После пятнадцати лет, проведенных в комнате в полном одиночестве, начинаю чувствовать, что я, сам того не зная, приговорил себя к одиночному заключению. Неудивительно, что все карикатуристы за 50 совершенно чокнутые.
Может ли случиться, что вы в какой-то моментнебудете этим заниматься?
Если я стану для этого достаточно стар и мое зрение станет совсем плохим или я не смогу держать карандаш, возможно. Во всех остальных случаях, не думаю, что я когда-нибудь брошу.
Есть книга, которая вышла более 15 лет назад: каталог всех членов Национального общества карикатуристов, выпущенный к его 50-летней годовщине. Это книга фотографий и коротких биографий сотен старых американских карикатуристов и почему-то нескольких «более молодых» не членов, включая меня. В то время мне было 37.
В ней содержатся десятки фотографий этих чудаковатых старикашек с тупыми улыбками на лицах. Но сквозь эти улыбки видна грусть. Это такой мрачный документ. Мой друг (и коллега по цеху) Крис Вэр сказал мне, что он даже спрятал свою копию книги, потому что у него нет сил на нее смотреть.
Что вы оба сочли в ней мрачным?
Все эти жизни, проведенные за столом для рисования. 50 лет работы над ежедневным комиксом, который никто не помнит.
Какой урок вы вынесли из этого? Вы не хотите так же закончить?
Я в каком-то смысле хочу также закончить. И это самое печальное. Я смотрю на эту книгу, и я в восторге от того, что меня в ней напечатали. Это как конец «Сияния», когда камера крупным планом показывает групповое фото, на котором запечатлен Джек Торренс на официальном приеме в 1920-е годы.
Есть что-то прекрасное в том, чтобы стать этим парнем.
Дэниел Хэндлер, также известный как Лемони Сникет. Ультраспецифичные комедийные знания
Прежде чем стать автором бестселлера, детской книги «33 несчастья», которую вы опубликовали под псевдонимом Лемони Сникет, вы писали книги для взрослых. Почему вы переключились на детей?
Мой редактор прочитала «Основную восьмерку» (The Basic Eight, роман для взрослых 1998 года, изданный St. Martin’s Press. – Прим. авт.). Повествование в книге ведется от лица девочки-подростка. Мой редактор подумала, что не сможет издать такую книгу для молодых людей, но ей показалось, что я смогу написать что-нибудь, что она сможет издать для детей. Я был уверен, что она не права.
Как вы думаете, изменились ли книги для детей с тех пор, как «33 несчастья»были опубликованы в 1999-м? Приняли ли издатели тот факт, что детская книга может быть смешной, но при этом не быть нравоучительной?
В процентном соотношении не уверен, что что-то изменилось. На рынке столько же слащавых книжек для детей, как и всегда. Но все же думаю, что хорошие книги не остаются незамеченными, как это было в прошлом. Сейчас детской литературе оказывают больше внимания.
Вы были поклонником Роальда Даля? Мне всегда казалось, что его работы как для взрослых, так и для детей были не менее мрачными, чем у любого автора ужасов, и при этом невероятно смешными.
Был. Даже менее популярные его работы для детей таили в себе некое чудо. Я очень любил книгу «Волшебный палец» (1966, издательство Harper & Row. – Прим. авт.) о девочке с магическими способностями.
Все истории Даля содержат в себе хаос и чувство угрозы, побуждающие читателя облизываться в предвкушении поражения отвратительных людей. Для меня в этом есть нечто вкусное и все же противное.
В историях Даля, казалось, никогда не было четкой арки персонажа, что я всегда ценил. В «Джеймсе и гигантском персике» (1961, издательство Knopf. – Прим. авт.) во дворе Джеймса вырастает огромный персик. Внутри персика Джеймс находит гигантских насекомых. Его родители умерли, и он отправляется в приключение с этими жуками. Но никогда не складывается ощущение, что Джеймс что-то узнает о себе. Это сумасшедшее приключение в чистом виде.
Чем старше я становился и чем меньше я сталкивался с арками, в которых я узнавал что-то о своей жизни, что позволяло мне развиваться, тем больше я ценил такие книги.
Многих читателей, которые в другой ситуации полюбили бы Даля, отпугивает его антисемитизм и то, что он, судя по отзывам, был довольно мерзким человеком. Должны ли такие вещи влиять на решение родителей, позволять детям читать его истории или нет?
Я думаю, это должно влиять на ваше решение пригласить его в гости или нет, а не на отношение к его работе. Если начать отказываться читать работы авторов, которые не были приятными людьми, ваши книжные полки начнут страдать от недоедания. В любом случае, антисемитизм Даля преувеличивался, хотя то, насколько он был мерзким, преуменьшалось, так что баланс соблюден.
Моей любимой книгой в детстве была «Чарли и шоколадная фабрика»(1964, издательство Knopf. – Прим. авт.). Я недавно ее перечитывал и понял, что забыл, что умпа-лумпы были пигмеями из «самой глубокой и темной части африканских джунглей». Это сильно отличается от беззаботных оранжевых очаровашек, которые появляются в киноверсии 1971 года «Вилли Вонка и шоколадная фабрика».
Я помню это, да. Это смущало меня даже в детстве. В работах Даля проскальзывала некоторая угроза. Помимо пигмеев в оригинальной книге были эти странные конфеты, которые делали всякие странные вещи. Они вырезали это из фильма, но в книге есть расширенная шутка о квадратных конфетах, которые выглядят круглыми. Дети заглядывают через окно в лабораторию, и они говорят, что конфеты квадратные. Вонка затем открывает дверь, и квадратные конфеты поворачиваются «вокруг» себя, чтобы посмотреть на них.
Вонка говорит: «Здесь не поспоришь. Это квадратные конфеты, которые смотрят “вокруг”, они круг».
В книгах Даля есть что-то, заключающее в себе страх, и грусть, и хаос, которые существуют в нашей жизни, и в то же время они остаются смешными. Они не превращают мир в смешное место, где случаются только смешные вещи. Его трагедия честна, и часто в ней нет лучика света.
Вам не кажется, что дети слишком малы, чтобы узнавать правду о жизни?
Они уже все знают. Даже если у вас очень счастливый ребенок, он узнает о хаосе, и несчастье, и всем остальном на игровой площадке.
Манола Даргис, кинокритикThe New York Times, называла сокрытие правды о мире в детской литературе «тиранией милого» (tyranny of nice).
Думаю, это хорошее определение. Такое происходит, когда автор, используя свою позицию силы, пытается насильно скормить нереалистичную версию мира тем, кто, скорее всего, уже знает, что он не существует. Я всегда старался этого избегать, особенно когда речь идет о юморе.
В начале «33 несчастий»вы очень ясно дали понять, что для персонажей все не закончится счастливо. Вы написали: «Если вас интересуют истории со счастливым концом, вам лучше почитать какую-то другую книгу. В этой книге не только нет счастливого конца, но нет и счастливого начала и очень мало счастливых вещей в середине».
Книги для детей, прошедшие тест времени, такие как «Сказки» братьев Гримм или «Алиса в стране чудес», были странными, полными хаоса и несуразицы. Вся приторная хрень исчезает. То есть, конечно, все еще можно найти книги про близнецов Боббси, но, судя по всему, они предназначались для коллекционеров и прочих фетишистов. Ни один нормальный ребенок такое читать не будет.
Был ли ваш издатель обеспокоен тем, что некоторые сцены в «33 несчастьях»были слишком шокирующими для детей? В первом томе, «Скверное начало», четырнадцатилетнюю Вайолет чуть не отдают замуж против ее воли. В «Гадком городишке»Жака убивают, прежде чем сжечь на костре. И в «Предпоследней передряге», предпоследней книге серии, вышедшей в 2005-м, сгорает огромное здание (в данном случае отель), что очень напоминает события 11 сентября, которые произошли за четыре года до выхода книги.
Прежде чем я написал «33 несчастья», я думал, что эти книги будут читать только дети со счастливым детством. Мне казалось, что это станет для них безопасным способом изучить другой, не такой дружелюбный мир. Но в реальности все оказалось наоборот. Это удивило меня, особенно учитывая, насколько трагичными были некоторые части этих книг.
Волновался не столько издатель, сколько мой агент. Она была уверена, что ни один издатель ни за что не захочет покупать такие книги, в то время как я не видел ничего нового в том, о чем они рассказывали.
А что вы в них видели?
Я считал их частью традиции, согласно которой сироты попадают в ужасные передряги. Я считал, что они рисуют картину мира, в котором в равной мере присутствуют веселье и горе. Смешное и ужасное одновременно. Трагедия становится преувеличенной, и затем это преувеличение становится смешным. Эмоции движутся по кругу. Читатель чувствует себя ужасно, ужасно, ужасно, а затем вдруг становится очень смешно. Такова реальность.
Вам нравятся дети? Создается впечатление, что многие детские авторы, включая Роальда Даля, были не слишком в восторге от их собственной аудитории.
По правде говоря, меня всегда крайне смущает, когда кто-то говорит, что он любит или не любит детей. Для меня это как говорить, что ты любишь или не любишь взрослых. Есть столько разных видов.
Это так, но некоторые взрослые считают, чтовседети совершенно одинаковые.
Тоже верно. Похоже, что дети – это одно из последних меньшинств, о которых мы можем делать ужасно широкие обобщения, и никому нет до этого дела.