Дэн Гутерман
Дэн Гутерман, возможно, самый смешной писатель, о котором вы не слышали.
В последние 20 лет он писал для некоторых самых уважаемых источников комедии как в печати, так и на телевидении, включая: The Onion, «Отчет Кольбера», «Сообщество» и «Рика и Морти». Также Гутерман писал для Нью-Йоркера и стал соавтором двух бестселлеров: «Наш тупой мир: атлас планеты Земля по версии The Onion, 73-е издание» (Our Dumb World: The Onion’s Atlas of the Planet Earth, 73rd Edition) и «Америка снова: возврат к величию, которое мы никогда не теряли» (America Again: Re-Becoming the Greatness We Never Weren’t).
Совершенно очевидно, что Гутерман очень трепетно относится к своему делу: «Дэн – один из самых серьезных смешных людей, которых я знаю, – говорит Питер Гвинн, сценарист на “Отчете Кольбера”. – Я раньше смеялся над сценой в пилоте “Студии 60 на Сансет Стрип”, когда кто-то протягивает Мэтью Перри сценарий. Он читает его и затем с мертвыми глазами и без тени улыбки говорит: “Это смешно”. Потому что никто так себя не ведет, неважно, каким искушенным комиком ты бы ни был, когда ты читаешь что-то смешное, ты хотя бы улыбаешься. Но Дэн практически именно так себя и ведет. Он постоянно размышляет над тем, смешно что-то или нет, и для него это слишком важное дело, чтобы расходовать энергию на смех».
Кэрол Колб, бывший главный редактор The Onion и человек, взявший Гутермана на работу в издание, говорит: «Когда Дэн начинал работать на The Onion, ему было 17 лет – совсем малыш! Он был просто странноватым пареньком из Канады, который вроде как особенно не выходил из дома, но его идеи были просто отличными и очень смешными. Его совсем не надо было учить, он стал одним из наших лучших писателей с самого начала».
Со временем Гутерман стал ведущим писателем сатирического издания, он ответственен за некоторые из самых запоминающихся заголовков и статей The Onion, среди которых: «Черный мужчина получает худшую работу в стране», опубликованная после победы Барака Обамы на выборах в 2008 году. С 2004-го по 2009-й Гутерман также вел еженедельную колонку гороскопов The Onion. По его словам, «они были идеальным проводником для короткой формы черного юмора». Один день в неделю Гутерман посвящал созданию этих идеально ограненных бриллиантов, вершины уточненной комедийной мысли, сконцентрированной в минимальном количестве слов. Вот некоторые из божественных прорицаний Гутермана:
Овны, вы проведете остаток своих дней, прикованные к аппарату, это грустно, но речь о том аппарате, который проверяет почту и отправляет эсэмэски.
Раки, все пойдет по плану, не считая раненых заложников, небольшой перестрелки с полицией и того факта, что вы просто пытались приготовить тост.
Близнецы, вашим приватным встречам с замужней женщиной будет положен конец на этой неделе, когда она наконец попросит у вас развод.
Козероги, звезды наконец сдаются, на хер это дерьмо: если хотите еще кусок пирога, просто идите и съешьте кусок пирога.
За пять лет работы над гороскопами в The Onion Гутерман написал более 3000 предсказаний.
Когда вы впервые заинтересовались комедией?
В детстве мне нравилось смешить людей, но то, что комедия – это род деятельности, я узнал, когда стал гораздо старше. Мне никогда не приходило в голову, что это может стать моей профессией.
Я родился в Бразилии, и мой папа перевез семью в Монреаль, когда мне было семь. В Бразилии я видел только физическую комедию: огромные мужики в памперсах гремят кастрюлями, а вокруг в полном исступлении носятся мартышки в костюмах. Это все, что я тогда знал.
Бразильская комедия шутлива и беззаботна, в ней нет сарказма и бунта. Поэтому, когда я впервые увидел SNL и «Таблетку радости», они меня напугали. Они были такими громкими и агрессивными. И исполнение было таким серьезным, драматическим. Мне на самом деле становилось страшно.
Можете привести конкретный пример?
Помню, меня выбивала из равновесия работа Джека Хэнди. Помню, было одно «неясное воспоминание»[97] о группе подростков, которые притворялись, что «играют в пиратов», и это значило, что они грабят невинных прохожих, угрожая им огромными мачете[98]. И это охренеть как меня напугало. Я не интерпретировал это как шутку. Мне было 10, и я был в полном ужасе.
Скетчи про девушку-курицу (в исполнении Марка Маккини) в «Таблетке радости» тоже были пугающими. МакКини играл наполовину-женщину, наполовину-курицу. Это был странный образ, вызывающий чувство тревоги, и он оставил глубокий отпечаток у меня в душе. Понятно, почему в итоге я стал писать комедию, которая избегает мрачных тем. Это сильно на меня повлияло в детстве.
Вы были поклонником Стива Мартина?
Я не знал, кто такой Стив Мартин, лет до 20. (Смеется.) Я был совершенно не в теме.
Вы смотрели фильм «Охотники за привидениями»? «Зверинец»? Любые другие комедии?
Нет. У моих родителей ничего такого не было дома. Ни пластинок, ни фильмов, ни юмористических книг. Все это я открыл для себя самостоятельно гораздо позднее. У обоих моих родителей не самое лучшее чувство юмора. Помню, когда я был подростком, отец рассказал грязную шутку (такие школьники друг другу рассказывают), и я помню, как он умирал со смеху. Я был поражен тому, как этот пятидесятилетний мужчина валяется на земле, сложившись пополам от смеха. Конечно, не хочу сказать, что это была их вина. Это просто культурные отличия.
Когда вы наконец открыли для себя комедию, что стало вашей первой любовью?
Мне было 16, когда я узнал про National Lampoon. Я впервые открыл для себя «сатиру». И я был в полном восторге.
Я понятие не имел, что комедия – это больше, чем просто шутки. Что она может быть способом обнажить правду. Нет ничего плохого в том, чтобы просто писать шутки. Отличная шутка никогда не утратит ценности. Но когда я осознал, что через комедию я могу сказать что-то, во что я верю, или поделиться своими взглядами на мир, или критиковать чье-то бесчестное поведение, которое не давало мне покоя, это все изменило. Я помешался на сатире. Я ходил от одного букинста к другому в поисках старых выпусков National Lampoon. В этих магазинах я перерывал коробку за коробкой ужасающей второсортной порнографии, чтобы их отыскать.
Статьи National Lampoon вроде «Вьетнамского детского альбома» (The Vietnamese Baby Book, январь 1972-го) Майкла О’Донохью были потрясающими. Такие дерзкие и самоуверенные, и в то же время продуманные до мелочей. Они называли свою цель, а затем уничтожали ее всего несколькими предложениями. Во «Вьетнамском детском альбоме» были шутки вроде «Первый отпечаток ручки малыша» – изображение детской ручки, на которой не хватало трех пальцев из-за агента «оранж»[99]; или «Первое слово малыша – “медик”». Это были не просто шутки, а мощные антивоенные заявления, которые подавались в форме шуток. Чтение чего-то подобного (что-то такое неожиданное и мощное) дарило невероятно острые ощущения. О’Донохью использовал ритм и механику комедии, чтобы передать отчаяние. Это было восхитительно.
Пародия National Lampoon на выпускной альбом класса 1964 года (изданный в качестве отдельной книги в 1973-м), одним из авторов которой был Дуг Кенни, тоже была невероятной. Подростковый идеализм, раздавленный постепенным осознанием ограниченности собственных возможностей. Мечты, врезающиеся головой в стену. Это все очень мучительно и восхитительно смешно.
«Пародия на выпускной альбом класса 1964 года» показала, что можно создать при помощи замысловатой, обширной пародийной работы. Это была не просто короткая журнальная заметка, оформленная в стиле того, что пародировалось. Это был настоящий выпускной альбом на 175 страниц, полный и настоящий, с неловкими фото, бессмысленными цитатами и отчаянными попытками привлечь к себе внимание. Кенни создал целый мир с огромным количеством персонажей, и у каждого была крайне заурядная жизнь.
Мне кажется, это был первый раз, когда я осознал, какие результаты может приносить терпение. Вместо того чтобы выложить все сразу, Кенни постепенно добавлял детали, пока они не сложились в портрет ускользающей юности.
Некоторый материал National Lampoon устарел. Многие материалы шокируют с единственной целью – шокировать. Но их лучшие материалы до сих пор так же сильно впечатляют, как и раньше.
А как насчет современных изданий и работ, которые на вас повлияли?
Примерно через год после того, как я открыл для себя Lampoon, я наткнулся на The Onion. Я тогда только прошел через сильную депрессию и чтение The Onion помогало мне почувствовать себя лучше. Это было невероятно. Он был похож на Lampoon, но, знаете, он был более последователен. Если Вы хотите прочитать самую острую сатиру, которую когда-либо писали, отыщите каждый номер The Onion, опубликованный между 1999-м и 2002-м. То, что мне посчастливилось писать для них, когда мне было 17, просто нелепо. Какое право у меня было сидеть рядом с гениями, которые это создали.
Я помню, как меня попросили забрать колонку гороскопов. В то время гороскопы писал Джон Крюсон, который, по сути, разработал для них сам шаблон. И он, возможно, самый талантливый писатель, с которым я когда-либо работал. Я так восхищался колонкой с гороскопами. Для меня они были олицетворением вершины комедийного письма. Так что когда Крюсон, сказал, что считает, что я смогу с этим справиться, меня переполнили чувства. Я просто закрылся в своем кабинете и заплакал. В хорошем смысле.
А что насчет телевизионной комедии? Вы чем-то восхищались?