Хоуп видела, что все неработающие люди были по отношению к работающим словно из другой страны. Отличались от работающих всем, кроме цвета кожи: одеждой, строением тел, своей повседневной жизнью, обычаями и праздниками. Лжеподруги как-то долго рассказывали друг другу и Хоуп про то, что работающие – все еще язычники, в отличие от них, неработающих, настоящих христиан, и верят в магию и приметы. Принцесса хохотала и пересказывала всякие Марусины суеверия. Например, работающая никогда не надевала юбку через ноги, потому что это приносило бесплодие. Лжеподруги снова вроде как стали подругами, сладко вместе смеялись, объединившись в этом разговоре про магические верования против неработающих. Хоуп даже не стала делать вид, что улыбается. Она думала, что, возможно, причина такого страшного разрыва между работающими и неработающими проста. Тут все всё забыли. Людей украли из какой-то другой земли и завезли во Вторую страну Хоуп работать на хозяев и обслуживать их. Так же, как украли из Африки народ Хоуп и привезли работающими в ее Первую страну. Или нет. Просто сами неработающие приехали сюда и заставили местных работать на них.
Лжеподруги возили Хоуп по хозяйским гостям. Как и прежде, во времена своей поэтической публичности, она оказывалась в самом центре внимания неработающих. Но теперь не нужно было даже стихов. Хоуп их сейчас не писала – смотрела иногда на свою полупустую книжку и пыталась понять, как ей начать вмещать в слова все увиденное и прочувствованное в этой долгой стране. Подруга принцессы всюду брала с собой мохнатую белую собачку, а Принцесса – Хоуп. Служащая видела, что даже сами лжеподруги мало интересуют хозяев. Каждый и каждая старались усесться с Хоуп рядом и говорить только с ней, хоть они не говорили по-английски вовсе и пытались говорить с ней по-французски и по-русски. На Принцессу глядели с удивленным уважением, присутствие рядом с ней Хоуп делало ее богаче и знатнее – настоящей принцессой. Хоуп понимала, что люди с ее кожей в ее Второй стране – роскошные предметы. И что она сама что-то вроде собаки редкой породы. И служащая понимала, что она – живая плата за проживание у Подруги принцессы, за ее дорогую и сложную четырехразовую еду и многочисленные чаепития, за услуги местных домашних работающих и за пользование лошадьми.
К Подруге принцессы часто стали приезжать гости-хозяева и очень расстраивались, если им не удавалось хоть чуть-чуть увидеть Хоуп. Принцессу принялись приглашать в гости разные хозяева в свои каменные дома в окрестных городах и вне городов. Она сделалась счастливой и помолодевшей. Перестала бить Марусю, которая все равно была в последнее время печальной и слишком тихой. Ее в те дни Принцесса и Хоуп почти не видели. Хоуп как-то застала ее горько, по-детски плачущей и попыталась утешить ее – говорить с ней на своем еще маленьком русском, но Маруся дернулась круглым телом и убежала в другую комнату. Хоуп хотела поговорить с Принцессой про работающую, но та не слушала. Она заказывала для себя и Хоуп новые платья. Подруга принцессы часто ездила по хозяйским домам с ними и пыталась всегда наглядно присоединиться к Хоуп и Принцессе – показать, что это у нее они живут и что она тоже имеет отношение к такому столичному устройству мира, в котором у хозяев служащие с темным цветом кожи.
Хоуп сильно уставала от неработающих и общения с ними. Снова задавали вопросы про ее отношение к еде, людям, нравам, климату России. Принцесса радостно тут выступала переводящей – она тоже вместе со служащей захватывала всеобщее внимание. Несколько раз ее спросили про африканские обычаи и климат. Она устало отвечала, что не знает Африки, что ее Первая страна не Африка, а Америка. Спрашивали и про Америку, но как-то осторожно. Одна неработающая спросила, правда ли Хоуп мерзнет меньше, потому что такая кожа, как у нее, толще. Неработающие дети просили потрогать руки Хоуп и ее волосы. Два раза неработающие приглашали ее перейти к ним на службу. Один хозяин прямо во время ужина за общим столом, не очень-то шепча, предложил ей стать его любовницей и показал ей свое кольцо с небольшим прозрачным камнем. Однажды Хоуп сказала Принцессе, что устала и не поедет. Из-за чего Принцессу растрясла страшная истерика, в которой она, не стесняясь своей лжеподруги и работающих, кричала, что продолжающийся шквал внимания к ней «через Хоуп» есть лучшее, что с ней когда-либо происходило. Хоуп сделалось сильно Принцессу жалко, и она пошла. Но позже оговорила с ней, что мелких выходов будет не более четырех в неделю, крупных – не более одного, домашних – не более двух.
Зима тянулась долго, как дорога в этой Дикой и холодной стране. Хоуп все время слушала рассказы о том, как люди из других стран страдают из-за местного климата и много болеют. Она не страдала. Все случившееся с ней в детстве, хорошее и плохое, подготовило ее к жизни здесь. К тому же у нее была теплая одежда, домашняя и уличная, а в доме Подруги принцессы в каждой комнате находилась печь. В комнате Хоуп – высокая зелено-красно-рыжая красавица. С зубчатой короной на голове, с прожилками балясин по бокам, с выпуклыми львами, цветами, ягодами, птицами с львиными телами, русалками и женщиной с очень длинными руками. Хоуп считала, что это самое красивое, что она видела в этом доме, да и во всех остальных хозяйских домах. Она обнимала иногда печь – не потому, что ей было холодно, а потому, что одиноко. Дикой она свою Вторую страну по-прежнему считала, впрочем, как и свою Первую. Как может быть не дикой страна, где есть работающие, которые подчиняются неработающим.
Хоуп пыталась понять, куда ей двигать дальше ее личную историю. К Принцессе и ее лжеподруге она уже привыкла. Во Второй стране Хоуп ожидала только работа предметом роскоши. В Первой стране ей приходилось быть только работающей. Принцесса не обращалась со служащей жестоко, и Хоуп жила у нее почти как хозяйка. Невозможно было предугадать, как с ней собираются обращаться другие неработающие, если она согласится служить кому-то другому. Зима, пока Хоуп служила Принцессе, все же померла, сменилась на повсеместную темную жижу. Колеса, ноги, копыта, лапы тонули в грязи. Работающие и звери ходили по ней, неработающие велели работающим стелить перед ними доски или носить их на руках. Потом наконец установилось солнце и все подсушило. Деревья начали выдавать зелень.
В одно из докофейных утр Хоуп услышала, как Принцесса шипит на Марусю и лупит ее. Этого давно не случалось. Когда служащая шагнула в комнату, работающая уже пробежала мимо в слезах и с красными щеками. Принцесса была сама краснощека от злости и чего-то странного другого. Хоуп подумала и поняла, что это стыд. Принцесса сказала Хоуп, что они загостились и что скоро они поедут наконец домой, на Принцессову землю, в Принцессин дом, к Принцессовым работающим. И объявила, что решила выдать Марусю замуж за своего Работающего с печами. Хоуп спросила, хочет ли Маруся замуж за этого Работающего с печами. Принцесса пошла пить кофе.
В один из приемов служащую все так же облепили неработающие. Задавали те же вопросы про Россию, еду, русских людей, климат. Принцесса говорила, что новые и новые неработающие приезжали из соседних городов и территорий, чтобы «увидеть их». Это означало – увидеть Хоуп. На одинаковые вопросы та отвечала, как привыкла, и уже почти всегда по-русски. Потом ее спрашивали про Африку. Хоуп снова отвечала терпеливо, что не знает Африки. Знает только то, что ее народ изначально оттуда и что ее дедушку с бабушкой украли оттуда. Вдруг одна молодая неработающая спросила у Хоуп о том, как живут работающие в ее Первой стране. И Хоуп неожиданно для себя подробно, спокойно, заменяя иногда русские слова, которые не знала, на английские, рассказала – про сахарный лес, про хозяев, про Очень сильных, Сильных средне и Слабых работающих, про надзирающих, про разлучение родителей и детей, про порку и другие наказания. Какой-то молодой Хозяин в очках громко и как-то гордо сказал, что в России с работающими происходит то же самое. И устройство того государства очень похоже держится на насилии и издевательстве над работающими. С ним стали спорить неработающие мужчины и некоторые женщины. Другие женщины звали играть за стол. Хозяйка дома пыталась объявить чай. Неработающему в очках говорили, что совсем и не похоже их обращение с работающими на американское, что там это сплошное безденежное использование, а тут – неработающие для работающих как родители, как семья. Работающим можно иметь свой дом, зверей, землицу и даже зарабатывать деньги. А в Америке – в Америке нет. И давно известно, что Главный русский хозяин подписал указ о запрете продажи работающих и разлучении семей. Неработающий в очках закричал, что никто его не соблюдает и люди продаются на рынках. Наконец вступила Хозяйка дома, у которой остывал чай, и напомнила про тот указ Главного русского хозяина, по которому Хоуп и такие, как она, получили свободу на русской земле. Неработающий в очках закричал, что это лицемерие – освобождать чужих работающих, но держать своих. Слова «лицемерие» по отношению к Главному русскому хозяину все испугались и начали собираться пить чай. Но все же посмотрели на Хоуп – понять, что она думает. Она только сказала, что нет ничего важнее и лучше в жизни, чем быть свободной. Хозяева отправились пить чай. Неработающий в очках тоже.
Когда они вернулись, Принцесса нашла в своей комнате повесившуюся Марусю. Это была не только Принцессина, но и Марусина комната. Марусю сняли домашние работающие. Подруга принцессы была очень недовольна, что в ее доме вешаются работающие. Принцесса злилась. Хоуп плакала. Она несколько раз пыталась говорить с Марусей, но та все так же боялась ее. Плохо пыталась – злилась на себя Хоуп. Она решила, что, возможно, та повесилась от одиночества и тоски. Принцесса слишком была занята публичной жизнью Хоуп. Большое белое тело Маруси сложили в гроб. Никаких религиозных обрядов не проводили из-за того, что работающая сама забрала свою жизнь. Гроб сложили в доме для лошадей. Работающий забыл гвозди и ушел за ними. Хоуп стояла над гробом и пела над Марусей песню, ту, которую пел