Вожак стаи уже привлек внимание защитников крепости — прямо перед нами сейчас располагались ворота, на одной из створок которых был изображен красный знак «V» на круглом щите, на втором — золотой римский орел. К воротам мы не подходили, встали за деревьями — на вышках заметно и оружие, и люди рядом с ним.
— Это дети, командир! — вдруг произнес Слай, после чего протянул мне винтовку, предлагая глянуть в прицел.
Посмотрел, действительно — у пулеметов стоят мальчик с девочкой не старше лет двенадцати. В знакомой уже одежде в стиле постапокалипсиса: «что велико то подкатал или обрезал, что мало то разрезал и намотал». Вожак стаи продолжал привлекать внимание, за стенами явно засуетились, слышны звонкие детские голоса. Около минуты ожидания, потом одна створка ворот двинулась, приоткрываясь. За ней обнаружилось около десятка подростков разных возрастов — было даже пара наших ровесников. В большинстве вооруженные, причем оружие есть и знакомое, как немецкий автомат у одного, так и точно неземное — массивное, чужое и совершенно непривычных очертаний.
На нас смотрели очень странно — со смесью страха и надежды. Я уже убрал шакалий спектр зрения, так что глядел обычным взглядом, мало ли. Заговорил с нами самый крупный парень с гривой криво обрезанных волос, парикмахеров профессиональных тут явно нет. Спросил что-то на языке, напоминающим смесь испанского и итальянского, но я ничего не понял, о чем и сказал на русском, потом на английском. Потом подумал немного и показал пальцем сначала на эмблему Ковенанта на рукаве, потом наверх.
Результат превзошел все ожидания — кто-то заплакал от радости, кто-то упал на колени, сложив руки в молитвенном жесте глядя на нас. Из-за спин обступившей нас группы вдруг вышла совсем маленькая девочка, подошла ближе и взяла Ушана за руку. Виталик на меня посмотрел, не зная, что делать, а после — все еще озадаченный, взял девочку на руки. Его жест вызвал еще большее оживление, а самый старший здесь парень жестом пригласил нас внутрь.
За стеной оказались казарменные блочные строения, из окон которых выглядывали совсем детские лица. Многие выходили из домов и шли за нами в отдалении, так что, когда мы миновали однотипные нарезку одинаковых улиц и вышли на плац к центральному зданию — вычурному, с античной колоннадой, за нами шла целая толпа в которой затерялись неразумные человекообезьяны. Похоже, что они здесь выполняют роль друзей человека по образу собак, только чуть более разумных.
Новый провожатый — командир воротной стражи с немецким автоматом в руках, вывел нас на главную площадь и отступил в сторону, жестом показывая вперед. Здесь, на земле на покрывалах, были разложены раненые, явно пострадавшие во время недавнего штурма. Вокруг виднеются выполняющие обязанности врачей подростки, среди которых я неожиданно заметил знакомый черно-белый мундир ковенанта. Девушка, отдает указание сразу целой группе местных юных аборигенов, внимательно ее слушающих и, даже отсюда видно, преданно смотрящих.
— Хелен! Хелен! — обращаясь как раз к ней, прокричал наш сопровождающий.
Вживую я ее до этого момента не видел, только на фотографии, но услышав имя узнал: Хелен Ингрем, избранница богини Фрейи, ковенант из британской группы «Виски».
Хелен обернулась, увидев нас вздрогнула и замерла. Только сейчас стало заметно, в каком она состоянии — рукава закатаны до локтей, руки в плохо вытертой крови, ворот кителя расстегнут, несколько локонов челки прилипло к мокрому от пота лбу.
Неуверенно двигаясь, словно на негнущихся ногах, Хелен пошла в нашу сторону, обходя раненых. Ушан, с ребенком на руках стоял первым и подойдя к нему Хелен замерла. Я видел, что у нее по щеке скатилась слеза, хотя лицо при этом оставалось почти невозмутимым, только нижняя губа прикушена. Ушан опустил девочку на землю, и та подбежала к Хелен, взяв ее за руку и что-то сказала на незнакомом нам языке.
— Это вы сделали? — поднимая взгляд, на английском спросила Хелен, глядя в глаза Ушану.
— Часовню тоже я? — совсем тихо шепнул Слай.
— Что сделали? — спросил Ушан на своем неидеальном английском.
— Волну мертвецов? Вы ее увели?
Этот вопрос Ушан уже не совсем понял, обернувшись на меня.
— Ты имеешь ввиду те несколько десятков тысяч странных неживых существ? — спросил я Хелен.
— Да.
— Мы ее… ну, типа уничтожили.
— Уничтожили?
— Да. Так получилось, — пожал я плечами, хотя из-за широких наплечников жест вышел неявным. Хелен сложила руки в молитвенном жесте, словно отказываясь верить, посмотрела на Ушана.
— Да, мы их уничтожили, — повторил он мои слова.
Хелен медленно подошла, хотела что-то сказать, но не выдержала и разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Ушан заметно смутился, подошел ближе и положил руку девушке на плечо в попытке успокоить, а она буквально упала ему на грудь.
Не так конечно все вокруг странно, как когда мы появились на наклонившейся площади и встретили там зомби-нацистов, но все равно происходящее очень загадочно.
Если фантасмагорию в городе можно было объяснить чьим-то кошмаром или извращенным экспериментом, то эта ситуация меня вообще в тупик поставила, даже мыслей нет где мы и что здесь происходит. Ладно, сейчас слезы облегчения у Хелен кончатся, мы наконец-то узнаем, куда вообще попали и что здесь происходит.
Глава 14
Планета называлась Альбион** и принадлежала Александрийской цивилизации, обитающей в системе не с одной, а с двумя звездами — аналогичным нашему желтому солнцу Гелиосом и красной Селеной. Альбион являлся планетой Простора Селены, и — из-за сумрака сейчас не видно, это было место с красным небом совсем как Осколок, откуда мы сюда пришли. Возможно, это даже был Осколок Альбиона, только разрушенного в другом месте и в другом времени.
Все это Хелен рассказывала нам в большом здании штаба, куда мы перешли после того, как она справилась с чувствами и немного успокоилась. Он нее мы сейчас узнавали, что центр местной Александрийской цивилизации находится в Просторе Гелиоса. Обе звезды — Гелиос и Селена, двигались по пересекающимся орбитам, каждая со своими планетами, и все вместе это было Римским миром, старше нашей цивилизации на шесть тысяч лет — время в норме здесь шло в четыре раза быстрее чем на Земле. Вполне возможно, правда, что по отношению к какой-нибудь другой Земле, потому что как мы узнали от Хелен, для нее после памятной атаки на небоскребы Альтергена — с момента которой для нас прошло около месяца, здесь минуло больше года.
Услышав об этом я серьезно напрягся, но сдержал эмоции и внимательно слушал Хелен дальше. Взволнованная девушка уже рассказывала, что находящийся под красным светом Селены Альбион не слишком предназначен для людей, хотя именно здесь зародилась жизнь. Еще совсем недавно планету покрывал купол, разделенный на шестиугольные секции — как соты улья, в части гексагонов которого существовали туманные монолиты, вытягивающие с Земли копии самых разных мест из самых разных эпох.
Услышав об этом мы переглянулись — теперь стало понятно вавилонское столпотворение измененных, которые в ином случае могли собраться вместе только в воспаленном бреду. Хелен между тем продолжала говорить, рассказывая еще более шокирующие вещи. Как оказалось, собранный в улей сумрак был единым организмом, самым настоящим инопланетным разумом — при этом он был паразитом, который питался людьми, их жизненной энергией. Если упростить, то смысл туманных монолитов, во время постоянных обновлений раз за разом вытягивающих места и людей с Земли сюда, был по сути словно работой ферм с разведением скота. Просто кормовая база, причем если соотносить размеры, люди для паразита были как для нас насекомые по типу комаров или муравьев.
Возраст паразита составлял миллионы лет и первыми жителями Альбиона были человекообразные обезьяны, гоминиды — дальние предки человека разумного. Когда паразит только начал их сюда вытягивать, сумрак не накрывал всю планету и не трансформировал людей в обращенных существ моментально. Тогда, да и совсем недавно, внутри мглы туманных монолитов можно было находиться без опасности для разума, а планетарный купол защищал выходящих из сумрака гоминидов от губительного излучения красной Селены.
Человеческая цивилизация на Альбионе сформировалась в тот момент, когда с течением времени паразит подбирался все ближе к нашим относительно современным эпохам. Отправной точкой стал момент, когда в одном из туманных монолитов оказалась египетская Александрия — город появился на Альбионе, когда в нем находились проигравшие в гражданской войне Марк Антоний и Клеопатра. У нас на Земле они покончили жизнь самоубийством, а Октавиан Август создал воссиявшую в своем величии империю, здесь же они остались живы, возглавив старую-новую республику, модель которой впоследствии сохранилась в местном Римском мире.
Оказавшиеся на Альбионе римляне приручили и поработили гоминидов, а потом, по мере развития, столкнулись с проблемами: накрывающий планету купол не только защищал от губительного для человеческого организма излучения красной звезды, но и блокировал действие сложных технических механизмов. Точь-в-точь как пришедшее к нам недавно на Землю излучение.
Новые римляне, вернее уже александрийцы, проблему эту решили — на дирижаблях они поднялись над облаками и выйдя из-под купола создали парящие города. После Республика устремилась дальше в космическую экспансию, в ходе которой были освоены и Простор Селены, и Простор Гелиоса — с терраформированными планетами более подходящий для людей, ставший центром Александрийской цивилизации.
Альбион остался исследовательской базой на отшибе, где люди обитали вместе с паразитом — так и продолжавшим высасывать в свои монолиты людей и места из разных времен и эпох. Каждый активный монолит контролировала влиятельная семья нобилей, выкачивая из мглы самый разный ресурс — человеческий и материальный, и над каждым активным монолитом парил летающий город подобный тому упавшему, в котором мы оказались. Ошеломивший нас сюрреализм убранства городских улиц объяснялся просто: туманный монолит под городом раз за разом вытаскивал на Альбион копии французского города Мец из 1944 года, когда там находился пункт сбора добровольцев Вермахта и контролирующая монолит фамилия патрициев просто прониклась нацистской идеологией и символикой.