— Не могу представить себе маму в Лондоне, а ты, Джон? Понимаешь, как это она там ходит-бродит и даже ночью спит не дома, а неизвестно где. Уж очень она скромна и застенчива.
— Не очень-то она скромна и застенчива, — подчеркнуто заметил Джон. Он думал о тайном дневнике матери, который он носил с собой во внутреннем кармане куртки.
— Все-таки она застенчивая. Помнишь, она выиграла в лото и не решилась крикнуть, что закончила?
— Она не приучена кричать в общественных местах, ее так воспитали, — сказал Джон. — Это же не ее вина, правда?
— Но ведь она так и осталась сидеть, а тридцать пять фунтов уплыли в накопитель! А ей всего-то и надо было крикнуть: «Партия!»
— Мама не так проста, как ты думаешь, — сказал Джон. — Совсем не так проста, как кажется на первый взгляд.
— Ты же не думаешь, что они с Джеральдом Фоксом любили друг друга, а?
— Я знаю, что этого не было.
— Откуда тебе знать? — Мэри была в ярости от самодовольства Джона.
— Слушай, — сказал Джон, — у меня нет настроения спорить ни сейчас, ни потом, поэтому хватит спорить, ладно?
— Как, вообще?
— Ага, меня от этого тошнит; просто мозги сохнут.
— А что, если я права, а ты не прав или ты прав, а я?..
— Тогда просто скажи что хочешь, и я тоже скажу, согласна? Но хватит спорить. И...
— Да?
— Опять ты взяла в рот золотую цепочку. Это меня с ума сводит. Извини, но правда сводит.
— Ну, знаешь! Джон?
— Что?
— Больше я твое белье не стираю и не глажу тоже. Извини, но уж уволь.
— Что ж, это справедливо.
Каждый из них изумился тому, как спокойно другой воспринял эти слова, и впервые в жизни они почти нравились друг другу; в тот миг они не могли бы этого объяснить, но они почувствовали, что такое быть взрослыми.
Они встали в сторонке от встречавших, толпившихся у ограждения, и принялись высматривать дядю Сида и тетю Руфь, которые должны были выйти из зала таможенного досмотра. Оба надеялись, что Сид в хорошем настроении и его удастся уговорить поездить по Лондону. С Сидом никогда не знаешь, чего ждать; он очень сложная натура.
39. КРАСИВЫЕ ДЕТИ
В аэропорту постоянно передавали по радио разные объявления; я их слушала, особенно не вникая в то, что говорил диктор. Но вдруг я навострила уши, чтобы не пропустить ни слова:
— Джона Дейкина просят пройти в бюро информации. Джон Дейкин, пройдите в бюро информации.
— Так зовут моего сына, — сказала я Додо.
— Существуют, наверное, тысячи Джонов Дейкинов, — ответила она, но заметно встревожилась.
— Где бюро информации? Где оно, Додо?
— Я тебе покажу, но, пожалуйста, Яффа, держись на расстоянии и не делай глупостей, обещаешь, дорогая?
Мы вышли из кафетерия и посмотрели с галереи вниз. Бюро информации было прямо под нами. Моя дочь Мэри стояла там с озабоченным видом. На ней было ее лучшее пальто, а светлые волосы острыми прядями торчали во все стороны в новой современной прическе, видимо, покрытые чем-то липким.
— Чем это она намазала свои чудные волосы? — спросила я.
— Гелем, — ответила Додо и тут же добавила: — Она поразительно похожа на тебя прежнюю, правда?
Пока мы наблюдали, сквозь толпу прошел мой золотоволосый сын и тронул Мэри за плечо. Она обернулась, и они улыбнулись друг другу. На лицах у них было явное облегчение.
— Если ты сейчас к ним подойдешь, то окажешься в тюрьме, а им разобьешь сердце. Не ходи, Яффа!
Я не могла оторвать глаз от моих прекрасных детей.
— Додо, быстрей пойди скажи им, что я здесь... пожалуйста, Додо.
Додо медленно спустилась по лестнице и подошла к моим детям. Странное это было зрелище, в жизни не предполагала такого увидеть; до чего же разными были эти люди! Вот Додо уже говорит с ними. Они оглядываются. Увидели меня. Додо резко сказала им что-то, и они сразу отвернулись. Меня неудержимо тянуло к детям. Я так сильно стремилась к ним, что почувствовала слабость, у меня закружилась голова, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать глупо хныкать вслух от вожделения.
Напряженной, деревянной походкой Джон и Мэри двинулись прочь; Додо вновь подошла ко мне и сказала:
— Они сядут в черное такси. Оно проедет разок вокруг аэропорта, потом вернется на стоянку и посадит тебя. Вот тебе на такси. — Она дала мне двадцатифунтовую купюру. Она была сама не своя от страха.
— У меня никогда не было детей, кроме Джефа, — сказала она. — Теперь, когда он умер, я жалею, что нет детей; впрочем, ты ведь больше никогда не будешь свободной, правда? Я права?
— Да, права, — сказала я. Стоит родить ребенка, и свобода утрачена навсегда.
Додо спросила, хочу ли я еще удрать. Я сказала, не знаю. Наступило молчание. Наконец я спросила Додо, почему больше не передают, чтобы Джон подошел к бюро информации.
— Они потерялись в толпе и повсюду искали друг друга. Они приехали сюда встретить Сидни — как и ты.
40. ИНСПЕКТОР СЛАЙ ХВАТАЕТ ПРЕСТУПНИКА
Сидни снова нажал кнопку.
Стюардесса быстро прошла по проходу и склонила над Сидни лицо, разрисованное продукцией «Макс Фактор».
— Мы задерживаемся из-за технической неисправности, сэр, — солгала она. — Оставайтесь, пожалуйста, на месте.
— Но мы уже больше часа как сели. Что за техническая неисправность?
— Они знают, что делают, Сид, — сказала Руфь.
Этот мягкий укор Руфи удивил Сидни; он его еще и напугал. Сидни вспомнил, что вчера Руфь отказалась заняться любовью и что к телефону она подошла вопреки его желанию. Правда, других признаков ее непокорства не было... до сих пор.
— Они явно не знают, что делают, Руфь; кому-то это явно на руку. Я схожу с самолета, и немедленно!
— Пожалуйста, сэр, мы получили распоряжение никого из самолета не выпускать.
Сквозь толстый слой косметики на лице стюардессы пробивался пот. Из гладкого пучка волос выскочила прядь. Теперь она стала похожа на обычного человека, а не на автомат связи между фирмой и клиентами. Крупный неуклюжий мужчина боком пробирался по узкому проходу. Инспектор Слай вот-вот схватит того, за кем гнался. Стюардесса указала на Сидни, потом отошла в сторону, предоставив свободу действий закону.
— Сидни Ламберт? Я инспектор сыскной полиции Слай. Пройдите, пожалуйста, со мной и не спрашивайте, почему, куда или зачем. Я человек занятой, поэтому подробности опустим. Теперь встаньте и идите со мной.
— Почему? Куда? Зачем? — спросил Сидни.
— Они знают про кольцо, Сид! — сказала Руфь. Она сняла свое новенькое золотое кольцо с бриллиантом и отдала его инспектору Слаю, тот повертел его в руках, сказал «очень мило» и, к ее изумлению, вернул ей.
— Значит, это связано с Ковентри, так ведь? — сказал Сидни, когда он, Слай и еще несколько зачем-то собравшихся здесь полицейских спускались из самолета по алюминиевым ступенькам трапа.
— Да, — сказал Слай. — Я посажу вас под арест и буду давить до тех пор, пока не выжму из вас, где она прячется. Мне на следующей неделе положен небольшой отгул, поеду в Норфолк наблюдать жизнь птиц, и я хочу, чтобы это дело уже было закрыто, чисто-аккуратно, до того, как я уложу в чемодан бинокль.
Сидни дрожмя дрожал в своем легком белом костюме. После Португалии Англия казалась тусклой и бесцветной; мерзкая погода была, как водится, в каком-то неопределенном расположении духа: немножко холодно, немножко мокро, немножко туманно — в общем, немножко тоскливо. Шагая по бетонному полю, Сидни посматривал на замкнутые английские физиономии своих спутников. «Они все тут в Англии сексуально подавлены», — подумал Сидни, временно отмежевываясь от соотечественников.
— Что будет с моей женой? — спросил он у Слая.
— Не знаю, Сид, и знать не желаю, мой мальчик. Либо уедет к себе в Центральные графства, либо же будет болтаться здесь и ждать вас, так?
— Ковентри в Лондоне — вот все, что я могу вам сообщить, — сказал Сидни.
Слай спросил:
— Где именно, мистер Ламберт, в Большом Лондоне или в лондонском Сити? Быть может, вы соблаговолите дать мне ее адрес прямо сейчас? Насчет почтового кода можете не беспокоиться.
Когда они вошли в здание аэровокзала, Сидни поискал в карманах сигареты и обругал себя за тщеславие, заставившее его купить себе брюки в обтяжку и рубашки без карманов. Слай заметил волнение Сидни.
— Курите, мистер Ламберт?
— Да, у вас найдется сигарета?
— Нет, мистер Ламберт, я член Общества борьбы с курением и защиты здоровья.
Слай был очень доволен. «Он у меня быстренько расколется, — думал он, — часика два посидит без никотина и готов».
41. КОВЕНТРИ ПРОЩАЕТСЯ
Такси трижды объехало аэропорт.
— Еще раз, пожалуйста, — крикнула Ковентри.
— Черт подери, у меня уже голова кружится! — простонал шофер.
— Ах, да не скулите, поезжайте. Вам же за это платят, верно?
Она задвинула стекло между салоном и водителем. Детей удивила властная интонация матери. Откуда бы такое? Неделю назад она бы стала извиняться за то, что вызвала у шофера приступ головокружения. А теперь она участвует в конспиративной встрече, которую организовала таинственная, шикарная женщина, вся в черном.
Ковентри сидела между сыном и дочерью, крепко обхватив руками их плечи. Через десять минут она должна была вернуться в аэропорт. Она объяснила детям свои планы:
— Я обещала Додо вернуться. Мне кажется, она уже намечает маршрут нашего побега в Уэльс.
— А насколько бы тебя посадили в каталажку — если б ты сдалась? — спросила Мэри.
Ответил Джон:
— Я спрашивал папу. Он считает, года на четыре; за хорошее поведение могут и скостить срок.
— Мама бы хорошо себя вела, правда, мам?
Ковентри поцеловала дочь в шею, но сказала:
— Я бы в тюрьме умерла, Мэри.
— Но ведь ты могла бы и в тюрьме учиться живописи, разве нет? — выпалил Джон.