жемчужной шляпкой и скрылась в воде как ни в чем не бывало.
Я упала на песок и попыталась отдышаться, задрав рукава кофты, чтобы увидеть свои смоляные вены. Нимуэ была права: в них текла отравленная кровь, и я чуть было не отравила ее саму. Она имела полное право злиться.
Посмотрев вслед радужным брызгам, поднимающимся вдалеке, я встала и, подчинив себе ватные ноги, поспешила обратно к дому, пока со мной не случилось что-нибудь еще.
Когда я вошла, меня все еще била крупная дрожь. Мысли метались в голове, как аквариумные рыбки, а фрагменты видений вспыхивали то тут, то там: образы, символы, смазанные лица. Все это нужно было расставить по местам – понять, что за чем следует и как я могу извлечь из этого пользу. Или предотвратить.
Гидеон и Ферн, сплетенные вместе – и руками, и ногами. Коул, заперший меня в каменной тюрьме. Озерная вода, заливающаяся в легкие. Самосуд на берегу моего (или уже не моего?) ковена. Ведьма, которая не является ведьмой в привычном понимании этого слова, так похожая на…
– Эй, Одри? Ты готова? Лично я да.
Я передернулась и стряхнула с себя наваждение вместе с песком, забившимся в сапоги. Смотря, как я прыгаю на одной ноге, вытряхивая его, Коул застегнул рюкзак.
– Ты вся мокрая… и пахнешь, как фаршированный окунь, которого Сэм вчера готовил. Чем ты занималась?
– Рыбачила, – отшутилась я и выхватила из рук Коула свой девчачий рюкзак со стразами, надеясь поскорее замять эту тему. Чтобы внятно рассказать то, что показала мне Нимуэ, потребуется как минимум полбутылки текилы. – Переоденусь где-нибудь по дороге. Поехали уже! Не могу здесь больше находиться.
Коула это озадачило, но спорить он не стал. Открыв дверь, он придержал ее для меня.
– Эй, ты справишься, – сказала я Коулу, когда мы сели в машину и просидели так несколько минут, но он так и не тронулся с места. Будто не зная, куда деть руки, Коул без конца дергал ключ зажигания и коробку передач, оттягивая неизбежное. – Всего несколько месяцев прошло… Ты не мог так быстро разучиться водить.
– Дело не в этом, – признался он, когда я, ловко переодевшись в чистое платье на задних сиденьях, перелезла к нему вперед через рычаг. – Вдруг темнота вернется? Представь, если это случится прямо за рулем. Кто знает, исцелила меня Морган навсегда или только на время? – Коул замолчал, прикусив язык на полуслове, и быстро завел мотор, пресекая все мои подбадривания. – Ладно, ты права. Это глупо. Так куда именно ты хочешь поехать?