На верхних этажах были настоящие сумасшедшие, молодые люди с шизофренией и всякое такое. Иногда им удавалась вырваться от нас ненадолго, но затем они возвращались, наглотавшись булавок или чего-то еще. Был один парень лет тридцати пяти, который верил, что он был лепреконом. Он говорил с ирландским акцентом, предлагал исполнить твои желания и стоял на голове. Мне нравилось, что он был сумасшедшим в классическом понимании этого слова; если бы я читала книгу с таким персонажем, я бы подумала, что писатель поленился. А еще было много этих громких требовательных сумасшедших, которым не нравилось купаться, и они очень быстро становились буйными, если хотели газировки, а она закончилась.
Нижний этаж был для пожилых людей с деменцией. Бывшие алкоголики были хуже всех, они обычно становились злыми, когда теряли рассудок. Некоторые люди были там так долго, что переставали ходить или говорить. Хуже всего было то, что нужно было кормить их едой, протертой в пюре. Знаете, в какой-то момент просто приходит время умирать. Если бы они жили дома, они бы просто перестали есть. Но по закону штата мы обязаны были кормить этих людей три раза в день плюс перекус, и они продолжали жить и жить. Некоторые из них отказывались открывать рот. Нам приходилось уговаривать их открыть рот, чтобы влить туда это месиво. Другие инстинктивно открывали рот, как маленькие птички. И были те, которых кормили через трубку.
Люди, составляйте завещание о жизни![58]
Как, по вашему мнению, работа в психиатрическом учреждении повлияла на ваше чувство смешного?
Думаю, работа в таком месте делает тебя менее впечатлительным. Тебе приходится справляться с большим количеством грустных ситуаций и неприятных обстоятельств. Мне кажется, там ты учишься не давать подобным вещам сильно влиять на твои эмоции. Полагаю, что именно из-за этой моей работы мне легче смеяться над табуированными темами. Люди так злились из-за статей The Onion, которые касались определенных тем, например о ветеранах с инвалидностью или умирающих младенцах. Меня эти темы так эмоционально не задевали. Не то чтобы я думала, что некоторые темы не были грустными или неуместными, но для меня существует гораздо больше эмоциональных реакций, чем грусть и негодование. Я умею дистанцироваться настолько, чтобы увидеть, что в этих темах тоже есть смешное.
Судя по вашему рассказу, учебу в старших классах трудно назвать идеальным периодом вашей жизни. Было ли время, проведенное в Висконсинском университете в Мэдисоне, хоть сколько-нибудь лучше? Это была середина 1990-х.
Мэдисон был и остается отличным городом. Очень либеральным. Там есть классическая бесплатная газета Isthmus, полная историй про лесбиянок и медицинскую марихуану, и общественное радио. Университет был огромным, что мне очень нравилось. На первом курсе можно было слушать лекции в огромных лекториях и не общаться с другими людьми в течение всего дня.
Сегодня, когда я говорю, что училась в Висконсинском университете, люди всегда упоминают Badgers. По всей видимости, американский футбол был очень важной вещью в нашем университете. Я не была ни на одной игре, ни на одной приуроченной к играм вечеринке и даже по ТВ не смотрела. Это целый мир, с которым я совершенно не взаимодействовала, пока училась. Наверное, в дни матчей все окрестности стадиона целиком наводняются фанатами и превращаются в красно-белое море. Но я никогда не ходила в ту часть кампуса. Там одни спортбары и спортсмены, и студенты бизнес-направления живут в той части.
Как вы попали в мирThe Onion?
Мэдисон достаточно мал, и в какой-то момент я наткнулась на людей, работающих в The Onion. Я развешивала эти дурацкие флаеры на киосках по всему городу, и Джо Гарден, один из писателей, позвонил сказать, что они ему нравятся. Джо работал в магазине по продаже алкогольных напитков на State Street, главной пешеходной улице в центре Мэдисона. Он заклеил окна магазина смешными, нарисованными вручную объявлениями. Одно из них представляло собой диаграмму мозга со стрелочками, указывающими на «лобную долю», «заднюю долю» и «алкодолю». Дэн Веббер, на тот момент редактор The Onion (а позднее сценарист «Космического призрака», «Футурамы» и «Дарьи»), за эти рисунки его и нанял. В итоге Джо проработал в The Onion почти 20 лет.
Дальше мой сосед из квартиры напротив сходил на пару встреч авторов The Onion. Правда, из этого ничего не вышло, но после встречи он пригласил одного из штатных писателей The Onion, Тодда Хэнсона, на вечеринку, которую я устраивала в своей квартире. Моя квартира была устроена как фальшивый музей. Я называла ее Мэдисонский музей туалетной бумаги. Это была избранная коллекция туалетной бумаги, украденной по всей стране, презентованной в очень официальной претенциозной манере с аудиогидом и множеством брошюр.
В итоге я написала список новостных заголовков для The Onion, они всем понравились, и меня пригласили на встречу. Сразу стало понятно, что я подхожу.
С чего начался Мэдисонский музей туалетной бумаги?
Начинался он бессистемно. Когда я была на первом курсе, мы с подругой ходили по барам в соседних городках, потому что там пускали без удостоверения личности. Так вышло, что мы заполучили по рулону туалетной бумаги из каждого из этих мест и сохранили их в качестве «сувениров». Коллекция начала быстро расти, когда я и двое моих друзей стали путешествовать и красть туалетную бумагу, от Грейсленда[59] до Нью-Йоркского музея современного искусства, и помечать черным маркером, откуда она. Мы сами собрали тысячи рулонов и стали просить других людей привозить ее нам из поездок за границу. Еще мы договаривались с людьми из разных мест, чтобы те отправляли нам ее почтой. Шутка, мне кажется, была в том, что вся туалетная бумага выглядит одинаково. Это было просто забавное занятие. Когда рулоны заполнили одну из комнат нашей квартиры, мы открыли ее для посещения и назвали Мэдисонским музеем туалетной бумаги. Я начала делать футболки, брошюры и календари и договорилась об упоминаниях в путеводителях. Но я никак не думала об этом как об «арт-проекте», хотя это был именно он. А еще это был способ поприкалываться над людьми.
The Onionсегодня – профессиональная компания с большим доходом и штатом. А на чтоThe Onionбыл похож, когда вы только начинали писать для него в 1996-м?
The Onion тогда был намного меньше. У всех авторов была основная работа вне журнала. Были штатные должности для тех, кто продавал рекламу, или занимался графическим дизайном, или что-то такое, и была только одна штатная позиция для писателя и еще одна для главного редактора. Возможно, еще был ассистент главреда. Все писатели работали на фрилансе за бесплатно, им платили по 40 долларов за то, чтобы они приходили на встречи. Офис был паршивым маленьким местечком с пятнами на ковре и креслами-мешками. Но было очень весело. Это было похоже на клуб по интересам. Все были крайне увлечены процессом. Мы вели себя как группа друзей. На тот момент мы еще только укрепляли голос газеты.
Первый заголовок The Onion вышел в 1988 году, и он звучал как «Мендотский монстр мелет Мэдисон». Статья была об озере Мендота, которое находится на территории университета. У другой ранней статьи был заголовок «Томпсон меняет должность с губернатора на “исполнителя сексуальных приговоров”». Она была про губернатора Висконсина Томми Томпсона. Ну, такие отсылки, которые будут понятны только местным. В начале было больше дурачества и случайных фраз: «Ручка, украденная из читального зала общежития», «Все едят хлеб», «Злой дровосек требует плотный завтрак».
В одно время, еще до моей работы в The Onion, они напечатали фальшивый выпуск «Вестника Барсука»[60]. Тогда в университете выпускалось два издания, и Вестник ассоциировался со студенческим братством. Он пестрил грамматическими ошибками, и там были очень плохие однопанельные[61] карикатуры, например рисунок часов и молотка с подписью «Время молота»[62]. Так что, сами понимаете, в то время The Onion тратил энергию на что-то, что могла понять только маленькая группа студентов Висконсинского университета.
Я была «новым» писателем. Я пришла в довольно правильное время, как раз когда писателям начинали платить за их работу. В 1996-м, сразу после того как я начала там работать, The Onion появился в Интернете, что, конечно же, очень помогло увеличить количество читателей. И затем мы подписали контракт на издание книги. Любое упоминание журнала становилось большим событием: когда Господин Шоу использовал номер The Onion в качестве реквизита в скетче («Нет бездельников» в ноябре 1996-го), это было самой волнительной и радостной новостью. Когда наша первая книга «Наш тупой век» заняла первой строчку в списке бестселлеров New York Times в 1999 году, это было невероятно захватывающе.
Первые шесть или семь летThe Onionбыл андеграунд-хитом.
The Onion тогда был таким андеграундным секретом. Его распространяли на улицах Мэдисона, а еще в Денвере и Милуоки, где были открыты офисы для продажи местной рекламы. Но еще люди могли оформить подписку, и им по почте направляли мэдисонские издания. И вот эти подписные издания и стали андеграунд-хитом. Люди по всей стране заказывали газеты и читали их в своих квартирах или офисах, и The Onion тогда был классной вещью, о которой знали только избранные. Среди подписчиков были комедийные писатели с обоих побережий. Старшее комедийное поколение до сих пор рассказывает, что они знали названия дурацких пиццерий и сэндвичных в Мэдисоне (Rocky Rococo или Супер Сабы Большого Майка) из-за рекламы в ранних выпусках