своем месте, то ничего не получится. Особенно это заметно в комедии, потому что это групповой процесс и очень многое вы делаете вместе.
Самое ценное, чему я научилась во время работы штатным сценаристом на «Студии 30», было умение слушать людей, которые уже очень давно в этой сфере и в тысячу раз профессиональней, чем я. И учиться у них. Если ты не можешь решить какую-то проблему с сюжетом или шуткой или ты считаешь, что у тебя есть хорошая идея, то нужно об этом сказать. Но не нужно говорить просто ради того, чтобы говорить. Опять же, определи, какое место ты занимаешь в группе. Каждый год это меняется, потому что тебя повышают, меняется динамика, люди уходят и приходят новые. В мире комедии, по крайней мере в сценарных комнатах, твоя личность – это очень важно, даже почти немного важнее того, что ты пишешь.
Когда переписываешь сценарий или получаешь замечания от телеканала, если ты в чем-то уверен – доверяй себе. Но нужно понимать, что между «ты серьезно относишься к материалу» и «ты ленишься» грань очень тонкая. Иногда, когда я получаю обратную связь от телеканала или студии, я такая (стонет от ужаса). Тогда я останавливаю себя и думаю: это я ленюсь, потому что нужно много работать, чтобы внести эти изменения? Или я серьезно подхожу к работе и доверяю себе в том, что знаю, как будет лучше поступить? Нужно хорошенько обдумать этот момент.
Если хотите писать для телевидения, то я крайне рекомендую смотреть много телевидения. Очень много. Если хотите писать киносценарии, то я крайне рекомендую смотреть тонну фильмов. Когда кто-то говорит мне, что он телесценарист и у него нет телика, мне хочется закатывать глаза до тех пор, пока они в таком положении и не останутся. (Смеется.) Если идете на собеседование для конкретного шоу, вам нужно все о нем знать. Меня шокирует, когда кто-то признается, что видел всего пару эпизодов шоу, над которым он сейчас работает. Ты думаешь, как можно было не посмотреть абсолютно каждый эпизод, прежде чем прийти сюда.
Я писала для «Идеального голоса» (2012-го), одновременно работая над «Студией 30» с 3-го по 6-й сезон. Было довольно сложно делать и то, и другое одновременно. Я писала каждые выходные. И еще я писала в метро по дороге на работу, а потом писала во время обеденного перерыва. Я постоянно писала. И все возвращается к тому, что нужно со всей страстью относиться к тому, что ты пишешь. У меня такие отношения с письмом – то любовь, то ненависть. Я это немного ненавижу. (Смеется.) Но нужно говорить себе: «Мне повезло этим заниматься». И даже важнее говорить себе: «Мне необходимо этим заниматься». Нет ничего хуже, чем глубоко в душе понимать, что есть нечто, чем тебе хочется заниматься, но у тебя нет такой возможности. Возможно, вы когда-то это испытывали. Думали: «Я так устал, я весь день писал. Как мне открыть компьютер и начать работу еще и над другим проектом?» Но если вы этого очень хотите, вы будете это делать.
Я практикую такую штуку, когда я пишу: я включаю канал Bravo и ставлю на паузу на каком-нибудь шоу. Затем я пишу, пока ТВ автоматически снова не заработает примерно на 45-й минуте шоу, и затем я могу смотреть столько, сколько он стоял на паузе. Когда я нагоню шоу, я снова ставлю его на паузу и возвращаюсь к работе. Это мое субботнее развлечение. (Смеется.) Разве я не веселая девчонка?
Кэрол Колб
Кэрол Колб не самое известное в широких кругах имя, если не брать в расчет фанатов комедии и одержимых поклонников The Onion, «Лучшего источника новостей в Америке» – неизменно великолепной пародии на новости за последние 20 лет. Но для знатоков комедии Колб практически мифическое существо. «Мы до сих пор не убеждены, что Кэрол Колб… реальный человек», – как-то признался автор из Gawker, популярного нью-йоркского блога со сплетнями.
Колб родилась и выросла в городке Спенсер, штат Висконсин, в 2,5 часа езды на север от Мэдисона. Она поступила в Висконсинский университет, чтобы изучать английский и латынь. В The Onion она попала исключительно по воле случая, после того как Тодд Хэнсон, один из первых авторов The Onion, зашел к ней в квартиру, чтобы посетить Мэдисонский музей туалетной бумаги. Коллекция, насчитывающая более 300 000 рулонов туалетной бумаги, привезенной из множества туристических мест, таких как гора Рашмор и Аламо, была просто чудаковатым хобби, которое Колб изобрела по одной простой причине – позабавить себя. Но в итоге музей привлек внимание всей страны. О ней написали в журнале Time в 1997-м, и позднее в том же году ей предложили стать штатным писателем для The Onion.
Она стала незаменимой. Колб быстро продвинулась от старшего редактора до главного редактора и в 2001 году вместе с остальными членами The Onion переехала в Нью-Йорк. Когда The Onion попробовали свои силы на телевидении, запустив сначала интернет-сериал Onion News Network, а потом и телешоу, Колб пригласили в качестве главного сценариста. Она помогла The Onion выиграть свою первую премию «Пибоди»[56] в 2009-м за создание сатирических новостей, едва отличимых от настоящих. После того как Onion News Network закрыли в 2012-м, Колб переехала в Лос-Анджелес со своим мужем, комиком Тони Камином, и начала писать для телешоу, таких как «Шоу Кролла» и «Сообщество».
У вас было веселое детство? Вы были счастливым ребенком?
Нет. Я из очень маленького городка в Висконсине с населением в 1754 человека. В выпускном классе в моей параллели было 50 человек. Все были очень тупыми, включая учителей. Половину из них, совершенно очевидно, наняли только потому, что они могли одновременно еще и спортивную команду тренировать. Большинство мальчиков в моем классе во время сезона охоты на оленя просто пропадали из школы на неделю. Я всегда была ужасно застенчивой. Я получала хорошие оценки, но никогда не разговаривала и «все время плакала». Во всех отчетных карточках для родителей[57], которые сохранила моя мама, в начальной школе было написано: «слишком легко начинает плакать» и «не может перестать плакать», и такие записи шли вплоть до пятого класса. В одной карточке была написано «все время плачит». Через И.
А какая была обстановка дома?
Иногда бывало весело, но в целом мое детство было довольно грустным и жалким. Мои родители дрались и до сих пор дерутся. Уже почти 50 лет как. Мой отец работал на заводе по производству сыра, в единственном здании в городе, которое выше трех этажей, на разных, совершенно отупляющих местах, в отделах типа «Ломти» и «Головки». Он не проводил с нами время, никогда. У него было две недели отпуска в год, и он проводил их, отправляясь рыбачить с друзьями в Канаду. Но я никогда и не думала жаловаться. В школе были ребята, чьи семьи не могли наскрести им на маскарадный костюм на Хэллоуин, или которые рассказывали, что их отец как-то напился и пытался пырнуть их ножом. Так что мне даже не приходило в голову критиковать своего отца за то, что он никогда не приходил на мои рождественские спектакли.
Моя мама не работала после появления детей, и из-за этого она всегда чувствовала себя виноватой, но я думаю, что она просто боялась внешнего мира. Частично причина была и в том, что она начала терять слух, когда я была еще маленькой. Еще у нас была только одна машина, и отец ездил на ней на работу. В общем, для нее было много препятствий. Ей никогда не ставили официальный диагноз, но у нее точно было что-то вроде тревожного расстройства. Я написала статью для The Onion под названием «Местная мать снова паникует без особых причин» (22 июля 1999-го), она и еще несколько статей были вдохновлены исключительно мамой. Но еще у нее было мрачное чувство юмора, и она говорила очень смешные вещи с серьезным, ничего не выражающим лицом.
Например, даже после того, как у моего отца был инфаркт, он все равно продолжал постоянно из-за чего-то орать, и мама в такие моменты бубнила себе под нос: «Как прошел твой инфаркт?»
В общем, чувство юмора у меня от нее.
Как ваши родители отнеслись к тому, что вы выбрали карьеру писателя?
В 2000-м, когда я уволилась со своей основной работы помощника медсестры в ужасном психиатрическом учреждении, чтобы полностью посвятить себя работе на The Onion, моя мама не была уверена, что это хорошая идея. Даже несмотря на то, что мне больше не нужно будет убирать дерьмо и меня перестанут бить по лицу. Когда я переезжала в Нью-Йорк, она воскликнула: «О нет! Тебе придется переехать в Нью-Йорк?!» Я не жалуюсь, что мои родители меня не поддерживали. Они гордятся мной, они всегда очень радуются, когда я выступаю на ТВ. Но моя мама – бесконечно тревожный человек, она бы предпочла, чтобы у меня была стабильная работа, как у моей сестры, которая преподает основы семьи и науку потребительства – современный эквивалент уроков труда в школе. Мой отец не станет читать или смотреть что-то только потому, что это написала я. Звучит, как будто я обижена на него, но это вовсе не так. У меня отличные и очень милые родители. Просто они живут в своем собственном мире, центр которого Спенсер, Висконсин.
Я практически уверен, что ни один другой писатель, давший интервью для этой книги, не работал в психиатрическом учреждении. Расскажите об этом опыте.
Для разных типов заболеваний были отведены разные этажи. Было отделение для больных Альцгеймером. Один мужчина с Альцгеймером, бывший шеф полиции, был очень молод. Ему, скорее всего, было лет 60, и он был в отличной форме. Мы, женщины, только впятером могли надеть на него пижаму, потому что он не понимал, что происходит, и его естественной реакцией было сопротивляться. Он выполнял все эти сложные приемы с выкручиванием рук и подножками. Мыть его в душе было просто ужасно. Жена, которая приходила его навещать, просто сидела и плакала. Это было грустно.