Впервые за два года соединение понесло такие тяжелые потери. Правда, сам город был взят почти без сопротивления, все железнодорожные и шоссейные мосты вокруг него взорваны, штаб Крюгера уничтожен, самому генералу лишь каким-то чудом удалось бежать в броневике, в спешке он не успел даже надеть свои брюки с лампасами — их потом донашивал кто-то из автоматчиков.
Кровавый и жестокий бой закончился, безусловно, победой партизан и все же стал неудачей, потому что разорванное было вражеское кольцо вновь оказалось сомкнутым на другом берегу Прута.
Непредвиденное случилось именно там: головная ударная группа под командованием Руднева нарвалась на свежий немецкий горнострелковый полк, спешивший на помощь делятинскому гарнизону, которого к этому времени уже не существовало. С горечью и болью Вершигора писал много лет спустя:
«Встречный бой! Эти два слова часто повторялись Ковпаком на совещаниях, на командирских разборах. Лицо Руднева при этом всегда становилось суровым.
Встречный бой за Делятином — это была его роковая ошибка.
Как часто вспоминаю я первое знакомство с этим богатырем русского народа и его слова: «И мертвым не прощаем ошибок».
Дорого дали бы мы, ковпаковцы, да и не только мы, чтобы ты не ушел тогда вперед, после делятинского боя. Живой, заблуждающийся, даже в своей ошибке прекрасный и самоотверженный!
«Мы и мертвым не прощаем ошибок», — учил ты нас, но тут я не могу следовать твоему правилу. Мы простили бы тебе еще многое, не прощаем одного: зачем ты ушел вперед? Ушел и погиб, умный, талантливый человечище, комиссар моей жизни, Семен Васильевич! А больше всего не прощаем этого себе. Встречный бой! Встречный бой был навязан нам врагом сразу же за Делятином.
Не в стройной колонне, шедшей на марше в боевом порядке, пришлось комиссару принять этот бой. Партизаны выходили из Делятина, как всегда из боя, отдельными группами: командиры растеряли своих бойцов, бойцы шли без командиров. Только небольшая группа в пятьдесят-семьдесят человек — в основном из рот Горланова и Бакрадзе — двигалась впереди. Их объединил и повел вперед Руднев».
Они, эти герои, и приняли на себя страшный удар почти тысячи солдат горнострелкового полка. Первый же залп гитлеровцев сразил Сергея Горланова вместе с семью бойцами. Руднев с группой из восемнадцати бойцов, включая медсестру Галю Борисенко, прикрыл собой движение колонны…
Последней шла группа Вершигоры, удерживавшая до последней минуты мост через Прут. Ни сам Петр Петрович, ни его бойцы ничего о том, что произошло на другом берегу, не знали и были убеждены, что комиссар уже соединился с основными силами отряда, которые вел Ковпак.
Эта группа нагнала своих в урочище Черный поток к вечеру. Петр Петрович Вершигора оставил нам описание этой встречи:
«Я отрапортовал командиру, лежавшему у костра. Он выслушал меня, полулежа на земле. Сзади стояли Базыма и остальные штабники.
— Ладно, ступай, — устало сказал Ковпак.
Я подошел к Базыме и тихо спросил:
— А где комиссар?
— Так вин же с тобой, Петро, — хрипло сказал Сидор Артемьевич.
Я взглянул на Базыму. Начштаба, схватив левой рукой тонкую грабовину, смотрел на меня в упор, не моргая.
— Как со мной?
— С тобой, говорили хлопцы! — крикнул Ковпак.
— А я думал — с вами, — с ужасом, начиная понимать, какое лихо стряслось над нами, прошептал я.
Ковпак рывком подошел ко мне.
— Ты що мелешь? Говори толком! — вдруг вспыхнул Ковпак.
Только в первый раз за полтора года он говорил эти гневные слова шепотом. Я почувствовал, что он держит меня за шиворот, и трясет, и ругается умоляюще и безнадежно.
Затем, отпустив меня, командир зашагал прямо мимо костров, мимо бойцов и скрылся в лесу.
— Нет комиссара с нами, — шепнул мне Базыма. Я много видел горя на своем веку… Я видел скорбь людей, в жизни и изображение ее на полотнах мастеров, но лицо Григория Яковлевича, освещенное догоравшим костром, врезалось мне в память на всю жизнь. Теперь уже не было надежды. «Комиссара нет с нами…» — говорили глаза, морщины, губы Базымы. «Нет Семена Васильевича! Нет!»
Но отряд был жив. И надо было жить, бороться, двигаться дальше».
Эти строки Вершигора писал спустя годы, когда уже найдены были с помощью местных жителей останки Руднева и павших вместе с ним восемнадцати бойцов. Но тогда, после боя, ни он, ни Ковпак, ни Базыма, никто другой в отряде не верил в гибель комиссара, встречи с ним ковпаковцы ждали еще многие недели… В записи о делятинском бое начальник штаба Базыма, имея в виду Руднева, избег слова «убит»:
«Как выяснилось впоследствии, противник до 24.00 3.8.43 с направления гор. Делятин и Коломыя в районе села Белые Ославы подбросил живую силу на 96 автомашинах, общей численностью до 1000 человек, где и занял оборону. Данные такой обстановки для командования в/части были совершенно неожиданны. В бою 4.8.43 пал смертью храбрых комиссар 4 СБ т. Шульга и пропал без вести комиссар в/части генерал-майор т. Руднев Семен Васильевич…
Всего в бою под Делятином и в самом городе уничтожено солдат и офицеров противника 502 человека, автомашин — 85, танков — 2, мотоциклов — 3, велосипедов — 2, складов — 2, гаражей — 1, железнодорожных станций — 1, железнодорожных эшелонов — 1, железнодорожных мостов — 2, шоссейных мостов — 3. Взято трофеев: минометов — 2, станковых пулеметов — 5, ручных пулеметов — 10, винтовок — 15, пистолетов — 35, патронов — 11 000».
Глядя на удаляющуюся фигуру командира, Вершигора машинально отметил, что командир сильно хромал. Ковпак, ни разу за два года войны в тылу врага не раненный, на этот раз был тоже задет немецкой пулей. Зная, как тяжело переживает отряд утрату комиссара, он счел нужным скрыть от всех свое ранение. Лишь выйдя из боя, он подозвал к себе Матрену Павловну Бобину.
— Пойдем.
В лесу Сидор Артемьевич скинул заскорузлые от крови генеральские галифе. Бобина вскрикнула испуганно, запричитала:
— Ой, товарищ командир, Сидор Артемьевич! Пропадем мы без вас!
Ковпак оборвал ее:
— Перевязывай!
Перестав плакать, лишь всхлипывая порой, она обмыла рану, обработала ее и перевязала. Успокоила, что кость не задета, но крови вышло много. Ковпак только молча кивнул головой — это он и сам знал.
Полежав несколько минут, Дед вытащил из кобуры пистолет и сунул под нос растерявшейся Бобиной.
— Видала? Слово кому пикнешь — шлепну. Понятно?
Несколько месяцев спустя в освобожденном Киеве генерал Строкач бросил в адрес Вершигоры упрек: «Ковпак был ранен… Как, вы не знали?.. Неужто скрывал от всех? Ах, старик… Какой старик! Кремень! Здорово…»
Разгром делятинского гарнизона, подрыв мостов и станционных сооружений ввергли фашистское командование в состояние шока. Когда же генерал Крюгер вновь обрел способность отдавать осмысленные приказы, он обнаружил, что произошло… «чудо»: партизанское соединение, прижатое к Пруту, вдруг бесследно исчезло, словно провалилось сквозь землю. «Чудо», разумеется, имеет вполне рациональное объяснение: убедившись, что всем соединением вырваться из окружения не удастся, Ковпак принял решение соединению разбиться на несколько групп, разойтись в разных направлениях, просочиться незаметно в стыках между частями противника и соединиться затем в условленном месте. Продуманы были и звездные маршруты, распределены оружие, боеприпасы, остатки продовольствия. Штаб принял следующее решение: 2-й, 3-й и 4-й батальоны выходят из окружения побатальонно, 1-й, самый многочисленный батальон — тремя группами.
Первую группу поведут Ковпак с Базымой, вторую — Матющенко, третью — Павловский с Горкуновым, четвертую — Кульбака со своим штабом, пятую — Кудрявский и Воронько, шестую — Вершигора с Войцеховичем. Раненых, не способных идти, решено было оставить в районе урочища Могер — Осередок под прикрытием роты Курочкина.
5 августа в урочище Черный поток Ковпак подписал приказ № 406 о выходе из окружения шестью группами, Базыма сжег в костре второстепенные штабные документы, Войцехович разбил о пень старенькую пишущую машинку…
Последнее совещание командиров. Наступает время прощаться. Все сидят молча, погрузившись в не очень веселые мысли. Голос Ковпака нарушил гнетущую тишину:
— Що зажурылись, хлопцы? Выполняйте приказ! Выполняйте по совести, как положено коммунистам!
Командиры разошлись. Той же ночью группы выступили в поход по определенным для каждой маршрутам, чтобы через несколько недель прийти к месту сбора — хутору Конотоп в районе Олевск — Сарны в южном Полесье.
250 километров шли ковпаковцы на север, с неуклонной точностью и решительностью выполняя боевой приказ. И сам Дед, и другие командиры были абсолютно уверены, что любой ценой и он, и все хлопцы сойдутся в условленном месте, разве что кто ляжет костьми по дороге — тогда с них нет спроса. А живы будут — встретятся. И не случайно вспоминали потом участники Карпатского рейда народную легенду о богатыре, расчлененном на части вражеским мечом, но вновь сросшемся при окроплении живой водой. Для своих людей старик и был этой живой водой.
Ничего другого не оставалось гитлеровцам, как выдать желаемое за действительное: они объявили населению, что соединение Ковпака уничтожено, что удалось бежать лишь самому Ковпаку с горсткой бойцов. Но сами-то они прекрасно знали, что «мертвые» партизаны живы, продолжают действовать так, словно каждой группой командует Ковпак, и не прекращали бесплодного преследования. Бесплодного, потому что хотя немцы и нанесли в последующие недели некоторые потери партизанам, но ни одно ковпаковское подразделение уничтожить им так и не удалось. Характеризуя выход из окружения несколькими группами, сам Дед потом писал: «…соединение вышло в разных направлениях. Этим маневром мы преследовали цель рассеять противника, надвигавшегося на соединение. Движение в разных направлениях привело в движение и противника. Он искал и никак не мог найти главную группировку. Он метался из стороны в сторону, перебрасывал свои части с места на место…»