А когда понял, что вражеские лучники недоступны, они скорее всего успели раствориться в лесной глуши, а болото поглотило не один десяток верных кешиктенов, вздел клинок и обрушил его на плечи подвернувшемуся под руку кипчакского сотника, оказавшегося каким-то чудом внутри кольца, образованного телохранителями. Наверное, он еще до нападения урусутов прибыл от своего темника с обычным донесением, а после не успел выскользнуть обратно. Вид крови, брызнувшей из рассеченной шеи, усладил ярость саин-хана заставив дорубить несчастного, а когда он свалился на землю, отрубить ему голову. Только после этого джихангир с храпом всосал в себя клубок тягучей слюны, повел белками вокруг, стремясь осознать действительность и вернуть на место зрачки, закатившиеся под лоб. Переступив через труп, он швырнул саблю в ножны и расставив ноги выбросил вверх правую ладонь, по рядам воинов покатился подхваченный эхом громкий возглас:
— Байза!.. Байза!!!
Круговорот сипаев оборвался как по мановению волшебной палочки, начав обратное движение. Субудай-багатур встряхнулся в седле, поправив шапку дождался, когда саин-хану подведут нового жеребца, а воины займут место в строю по три в ряд, затем завернул морду саврасой кобылы и закачался на ее спине, укрытой войлочным потником, по дороге, ведущей к крепости урусутов, ставшей для него кюрюльтю. Желанной. На лице, изборожденном морщинами со шрамами, не дрогнул ни один мускул, лишь глаз сверлил воздух перед собой так, что лошадь не переставала прядать ушами. Но эта реакция животного была привычной, как привычными стали вопли сипаев за спиной, затягиваемых трясиной в глубины, чудом не познанные им самим, как громкие восхваления Тенгрэ избежавших ее объятий.
Смешанный лес закончился так же внезапно, как вырос стеной перед войском в начале похода, он не имел подлеска с молодыми деревьями и густым кустарником, естественными в других краях, а начинался и кончался будто обрубленный со всех сторон. Перед взором джихангира, выехавшего на вершину высокого и пологого холма, предстали останки неприступной крепости со стенами из дубов в три обхвата, все-таки проломленными стенобитными машинами во многих местах, с главными воротами, измочаленными железными наконечниками таранов. С башнями и небольшими надстройками между ними, почерневшими от дыма и огня. Вся крепость размещалась на утесе почти треугольной формы с отвесными обрывами коричневато-желтого цвета из-за глиняных пластов, выпирающих наружу, с небольшими островками зеленой травы по их поверхности.
Улицы ее с пепелищами по бокам от былых строений были пустынны, по ним не ходили не только люди и скот, не пробегали даже собаки. Лишь каменные церкви с колокольнями над куполами выделялись золотистыми пятнами на общем черном фоне, да громоздился ближе к главным воротам наполовину кирпичный детинец с красной черепичной крышей и широким двором перед ним. Население городка было на стенах, ощетинившихся самострелами и дымившихся новыми очагами пламени. Внизу шумели водами две быстрые реки, впадавшие сначала одна в другую и потом вместе в широкую и полноводную, катившую волны вдоль противоположной стороны утеса. Дальше расстилалась узкая равнина, сдавленная по бокам лесными массивами и усеченная ими же почти у горизонта, она представляла из себя уртон с временными юртами, тоже пустой к этому моменту. Воины Гуюк-хана ползли на стены крепости по веревкам, ядовитыми извивавшимися змеями, они стремились всеми средствами закрепиться на ее вершине, ведь им был обещан целый город с урусутскими женщинами, множеством молодых и крепких хашаров и несметными сокровищами горожан.
Но все попытки пропитанных алчностью полузверей, не имевших за спиной ничего кроме степных и пустынных просторов, оставленных несколько месяцев назад ради большой наживы, не достигали цели, орды их продолжали падать под основание стен теми же змеями только с отсеченными уже головами. Внизу горбились холмы из них, ощетинившиеся бесполезным оружием вперемежку с застывшими под разными углами конечностями. Не добились ощутимого успеха и стенобитные машины, обгоревшие остовы некоторых высились по берегам рек, хотя большинство накрепко присосалось к стенам с воротами, продолжая медленно но верно их разрушать. По плоскому лицу саин-хана пробежала легкая тень от улыбки, вызванной мыслью о том, что главную работу Гуюк-хан все же успел сделать, оставалось заарканить городок со всеми его защитниками продуманным маневром туменов Кадана и Бури и затянуть последний узел на его глотке, чтобы ни один урусутский город, как ни один урусут, не смог потом гордиться тем, что сумел противостоять Золотой орде, успевшей подмять под себя половину подлунного мира.
Сзади послышалось хриплое дыхание с перестуком копыт, словно старый человек ехал не на лошади, а торопился следом за ней, но джихангир не поспешил обернуться, убежденный в присутствии рядом своего учителя. Он был не в силах справиться с довольством, отражавшемся на лице, а это могло быть истолковано Непобедимым неправильно.
— Ты все видишь, саин-хан, — проскрипел за спиной полководец через некоторое время. — Даже Кадан и Бури продолжают осаду крепости словно по указке Гуюк-хана, хотя они отменные стратеги и могли бы придумать что-либо поумнее наскока в лоб на стены, сложенные на века.
Джихангир ухмыльнулся краем губ, он понял, что старый лис подводит его к мысли о неиспользованных до сих пор возможностях Урянхая, еще одного его сына, темника, оставшегося пока не у дел. Первый сын Кокэчу был начальником тумена, бравшего крепость приступом. Но сейчас было достаточно видеть у стен Козелеска Кадана с Бури, потому что ставил перед собой другую цель, желая еще раз проверить способности последнего, правнука Священного Воителя, внука Чагатая и сына Мутугена, рожденного от его связи с кипчакской простолюдинкой. Он давал ему возможность проявить себя в воинском искусстве независимо от Гуюк-хана, чтобы тот сумел наконец обуздать дикую кровь и понять, что холодный расчет главнее неподконтрольных разуму эмоций.
— У Кадана и Бури еще не было времени раскрыться в полную силу, — ответил он после небольшой паузы, не отрываясь от изучения обстановки вокруг. — А Гуюк-хан терпит неудачи потому, что с самого начала назначал во главе сотен только своих людей, не считаясь с родовыми обычаями разных племен. Теперь же он вообще смешал племена под начало монгол в то время, как Великий Потрясатель Вселенной уважал завоеванные народы больше своих родов, поэтому под копыта его коней легла половина Вселенной.
— Это есть истина, записанная Священным Воителем в Ясе, великих сводах законов, оставленных им для нас — согласился старый полководец, он громко высморкался. — Ты хорошо изучил наставления своего деда, саин-хан, я сумел убедиться в этом, когда ты повернул войско от Новагорода обратно в степи.
— Я сделал так потому, что глубина, оставшаяся за нашей спиной, несла в себе смерть, — Батый понимал, что говорил уже об этом, но ему хотелось еще раз ощутить тепло от похвалы. Он вскинул подбородок и снова зорко осмотрелся вокруг, продолжая прикидывать что-то в уме. — Священный Воитель предупреждал нас, что погружаться в нее нужно постепенно, чтобы успеть к ней привыкнуть.
— И снова ты говоришь устами моего друга, а твоего деда, ушедшего в иной мир, — одобрительно захрипел Непобедимый. — Страна урусутув не улусы кипчаков, почти родственных степным племенам и способных только на неожиданные наскоки, она таит в себе такую же опасность, тягучую и непознаваемую, как их лес за нашей спиной, которая со временем может созреть и повернуться к Золотой Орде оскаленной мордой. Тогда никто не сможет сравниться с мощью отросших в ее пасти клыков, вот почему их нужно вырывать сейчас и с корнем.
Джихангир прищурил узкие глаза с пронзительным блеском в черных зрачках и указав пальцем на крепость перед собой, негромко сказал:
— Мы это сделаем, учитель, теперь без участия войск под началом Гуюк-хана, чтобы он никогда больше не кичился высокородством и высоким воинским искусством, до сих пор им не проявленным. У меня созрел план, который будет осуществлен туменами Кадана и Бури утром следующего дня. Тот, кто первым из них ворвется на улицы Козелеска, получит право обладания им в течении трех дней вместе со званием минган-богатура.
— Ты успел продумать план взятия крепости, не увидев ее саму? — вскинулся полководец, пораженный провидческим даром ученика. — И можешь его огласить?
— Я сделаю это сегодня же после заката солнца, когда царевичи соберутся на совет в моем шатре. А пока, учитель, мне нужно воплотить замысел в реальность еще в своей голове.
— Так поступал и Священный Воитель, — старик согласно кивнул грязным треухом. — Сначала мысленно представлял план захвата города, и только потом собирал военный совет, уточняя где надо уже продуманный им свой план за счет более четких предложений от простых темников и даже сотников.
Саин-хан согласно улыбнулся и не отрывая пристального взгляда от крепости перед собой приоткрыл свои намерения:
— Ночью мы переставим стенобитные машины к воротам, выводящим на степную дорогу, вслед за ними туда переместится и тумен Кадана. Возле главных ворот должны будут остаться только два окситанских камнемета, они продолжат разбивать их под защитой тумена Бури. Когда урусуты подумают, что направление главного удара мы перенесли на противоположную сторону крепости и кинутся защищать дальние ворота, наступит время этих темников показать нам искусство владения военными приемами.
Непобедимый, после единолично принятого саин-ханом решения о взятии Козелеска, не воздел руки вверх и не стал возносить ему хвалу, как сделали бы это другие царедворцы, он кинул мимолетный взгляд на ученика, пробурчав «да будет так», завернул саврасую кобылу назад и медленно проехал снова за кольцо из кешиктенов. Он понял, что джихангир отдает предпочтение Бури, этому незаконно рожденному чингизиду с кипчакской кровью в жилах, которого тоже выделял из остальных царевичей за сообразительность и быстроту мышления. Так-же за необузданность, часто приносящую вопреки здравому смыслу неплохие плоды. Но отцовские чувства затмевали необходимую в таких случаях рассудительность, выдвигая на первое место доблести второго сына Урянхая, которых у того было немало. Субудай успел обследовать подходы к городку, вынюхивая слабые места, не один раз прокрутил в уме варианты его взятия, выбирая лучшие с наименьшими потерями в живой силе, он мог сказать с уверенностью, где быстрее всего порвется оборона крепости, надежнее которой монголы еще не встречали.