От нехристя шел запах, сравнимый с запахом лесной падали, когда ту брезговали жрать даже вечно голодные вепри. Вятка концом ножа поддел отвороты и увидел на шее золотую цепь с православным крестом, украшенным драгоценными каменьями и покрытым цветной эмалью. На ней болтались еще несколько золотых колец с перстеньками и женские сережки с алмазами и жемчугом, а так-же другие украшения из серебра. Скорее всего, поганый носил добычу на себе, не сваливая, как товарищи, в баксоны-кожаные переметные сумки. Вятка хотел было продолжить путь, когда вдруг почувствовал, что к нему кто-то приближается, медленно и осторожно. Он перехватил нож за лезвие и приготовил его для броска, но сразу понял, что волнения напрасны. Из тумана показалась лохматая голова Званка, покрытая треухом, за ней шерстяной платок Улябихи, подвязанный под горло, супружники словно ведали, где искать десятского. Тот молча указал им на добычу тугарина, как бы спрашивая, что с нею делать, и пока семеюшка пожимал плечами, его супружница опустилась на корточки и ловко сняла с шеи поганого цепочку со всеми побрякушками. Затем обшарила его сумку и переложила найденное в кожаную торбу у себя на боку, которая оказалась забитой украшениями почти доверху. Вятка собрался было продолжить начатое дело, когда из молока тумана вышел сбег Якуна. Десятский пощипал подбородок, затем подался к нему и негромко сказал:
— Сбирай мунгальских коней и выводи их за повода из низины наверх, откуда мы пришли. Ежели что не так, мы подадим тебе сигнал тявканьем лисицы, а ты ответишь нам волчьим воем. Кого встретишь — предупреди тоже. На волчий вой мы и сбегимся.
Якуна понятливо кивнул, но вместо того, чтобы пропасть в космах седого дыма, приблизил лицо к десятскому:
— Вятка, тут где-то наши посадские, которых поганые взяли в полон.
— А кто скажет, где мунгалы их держат, — нахмурил тот брови. — Нам пора сбираться в обратный путь, пока туман не опал на землю.
— А ров уже забыл? Он до краев полный кровными братьями, ажник под ногами чавкают, — оскалился Якуна. — Наших мужиков с бабами в полоне у поганых еще на такой ров наберется.
— Так оно и есть, — подтвердил Званок, поддержанный молчаливым согласием Улябихи. И предложил. — Мы возьмем тугарина, отрежем ему для острастки язык, чтобы только мычал, и прикажем указать место, где они держат полон.
— А ежели он все равно заблажит? — захрипел Вятка.
— Так рот-от у него будет тряпкой заткнут.
— Тогда он кровушкой захлебнется.
— Сглотнет, не впервой, — Званок скрипнул зубами. — А еще пообещаем сохранить ему жизнь.
Ордынец с нашивкой десятника, с которым поступили так, как предложил Званок, оказался понятливым, он засеменил короткими ногами из низинки наверх, мотая локтями из-за связанных за спиной рук и помогая себе кивками головы. Наверху пласты тумана поредели и охотники почти сразу увидели сбега Курдюма и ратника Звягу с двумя бывшими десятскими, которых Вятка взял под свое начало. Они были в крови, за плечами болтались ордынские луки и переметные сумы с добром нехристей. Вятка знаком указал, чтобы охотники пристроились к отряду и путь был продолжен. Скоро тугарин повернул по луговине в сторону крепости, заставив десятского усомниться в его действиях, он придвинулся к Улябихе, спешащей рядом, и сказал ей на ухо:
— Спроси у поганого, не надумал ли он сам стать ясыром заместо нашего полона, который томится у них?
Баба дернула нехристя за лопоть-одежду и перевела вопрос, но тот активно замотал головой, пытаясь указать плечом вперед. Ратники не стали его снова требушить, все было ясно без слов. Наконец, ордынец убавил шаг и кивнул подбородком в бок, скорее всего, он привел козлян в расположение другой сотни, в которой бывал не раз, иначе бы в таком тумане давно заплутал. Вятка оставил с ним одного из десятских с остальными направился рысьим шагом по указанному пути. Через некоторое время они наткнулись на кипчакские трупы, это сказало о том, что здесь успели побродить другие десятки и что никакого полона тут быть не должно. А если он здесь находился, то козляне освободили соплеменников от пут и указали им дорогу к проездной башне с крепостными воротами.
И вдруг из темноты донесся слабый возглас на русском языке, будто кто-то звал на помощь, сомневаясь, что она придет. Вятка приготовил засапожный нож, Звяга и Курдюм скинули с плеч мунгальские луки и насадили на тетивы бамбуковые стрелы, Званок тихо звякнул ножнами китайского меча, отделанными серебряными пластинами, который он снял с пояса сотника, убитого супружницей. Якуна крутнулся волчком и переглянулся с Вяткой, тот указал кивком головы, чтобы он разведал то место. Сбега не было так долго, что десятский уже принял решение идти вместе с Курдюмом на выручку, когда из дымной пелены показался сначала он, а за ним размытые фигуры каких-то людей в отрепьях. Вятка догадался, что это был полон из посадских жителей, но не ожидал, что их окажется так много. А они шли и шли, окружая охотников молчаливой толпой, окровавленные, едва волочившие ноги, прижимавшие к груди кисти рук, разбитых каблуками мунгальских сапог.
— Посадских держали в овраге за Другуской, они чувствовали, что рядом с ними что-то происходит, но боялись подать голос. Они думали, что это мунгалы и тугары будили кипчаков, понуждая тех идти под стены нашей крепости даже ночью. — объяснял Якуна. — Думали, что ордынцы придут за ними, поэтому задушили охранников и настроились прорываться к нам сами.
Вятка вложил нож в ножны и развернулся к Звяге:
— Веди всех к засаде, там скажешь, чтобы дружинники проводили посадских до воротной башни, а сам бегом обратно, у нас каждый нож на счету.
— И до восхода солнца осталось недолго, — подсказал Якуна.
Из толпы вышли несколько молодых мужиков, глаза у них горели от внутренней ярости:
— Позволь, ратник, остаться с вами, у нас к ордынцам имеется дело, — обратился один из них к Вятке, учуяв в нем главного. — Оружьем мы обзаведемся, вон его сколько на трупах поганых.
— Дозволяю, но только здоровым, раненные и старики с бабами не теряйте ночку даром, — негромко разрешил Вятка. — Но чтобы слушаться приказов беспрекословно, и не шуметь, иначе все тут поляжем.
— Вота, оно так и есть, — выдвинулся вперед один из полонян. — Ты нам дай, ратник, двух дружинников, мы хотим растребушить стенобитную машину.
— Так мунгалы их еще не подтаскивали, — опешил Вятка. — Где вы ее заметили?
— А вота, с энтой стороны, надысь как раз и приволокли, — махнул шуйцей посадский. — Она на столбах, а столбы на колесах, посередке висит на цепях таранное бревно с железной оковкой на конце.
К первому мужику подмялся еще один вызволенный из плена, в рваной поддевке, с дерюгами на босу ногу, за ним подтянулись человек пять других:
— Ежели машину притрусить паклей, али тряпками, а потом прижечь от факела, она враз оденется пламенем, — уверенно сказал один из них. — У нее там, где трется, смазано жиром.
— Так и есть, — подтвердил сосед. — Ордынцы топили его из тех ясыров, кто по дороге издох, или кого убили сами. Растелешивали и бросали в громадный котел.
— Сбирайтесь, — коротко бросил Вятка, понимая, что стенобитная машина главнее всех мунгал, которых они успели отправить на тот свет. Если она разобьет ворота на проездной башне, то крепостью может завладеть тумен ордынцев во главе с темником. Когда набралось человек пятнадцать, Вятка продолжил голосом, не терпящим возражений. — С вами пойдет Курдюм, он приучен к ратному делу и знает наши сигналы. Но машину запаливать вы погодите до тех пор, пока мы не отхлынем назад.
— Вота как! — опешил было первый полонянин.
— Нам сполох ни к чему, пока не доведем до конца охоту, — ровным говорком пояснил Вятка. Он посмотрел на Курдюма. — Как подам сигнал лисой, так палите таран, а пока снимайте охрану вкруг него. Он же без присмотра не брошен.
— А ни то, за ним пригляд особый, — согласился недавний ясыр.
Посадские во главе с Курдюмом исчезли в тумане, остальной полон разделился на две части, малая отошла к охотникам и сразу принялась обшаривать убитых кипчаков в поисках ножей и сабель с луками и стрелами, большая потянулась за Звягой, уводившем ее к засаде. Вятка разбил новых охотников на десятки, выделил из них разведчиков и махнул рукой вглубь равнины, не забыв, как в первый раз, назначить коновода, собиравшего ордынских лошадей. И все опять погрузилось в странную сонную тишину, нарушаемую громкими стонами с храпом или воем настоящих волков с тявканьем лисиц, сбегавшихся на свежую кровь.
Охотники продолжили углубляться в расположение ордынского войска, оставляя после себя равнину, уложенную трупами нехристей. Они успели пройти несколько стойбищ с юртами сотников в центре, удалившись от рва на несколько сотен сажен, а азарт в сердцах не ослабевал, заставляя вновь и вновь взмахивать ножами, всаживая острия в спины, в горла и в груди врага, потерявшего чутье от одержанных побед над русичами. Но скоро адское напраяжение начало давать о себе знать, то один, то другой охотник попадал ножом в кость или доспех, заставляя врага вскрикнуть или вскочить на ноги, пока второй удар не ставил окончательную точку. Ночь тоже была не бесконечной, туман начал редеть, сквозь него можно было рассмотреть силуэт ратника, бредущего параллельно или впереди, и даже поймать последний взгляд тугарина, умирающего на конце широкого лезвия. Вятка почувствовал кожей обозначившийся конец охоты, он вытер клинок о полы тулупа жертвы и осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Еще ничего не было видно но верхние слои тумана начали светлеть, поднимавшийся ветерок стал рассеивать его как пух с тополей, образуя отдельные кучи.
Вятка отошел назад саженей на тридцать и сложил перед губами ладони ушкуем, несколько десятских в разных концах равнины откликнулись отрывистым лисьим тявканьем, от рва донесся волчий голодный вой. Это сбег Якуна давал знать, что лошадей собрал и что ждет на них всадников. Так-же отозвался Курдюм, его ответ означал, что посадские расправились с охраной стенобитной машины, ждут указания на поджог. Скоро подали сигнал и от заставы перед рвом, оповещая воеводу маленькой дружины, что с ними все пока в порядке. Из дымных лохмотьев начали выныривать охотники и примкнувшие полоняне, у которых глаза не потухали от ярости, распиравшей изнутри, видно ордынцы оставили в душах глубокий след по себе. Мужики были при мунгальских луках и другом оружии, на плечах висели еще кожаные баксоны с добром нехристей. Когда собрались все, кто был посвящен в затею, Вятка разделил их на три отряда и заставил снять с плеч луки, потом выставил один отряд лицом вглубь равнины, а два других развернул на обе стороны спиной друг к другу. Получился как бы Тэ образный боярский посох, ощетинившийся оружием.