18 Wheeler. Он и Вустер (в настоящей жизни барабанщик Superchunk, Bob Mould и the Mountain Goats) стали друзьями после того, как узнали о своей общей любви к Крису Эллиотту и его недолго просуществовавшему ситкому Fox «Смена образа жизни».
Шарплинг всю свою карьеру то занимался музыкой, то писал комедию. В середине 1990-х его наняла радиостанция WFMU в качестве ведущего на некомедийное музыкальное шоу. Получив одобрение от комедийного сообщества за «Rock, Rot & Rule», которое Шарплинг задумывал как одноразовый бит, его шоу постепенно эволюционировало в «Лучшее шоу на WFMU». Официальный дебют состоялся в октябре 2000-го. (По словам Шарплинга, название шоу подразумевалось как ирония. «На WFMU я на тот момент был никем, так что название шоу было не более чем высмеиванием моей позиции», – говорит он.) В 2002-м, продолжая работать на шоу, он присоединился к комедийному детективному телесериалу «Дефективный детектив», где он работал в качестве редактора сюжета, а позднее поднялся до исполнительного продюсера, прежде чем шоу закрылось в 2009-м.
Написание остроумных диалогов для «Дефективного детектива» оплачивало счета Шарплинга, но его работа над «Лучшим шоу» постепенно строила его репутацию как одного из самых смешных писателей/исполнителей андеграундной комедии. По прошествии лет содержание не сильно изменилось. Шарплинг все еще ставит пластинки, а затем интервьюирует людей, иногда настоящих, иногда вымышленных.
Шарплинг и его давний сообщник Вустер создали сотни персонажей, большинство из которых живет в вымышленном городке Ньюбридже, штате Нью-Джерси. Среди них Рональд «Горч» Горчник, который абсолютно уверен в том, что он послужил прототипом для Фонза (персонажа Генри Винклера в ситкоме «Счастливые дни»). Еще есть «Филли Бой Рой», бывший мэр Ньюбриджа, и работник карандашной фабрики, который любит все, что касается Филадельфии, от пирожных Tastykakes до группы из 1980-х The Hooters. Среди других их героев тучный участник акапельного квартета Закари Бримстед и пятисантиметровый расист Тимми Вон Тримбл. Также к ним приходят гости, не созданные в воображении Шарплинга и Вустера, настоящие комики, которые сами являются фанатами «Лучшего шоу», например Пэттон Освальт, Зак Галифианакис и Фред Армизен.
Комики и юмористические писатели, а также музыканты приравнивают Шарплинга к особе королевских кровей. Прослушивание длинноформатной комедии «Лучшего шоу» годами было неофициальным домашним заданием для Конана О’Брайена и его штатных сценаристов. Когда Пэттон Освальт был приглашенным главным редактором первого «смешного» выпуска журнала Spin в 2011-м, он выбрал Шарплинга и Вустера для биографического очерка. «Это одна из тех редких вещей в поп-культуре, – пишет Джейк Фогельнест о “Лучшем шоу”, – как, например, фильм “Прослушка”, из-за которых ты на полном серьезе злишься на своих друзей, если они не знают, о чем ты говоришь».
В 2013-м, через несколько месяцев после этого интервью, Шарплинг (после более чем 600 эпизодов шоу) покинул WFMU и забрал «Лучшее шоу» с собой. Он планирует заняться режиссурой и больше писать. Шоу, включая его «лучшие» эпизоды, можно найти на wfmu.org/playlists/bs.
Я прочитал, что вы начали работать в возрасте 10 лет. Это правда? Если так, то это звучит как что-то из романов Горацио Элджера.
Это правда. Мне было около 10 лет. Я выполнял мелкие поручения для музыкального магазина в Саммите, штат Нью-Джерси. Это был магазин, который продавал пластинки и другие вещи, относящиеся к музыке, например ноты. Просто это было место, в котором мне нравилось ошиваться. Я там прибирался и выполнял мелкие дела, чтобы потом купить все эти пластинки. Это было моей основной целью. Думаю, я зарабатывал где-то пять долларов в час. Затем, когда мне исполнилось 12, я работал помощником официанта в закусочной в Нью-Джерси. Я проработал там около двух лет. И в какой-то момент, когда мне было около 15 лет, я устроился работать уборщиком в своей же школе.
Вы сами выбрали эту работу? Не могу представить, чтобы ребенок захотел работу уборщика, особенно в своей собственной школе.
Один парень на пару лет старше меня работал уборщиком, и мне он нравился. Мы дружили. Он сказал: «Слушай. Ты занимаешься этим после уроков и получаешь ключи от школы. Ты толкаешь эту огромную швабру по коридору и моешь пол спреем и шваброй. И ты можешь заходить в классные комнаты. Тебе дают все ключи».
И почему это было интересно?
Я заходил в классные комнаты и смотрел журналы, чтобы узнать, какие отметки у моих друзей.
Вы когда-нибудь меняли отметки?
Нет-нет. Это не было как в «Военных играх». (Смеется.) Я не собирался хакнуть систему. Я не знаю, зачем я делал эту работу, честно говоря. Это было плохое решение. Это было ужасно. Было совершенно очевидно, что я этим ничуть не улучшал свою позицию в обществе.
Я занимался этим примерно год. К тому времени я был совершенно помешан на музыке и комедии в равной степени. В конце концов я смог позволить себе купить цветной телевизор в комнату. Еще я купил видеомагнитофон. Я брал в аренду фильмы, смотрел и записывал кучу комедийных шоу. Я не ложился спать и смотрел телевизор дольше, чем другие подростки. Помню, как смотрел первое вечернее шоу Леттермана («Позднее шоу с Дэвидом Леттерманом», 1 февраля 1982-го – Прим. авт.).
На самом деле даже до первого вечернего шоу я помню, как смотрел дневную передачу Леттермана, которая выходила летом (Шоу Дэвида Леттермана, июнь-октябрь 1980-го – Прим. авт.). Она шло по утрам. Я помню, что нашел это шоу, просто переключая с канала на канал. Я увидел, как взорвался торт. Это было так смешно и нелепо. Помню, что подумал, что это очень близкий мне юмор. Я увидел парня, который был моложе почти всех на телевидении, и он выглядел по-другому и говорил с сарказмом почти обо всех и обо всем. Мне кажется, во мне тоже это было, поэтому меня это сразу заинтересовало.
Очень смешно, очень странно. Некоторые биты были почти настолько же пугающими, насколько они были смешными. Как, например, герои Криса Эллиотта. Они немного пугали.
Вы были фанатом ужасов?
Подростком я любил ужасы. Я смотрел фильмы ужасов и читал комиксы в этом жанре, но затем в какой-то момент они начали вызывать у меня отвращение. И когда я осознал, какой тяжелой на самом деле была жизнь, я больше не хотел смотреть, как людей убивают без причины. Жизнь – хрупкая вещь. Такое меня больше не забавляло.
Но между ужасами и комедией есть связь, не говоря уже о других жанрах. В конечном счете это все – математические задачи. Когда я писал для «Дефективного детектива», я очень быстро понял, что комедийным писателям довольно легко писать детективы. Это как писать шутку: ритм сетапа, ложное направление и неожиданный результат. Вот из чего, по сути, состоит детективная история. Структура 1–2–3. Есть длинная арка и внутри более короткие элементы. В конце большая неожиданная развязка. Совсем как в комедии.
Получается, что комедийные писатели могут писать детективы, но могут ли детективные писатели писать комедию?
На самом деле нет. Думаю, можно перепрыгнуть с комедии на другие жанры, но необязательно, что получится сделать наоборот. По крайней мере, так легко или почти автоматически.
Вы учили себя элементам детектива?
Да. Я был незнаком с этим жанром. Я посмотрел все фильмы Альфреда Хичкока и все эпизоды [детективного сериала 1970-х] «Коломбо». Я хотел понять, как нужно создавать саспенс и как создать ощущение, что есть некие часы, отмеряющие время. Я хотел увидеть, что делает сцену напряженной и как сделать всю историю напряженной. Если ты открыт к выполнению домашней работы (и полностью понимаешь ее необходимость), комедийное прошлое будет очень полезно.
Я полагаю, комедия – это как кровь 1-й группы. Универсальный донор.
Если ты знаешь, как строить шутки, ты можешь писать в любом жанре, включая детектив и ужасы.
Как вы думаете, откуда в вас стремление к творчеству?
Я не уверен. Никто не может в тебе это развить. Мои родители делали все возможное для моего воспитания, но они после старших классов сразу пошли работать. Это среда, из которой я вышел. Я был первым в моей семье, кто пошел в университет. Мои родители не знали, что делать с ребенком, который в 7–8 лет писал всякие сумасшедшие вещи, например комиксы или сценарии к «Звездному крейсеру Галактика». Мои родители были рабочим классом.
Помню, каким разочарованием были старшие классы. Я ненавидел школу, просто ненавидел. Но каждый раз, когда выпадала возможность сделать что-то креативное, я сразу же кидался это делать. Помню, как-то на уроке истории нам надо было разбиться на группы и написать историю об эре гражданской войны. Я присоединился к одной группе и помню, что в итоге мы придумали совершенно сумасшедшую историю. Она была жутко агрессивной и гипержестокой. Она заканчивается дракой между рабом и рабовладельцем перед прессом для киповки хлопка. Рабовладелец падает в него и выходит из машины в форме куба.
Нам нужно было читать историю перед классом, и мы так ужасно смеялись. Все остальные написали реалистичные истории, мы написали карикатуру в стиле Багза Банни, которая заканчивается тем, что кто-то падает в пресс для киповки хлопка и выходит оттуда в форме куба. Это настолько шло вразрез с реальностью. (Смеется.) Учитель был в ужасе. У нас не было после этого неприятностей, нам просто сказали: «Нет. Это не так делается».
Чему вас научил этот опыт? Тому, что можно веселиться, выходя за рамки ожиданий учителей и администрации школы?
Я даже и не понял, что это было. Я просто почувствовал возможность что-то сделать. И я не понимал, что делать с этим чувством, этим стремлением внутри меня что-то создавать. Это был порыв, которому некуда было дет