– Чегой-то?! – опешила Рая, и подбородок у нее мелко затрясся. – Никого я не покрываю! И не знаю никаких преступников. А про Римку, так там и говорить нечего… Ее, может, в психушку посадили, откуда я знаю.
– Час от часу не легче! – выдохнула Василиса. – Значит, вашего муженька, который по телефону блеет, не посадили, а нормальную девчонку упрятали, так, что ли?
– А кто вам сказал, что она нормальная? Сами говорили, что не видели ее ни разу! А я вот видела! В последний-то раз она вообще… сильно плохая была…
Рая с грохотом водрузила чайник на плиту, немного остыла и продолжала:
– Когда Юлю нашли… Юля – это предыдущая Коза, тоже с ней что-то стряслось, никто не знает что, но девушка погибла. Так вот, наши театральные дамы – Вероника, Ира Горбатова, Лена, – в общем, решили своим коллективом помянуть, отдельно. Как-никак девчонка столько здесь Козой проскакала… Деньги собрали, оповестили всех, народу было… Туча! Как и полагается, напились. Я тоже была, пришла за Кирюшей присмотреть, он натура ранимая, нежная, как бы кто словом не обидел… Короче, пришла я, сижу, выпиваю за помин души невинной, а Ирка Горбатова меня в бок ложкой тыкает, иди, мол, глянь, чего-то Римка к твоему Кирюше липнет. Пригляделась я, точно, липнет. Ну чистый пластырь! Хотела потихоньку подкрасться, чтобы непутевую девку с поличным взять. Подкрадываюсь, слышу, она его уже между труб зажала и горячо так шепчет: «А я вам говорю, Юле последнее время Кристина звонила! Очень Юлька мучилась из-за этого!» А мой-то, кобеляра, глазки понимающие состроил, кивает, соглашается, а сам уже под кофточку к Римке-то! Ну я их обоих ведром и приголубила, там ведро для спецэффектов находилось. Мой в крик, за голову схватился, а Римка на меня так посмотрела и говорит: «Вы что – больная? Мне же больно!» И ушла. Вот и думай после этого, кто из нас больной. Нешто могла Кристина Юльке надоедать, когда та Кристина уже давным-давно утонула? Так что вы не здесь, вы Римму-то в психушке поищите, она ежли кому еще сказала такое-то, ее непременно туда определили. Ой! А вот и Кирюша!
В замке и правда послышался скрежет ключа, и появился грязный, недовольный Кирилл Назарович. Окинув гостей беглым взглядом, он удалился в ванную мыть руки. Рая ходила за ним по пятам и не переставая щебетала:
– Это к тебе, Кирюша, женщины пришли. Про Римму интересуются…
– Про Римму! А про Льва Толстого они не интересуются? Нет чтобы роли учить! Вот вы, Василиса, – уселся он за стол и взялся за ложку. – Вот вы – главная героиня. А огня у вас нет! Вот я на вас гляжу, и мне не хочется плакать, нет! А мы ведь драму ставим! Вот как вы поете? Спойте!
Василиса зарделась. Ее давно никто не просил петь, поэтому ломаться она не стала, откашлялась и завела свою любимую:
– «Зачем вы, де-е-еевушки…»
– Стоп!! Какие, к черту, девушки! У вас другая песня: «Козлятушки, ребятушки…» Пойте!
Василиса послушно закатила глаза к потолку и тоненько завыла:
– «Козля-я-аатушки, ребя-я-аатушки, ваша ма-а-аать пришла…»
– Ну как попадья, честное слово, – расстроился Кирюша так, что отодвинул тарелку. – Вы так должны петь… Да и слово «мать» надо заменить. Будете петь «мама», так трогательнее получится. И потом, вам непременно надо выучить слова всех остальных героев!
– Да я и так знаю, чего там учить? – обиделась Василиса, но Кирилл Назарович заглушил ее своим рыком:
– Что значит «и так»?! Я сказал, выучить дословно! Я не потерплю отсебятины!
Он вскочил, унесся куда-то в комнату и через секунду тряс перед носом Василисы помятыми листами.
– Вот! Здесь сценарий! Идите и учите сейчас же! А потом не забудьте принести на репетицию! И ступайте! У нас скоро спектакль, а вещь еще сырая! Неотработанная! А времени уже нет!
Василиса от такого напора просто онемела. Она вылетела в прихожую, быстро кивнула и, бережно прижимая к груди листы, тыкалась ногами в обувь. Люся тоже стремительно оделась. Так и не попрощавшись, подруги вылетели вон.
– Идиот какой-то, – ворчала Люся уже на остановке.
Настроение было паршивое. Еще и автобус все не подходил. Василиса уныло уткнулась носом в газетный киоск, который был расположен здесь же.
– Девушка, дайте мне, пожалуйста, тетрадочку и ручку… да-да, вон ту, рублевую, – попросила она у продавщицы.
– Зачем тебе тетрадочка? Решила умные мысли режиссера записывать? – спросила Люся.
– Понимаешь, я ведь в самом деле могу забыть про этот чертов сценарий, поэтому сядем сейчас вон там… Видишь? Быстренько перепишем да обратно отдадим. Люся, я как только представлю, что он на меня так при всех кричать станет, мне просто не по себе делается…
Подруги направились туда, куда показывала Василиса. Это была симпатичная беседка, полускрытая кустами. Однако, как выяснилось, беседка симпатичной была только издали – кто-то устроил из укромного местечка туалет.
– Просто вопиющее безобразие! – возмущалась Василиса. – Творческому человеку и присесть некуда!!
– Чего кричать-то, пойдем в театр, может, сейчас в подвале кто-нибудь есть, пустят.
Дамы потрусили в знакомый подвал. Там и в самом деле кто-то находился – дверь была приоткрыта, но едва подруги переступили порог, как забыли про все сценарии: спиной к ним стоял Кирилл Назарович и с кем-то ожесточенно спорил по маленькому мобильному телефончику.
– А я говорю – знают! Не просто так они заявлялись! И про Юльку знают! И про Римму!! Не знаю, ты у нас голова, вот и думай!! Ну ты же неглупый мужик, понимаешь, что дальше нельзя!!
Подруги на цыпочках прокрались к груде костюмов и притаились. Кирюша так волновался, что ничего не замечал, а дамы даже дышать перестали.
– …Нет, я, конечно, запудрил им мозги, но дальше косить под дурака… Почему «косить»? Ах, это ты так шутишь! Нашел время для шуток, идиот!.. Да что я могу сказать-то?!! Я и сам толком… Думай давай!!
Кирилл Назарович со злостью выключил телефон и нервно выскочил из подвала, не забыв несколько раз повернуть ключ в скважине.
– Ф-фу! – выдохнула Василиса, вылезая из-под тряпья. – Ну ты посмотри какой мерзавец! Что-то знает, а прикидывается каким-то режиссером!
– Еще и телефончик сотовый купил… Сантехник… Ой, Вася, чует мое сердце – это он всех девчонок сам и того… укокошил… – тихонько пролепетала Люся.
– Теперь он догадался, что мы что-то вынюхиваем, может запросто и нас на тот свет… – судорожно вздохнула Василиса.
– Ну уж… Так и запросто! Жена ему небось сказала, что сын твой милиционер, побоится. Интересно, а что это Рая про Юлю говорила? Как это Кристина могла Юле звонить? Кристина же утонула!
– И откуда Римма это знала?
– Вот тебе и отгадка: Римма что-то узнала про смерть Юли, поэтому и сама погибла. Скорее всего ее разговор с Кирюшей не только его жена слышала, мог слышать и убийца, вот и убрал свидетеля, – размышляла Люся.
– Верно, сам Кирилл тоже мог. Он же по телефону говорил явно с сообщником.
– Не думаю. Если Кирилл убил, зачем ему сообщники? Ты же слышала, он говорил, что сказать ничего не может, потому что и сам ничего не знает.
– С кем же он по телефону общался? – протянула Василиса. – И почему все так запутано? Погибла Римма Рудина, оказывается, что до нее пропали еще две девушки, прямо бермудский треугольник какой-то! Люся, нам надо как-то выбираться из этого дерьма. И чем скорее, тем лучше.
– Ты подвал имеешь в виду? – оглядела Людмила Ефимовна комнату. – А никак не выберемся. Окошко вон как высоко, да и маленькое оно, только я пролезу, а дверь заперли.
– Ты, Люсенька, меня не пугай, – заволновалась Василиса. – Что значит, только ты пролезешь? А я что же, до следующей репетиции здесь проживать буду? Давай, Люсенька, ты лезь, я тебя подсажу, а потом ты меня с той стороны откроешь.
– Чем? У меня ключа что с той, что с этой стороны как не было, так и нет. Давай лучше по старинке – плечиком подналяжем.
Подружки подналегли плечиками. Дверь даже не дрогнула. Подруги поднажали еще раз, с тем же результатом. Потом и вовсе их упражнения приняли хаотичный, нервный характер: Люся воробьем напрыгивала на упрямую дверь с коротким взвизгиванием, Василиса же долго, добротно разминалась, затем с нарастающим рыком «Ы-ы-хрясь!!!» слоном кидалась на дверь и уже с чувством исполненного долга уныло сползала вниз. Потом все начиналось сначала. Неизвестно, сколько бы барышни так боролись с дверью, но тут Василиса поднатужилась, как настоящий тяжеловес, и с трубным криком налетела на Люсю, скачущую возле порога. Люсеньку чуть не размазало по двери. Однако она держалась настоящей героиней – только слабо охнула и тихонько отползла в сторону.
– Люсенька! Ты как?
– Не дождешься… – еле пробормотала та. – Я вот думаю: а что, если попробовать дверь ломиком поддеть? Вон видишь валяется?
С ломиком дело пошло быстрее – уже через десять минут подруги были на свободе.
– Люся, может, мы еще к артистам сбегаем? У нас по списку… кто там у нас по списку? – стала вспоминать Василиса, но Люся ее прервала.
– Ты мне всю грудную клетку раздавила, я теперь не могу с такой расплющенной грудью показаться приличным людям. Мне отдых нужен!
Василиса придирчиво оглядела подругу и только проворчала:
– Можно подумать, у тебя когда-то грудь была…
Однако тащиться к артистам уже не было сил, и вымотанные сыщицы поплелись на остановку.
Следующее утро началось со звонка в дверь. Василиса привычным жестом натянула на голову одеяло и на всякий случай стала храпеть с утроенной силой – вдруг Люсенька не услышит звонка, тогда ее точно разбудит храп. Люся же со своим музыкальным слухом и в самом деле не могла долго терпеть такой экзекуции, поднялась и, ругая на чем свет стоит толстокожую, глухую подругу, поплелась открывать. В комнату впорхнула ароматная, свежая Ольга; раскидав длинные полы стильного плаща, плюхнулась в кресло и, улыбаясь, уставилась на мать. Люся стояла перед ней невыспавшаяся, хмурая, в ночной рубашке, с помятым после сна лицом и улыбаться не торопилась.