Хоуп подобрала белую кожу Домны с лавки. Тоже села, влезла в один белесый чулок, во второй. Натянула кожу на бедра, на живот, на грудь. Приладила светло-рыжеватые соски к самым выпирающим местам молочных желез. Расправила кожу в своем междуножье. Домна, видя это, опустила голову и посмотрела себе между ног. Черный кудрявый треугольник сместился влево – Домна установила его прямо и поправила кожу и складки в своей середине. Хоуп натянула уже кожу на плечи, на руки и надевала на бескожную голову свое новое лицо и скальп с длинной светло-русой косой. Хоуп поднесла светлую кожу с отверстиями для глаз, ноздрей и рта к жилистому своему розовомясому лицу, установила ее, зафиксировала на глазах, поморгала, расправила аккуратно в ноздрях и вокруг ноздрей, подвигала носом, пригладила слабо-алые губы и вокруг рта. Улыбнулась ими. Место разрыва на спине белой теперь Хоуп было похоже на цветок с острыми лепестками. Домна приладила их по одному к спине Хоуп своими карими пальцами. Кожа не сразу, но пристала к спине, подзатянулась в свежий, опять же похожий на цветок рубец. Хоуп посмотрела на свои руки, потом на себя в редкость-зеркало. Она была как Домна, но не совсем. Ее нос был чуть шире, глаза больше и темно-коричневые.
Через одну только кожу Хоуп почувствовала почти все Домнины синяки, царапины и грязь. Ощутила все, что с той происходило, пока она была на цепи и в железном обруче. Хоуп чувствовала себя странно в новой коже. В голову приползла первая строчка, хорошая первая строчка, но было не до этого. Домна тронула ее за плечо и посмотрела в свое бывшее лицо. Она поняла, что Хоуп тяжело в ее коже. Хоуп улыбнулась ей.
Они переместились в дом Анюты. Она все почти умывальные предметы, гребни, деревянные тазы, Домнину одежду и обувь перенесла еще в первые дни деревенских перемен. Нагрели воды, помогли друг другу помыться. Хоуп в коже Домны мылась первой, смывая со своей новой кожи хозяйскую мерзость. Домна в коже Хоуп оделась в белье, рубашку, чулки, платье, ботинки Хоуп. Хоуп в коже Домны надела обратно свой крест и пояс с деньгами и впервые примерила работающий, но красивый наряд Домны: чистую льняную рубашку с вышивкой зверей на вороте и руках и хлопковый сарафан в алый цветок, льняные же чулки без пяток и вполне хозяйские ботинки. Домна переплела косу Хоуп, а Хоуп рассказала, как справляться с новыми волосами Домны и как ухаживать за ними. Из сундука они достали пару десятков мешочков и кошельков, каждый с одним или с двумя ключами. На кого-то из Совсем непринявших не хватило железных обручей, и они сидели просто на цепи. Хозяйский Полуработающий долго искал работающего с металлом в соседних деревнях для того, чтобы заковать женщин, многие работающие отказывались, один все же согласился, повысив цену в четыре раза.
Хоуп в коже Домны рассказала Домне в коже Хоуп, что Хозяин будет рад видеть Хоуп, ему понравилась ее кожа. Домна в коже Хоуп нашла в разгромленной кузнице Мужа недоделанный нож, состоящий из одного лезвия, обмотала его верх тряпкой. Хоуп в коже Домны, видя сильную ненависть в ее глазах, попросила ее не трогать Хозяйку, которая гостит в доме, а дать ей и ее двум работающим уехать. Хоуп в коже Домны отправилась освобождать Совсем непринявших от железных обручей и цепей, собрав все ключи от их замков. Домна в коже Хоуп пошла в хозяйский дом.
Луна торчала высоко теперь и освещала дорогу. Когда Домна в последний раз уходила по ней наоборот, в сторону деревни, то была окровавленная, теряющая плод. Она потрогала тряпочную ручку ножа в кармане платья. Добралась быстро. Дом удивил Домну в коже Хоуп количеством новых дорогих и бессмысленных предметов. Проходя по гостиной, она вспомнила сидящую в кресле с беременным животом и длинной светлой плетенкой Хозяйку. Домна в коже Хоуп попыталась вспомнить, где эта коса, которую она хранила после смерти неработающей. Вспомнила, что сожгла ее вместе с Ниной. Хозяин спал в той же комнате, что и прежде. Только она была дороже и золотистее обставлена теперь. Хозяин спал в кровати перед открытым окном. А рядом с ним сидела работающая, отгоняла от него комарих тонкой веточкой и зажигала новые свечи, когда догорали старые. Домна в коже Хоуп помнила ее со времен Хозяйки. Принявшая раздраженно поглядела на Домну в коже Хоуп, ведь она могла разбудить Хозяина. Домна в коже Хоуп рукой показала Принявшей на дверь. Та поглядела на нее зло, что-то проговорила тихо и вышла. Домна в коже Хоуп заперла дверь. Села на край кровати, достала нож и стала гладить своей коричневой рукой живот Хозяина. Тот проснулся и обрадованно сказал, что так и знал, что она передумает и придет. Он подтянул ее к себе за талию, потянулся целовать ее в губы. Она вытерпела. К тому же он ласково ее поцеловал, он не целовал никогда раньше, не целовал, когда ее насиловал. Домне вдруг стало от этого обидно. И тут же стыдно за это свое чувство. Она решила не тянуть дальше – сняла со стоящей рядом мебели золотую подставку со свечами и поднесла ее к своим глазам. Лицо Хозяина сразу постарело, вытянулось морщинами удивления, потом ужаса. Он узнал ее. Домна в коже Хоуп всадила нож в живот Хозяина. Он всхлипнул, как ребенок, и, пытаясь ударить Домну в коже Хоуп рукой, задел золотистую подставку. Она упала на узорчатую шерстяную напольную ткань, та загорелась. Огонь быстро двинулся дальше и принялся жевать мебель. Домна в коже Хоуп вытащила нож из Хозяина. Он был еще жив. Она всадила нож в него заново. В этот раз неработающий не издал ни звука. Домна в коже Хоуп достала нож, вытерла его о напольную ткань, положила в карман, вышла из комнаты и стала стучаться в двери, крича спокойно, что в доме пожар.
Хоуп в коже Домны ходила по деревенским домам. В тех, которые были не закрыты, сидели, лежали Совсем непринявшие на цепях и часто в железных обручах. Иногда рядом с ними сидели дети. Хоуп приходилось каждый раз подбирать пару ключей к конкретной Совсем непринявшей. Некоторые, избитые и изнасилованные, находились в бреду, некоторые узнавали в ней жену Работающего с металлом, некоторые сидели без движения и глядели на нее без души, прямо как Домна, когда Хоуп только нашла ее. Иная узнавала «свой» мешок или кошелек с ключами и подсказывала Хоуп в коже Домны, а после освобождения шеи и ноги радовалась и благодарила. Другие оставалась сидеть и глядеть равнодушно. Четверо женщин просто растянулись на полу без железного обруча в нормальной позе для сна, которого им не хватало. Две другие даже кричали, просили не снимать с них цепь и обруч, так как Хозяин рассердится. Хоуп в коже Домны очень удивлялась, все равно освобождала их, оставляла ключи и говорила, что они могут сами себя обратно посадить на цепь, если хотят. Ее спрашивали, чего она так странно говорит, не чисто, – Хоуп в коже Домны ничего не отвечала и шла дальше. За Совсем непринявшими и их детьми приглядывали женщины, живущие по соседству. Носили им еду, питье, меняли ведро. Кто-то из них были Принявшие, кто-то – Полупринявшие, но все они, если заставали Хоуп в коже Домны за освобождением пленниц, превращались в Полунепринявших или даже в Совсем непринявших. Все же Хозяин продал другим неработающим, или в армию, или в ссылку их мужей, сыновей и отцов. Многие приглядывающие подсказывали Хоуп в коже Домны, в каком именно мешке набор ключей от «их» Совсем непринявшей. Правда, многие же приговаривали одновременно, что, может, не надо, так как Хозяин разозлится и всех накажет. Хоуп в коже Домны удивлялась снова и снова. В деревне и доме почти не осталось работающих, полуработающих и неработающих мужского пола. За неработающими женщинами в деревне не надзирали надзирающие с оружием. Приглядывающие могли сами освободить Совсем непринявших и сбежать, например, от насилия Хозяина. Но они этого не сделали. Вокруг деревни и неработающего дома будто висел морок, который обессиливал души работающих. И, может, и над всей ее Второй страной.
Пламя хозяйского дома увидели в деревне. Некоторые неработающие женщины зашагали или побежали туда. Некоторые освобожденные Совсем непринявшие тоже. Многие с детьми на руках и за руку. У Хоуп в коже Домны закончились ключи, и она тоже отправилась к неработающему дому. По дороге одна из приглядывающих за Совсем непринявшей рассказала, что к ней приходила Анюта, мычала что-то про кожу, царапала свои руки и лицо; вырвалась, когда приглядывающая попыталась ее уложить отдыхать, и убежала. Хозяйский дом горел со всем своим содержимым, свежекупленным и прежним, помнящим еще Хозяйку Домны и ее неработающих предков. Домна в коже Хоуп болезненно счастливо и спокойно глядела на огонь. Неподалеку стояли домашние работающие женщины в рубахах, молодой неработающий – он и некоторые плакали. В деревянной постройке от страха выли дорогие собаки. На другие каменные и деревянные строения огонь не перешел.
Принцесса в накинутом на ночной наряд пропахшем потом пальто Управляющего лошадьми спросила по-английски с диалектом Домну в коже Хоуп, что случилось. Домна в коже Хоуп не знала английского, она не ответила. Принцесса спросила еще раз и еще раз, начиная покрикивать. Но Домна в коже Хоуп все не отвечала и даже не смотрела на неработающую. Принцесса спросила по-русски. Домна в коже Хоуп посмотрела на нее голубыми глазами и на родном русском ответила, что Хозяин жег свечи ночью и пострадал от этого. Принцесса спросила у Домны в коже Хоуп, где Хоуп. Домна в коже Хоуп посоветовала Принцессе отсюда уезжать подальше, куда ехала. И забыть, что она тут вообще побывала. Появилась измазанная в копоти Полунепринявшая с рыжей косой и сказала, растирая слезы по лицу, что Настасья сгорела вместе с Хозяином. Домна в коже Хоуп знала, что Настасья – это Совсем принявшая, которая отгоняла от Хозяина комарих. Рыжеволосая повторяла, что уговаривала ту не возвращаться в дом, а она все равно пошла спасать Хозяина. Молодая Полупринявшая сказала, что хоть Настасья была уже старая (больше чем сорокалетняя), но успела забеременеть от Хозяина. Работающие заплакали сильнее. К ним подходили деревенские работающие. Принцесса села в коробку на колесах, у которой ее ждали невыспавшиеся управляющие лошадьми, и уехала. Хоуп в коже Домны проводила темно-карими своими глазами миновавшую коробку на колесах, работающих, лошадей, с которыми так много проехала по своей Второй стране. Хоуп в коже Домны заметила желтовосую, всклокоченную голову Принцессы и очень обрадовалась, что та осталась жива. Когда Хоуп в коже Домны подошла к хозяйскому дому, тот уже догорал. Работающие все смотрели на него. Некоторые Совсем непринявшие, освобожденные от цепей, глядели на пожар жадно. Хоуп в коже Домны подошла к Домне в коже Хоуп. Женщины посмотрели друг на друга, повернулись одновременно к дому спинами, к работающим лицами. Здесь были все домашние работающие и почти все работающие из деревни, кроме самых старых и тех, кто остался спать. Среди людей набухала паника, и Домна, и Хоуп чувствовали, что люди боялись того, что будет дальше. Домна в коже Хоуп на родном русском сказала, что им всем нужно брать детей и бежать, пока есть возможность. На самый Север. Что скоро вернется хозяйский Полуработающий и захочет сам истязать их. А потом приедут надзирающие от государства и продадут их через открытую торговлю, ударяя молотком о деревянную тумбу. И их будут истязать уже новые хозяева. Одна из работающих, Совсем непринявших, освобожденных Хоуп в коже Домны, спросила громко, чего-то эта черная тут командует и ведет себя как хозяйка с ними. Некоторые работающие покивали, поддержали ее возгласами. Рыжая Полунепринявшая сказала, что они не бросят родного пространства. Работающие женщины тоже согласились. Тогда Хоуп в коже Домны сказала по-русски с сильной примесью, что они должны прислушаться, что их все равно распродадут, как животных, и отправят далеко отсюда, и, скорее всего, разлучат с детьми. Хоуп в коже Домны добавила, что они – и поглядела на Домну в своей бывшей коже – готовы отвести всех людей в свободное пространство, где нет хозяев. Одна из немолодых работающих сказала, что так не бывает, и что это лож